Триптих - Макс Фриш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прокурор. Очень.
Молчание.
Я не хотел бы вам мешать…
Мать. Вы снизу, из города?
Прокурор. Вообще это не в моих правилах…
Инга. Не хотите ли есть, господин?
Мать. У нас, правда, только суп.
Инга. Гороховый.
Мать. Принеси тарелку.
Инга выходит.
Отец. Да…
Мать. Зимой, когда дороги заносит снегом, здесь легко заблудиться. Если вам в деревню, то нужно все время держаться ручья. Сейчас он замерз и на тот берег переходите в любом месте — мост вам не понадобится.
Молчание.
Только я не знаю, нужно ли вам в деревню.
Молчание.
Сюда обычно никто не заглядывает.
Прокурор молчит.
Отец. У нас нечего взять, она хочет сказать. Избушка без света, сани да лошадь, ведь вы меня видели, дрова — это все, что здесь стоит, если угодно знать, да девятнадцать кур — вот и все, к тому же лошадь никуда не годится.
Прокурор. Что вы этим хотите сказать?
Мать. Бедные мы, он хочет сказать.
Отец. А то приходил тут раз один…
Мать. Перестань!
Отец ест суп.
Потерпите немного, господин. Она должна еще вымыть тарелку, мы никогда не пользуемся четвертой.
Прокурор. Я рад, что могу согреться.
Отец. Раз приходил тут один, да, двадцать один год назад, убил мою мать и отца. И не взял ни кроны. Сумасшедший какой-то. Убил их топором, когда я был в лесу. Так его и не нашли.
Мать. Зачем ты вспоминаешь об этом?
Отец. В наших местах такое бывает не часто.
Прокурор. Вам нечего бояться.
Отец. Я не боюсь.
Прокурор. Хотел бы я то же самое сказать о себе.
Возвращается Инга с вымытой тарелкой.
Мне крайне неловко, что я так вот явился, но действительно очень хочется есть.
Мать. Хлеба на всех хватит.
Прокурор. Вообще это не в моих правилах…
Ему дают хлеб.
Спасибо.
Перед ним ставят тарелку с супом.
Спасибо.
Молчание.
Отец. Как запрягу лошадь, так и ты выходи. Понятно? Один я со всем не управлюсь.
Инга. Я?
Отец. Вязать вязанки могут и женщины.
Прокурор. Может я могу вам помочь?
Мать. Ешьте лучше суп, пока не остыл.
Прокурор. Но потом.
Отец. Я не к тому говорил.
Прокурор. Почему бы и нет?
Отец выходит.
Мать. Слышала? Не заставляй его ждать. Как только запряжет лошадь, так и выходи. Он и так весь день бранится. Да не забудь о курах! (Выходит.)
Прокурор. Что-то это мне напоминает, никак не вспомню.
Инга. Что?
Прокурор. Гороховый суп…
Инга. Я рада, что вы пришли.
Прокурор. Я? Почему же?
Инга. Прежде чем я состарилась и умерла.
Прокурор. Ты?
Инга. Возьмите меня отсюда!
Прокурор. Почему?
Инга. Разве вы не видите?
Прокурор. Да…
Инга. Здесь смертельная скука. Всегда. Просидите хоть десять лет на нашей кухне, ничего не изменится, за полчаса вы все и узнаете.
Прокурор. Понимаю…
Инга. Вы действительно возьмете меня отсюда?
Прокурор ест суп.
Меня зовут Инга.
Прокурор. Инга?
Инга. Почему вы так на меня смотрите?
Прокурор. Вспоминаю. У меня давно было это чувство. Всегда. Такое чувство, будто меня где-то ждут. И всегда не там, где я нахожусь. И вот теперь я чувствую, что мне нужно что-то сделать.
Инга. Что же?
Прокурор. Не знаю.
Инга наклоняется к печке.
Раньше мне казалось, я знаю, что надо делать, но я ошибался. Я умел лишь выполнять свой долг и все-таки иногда не мог отделаться от чувства, что я не выполняю его, — это чувство никогда меня не оставляло. Никогда.
Инга. Хотите еще супа?
Прокурор. Как тебя зовут?
Инга. Инга.
Прокурор. Если б я только знал, кто я такой.
Инга. Вы не знаете этого?
Прокурор. Все это уже когда-то было со мной: как ты стоишь сейчас у печки. Именно так. Твои волосы в красном свете и твой сияющий взгляд. Именно такой. Сияющий.
Инга подкладывает дрова в печку.
Я так испугался, когда увидел старика угольщика. Вчера. Не топора, понимаешь, и не собак. Я боюсь людей. Тебя меньше всех: ты не спрашиваешь, кто я. Это замечательно. Ты не думай, что я влюблен, раз ты молода и красива…
Инга. Да я совсем не такая.
Прокурор…словно фея.
Инга. Говорите еще!
Прокурор. Это все, что я могу вспомнить: у меня дела, много работы и вдруг — я стою в лесу, с папкой под мышкой, в каком-то незнакомом месте. И у меня много времени. Все, что было за мной, вдруг пропало, впереди — лес, вокруг снег и ничего больше, один снег, заметающий следы, и кругом деревья, сплошные сосны, ничего, кроме сосен, кроме красных стволов. И только звонкие удары топора.
Инга встает.
Тебя зовут Хильда?
Инга. Инга.
Прокурор. Откуда я тебя знаю?
Инга. Говорите еще!
Прокурор. Мне нечего больше сказать…
Инга садится к его ногам.
Прокурор. В глубине, на самом дне воспоминаний, всего два-три лица, повторяющихся снова и снова. Как ни ломай голову, других нет и нет. И постоянно одно лицо, похожее на твое. И неизменно другое — похожее на жандарма, которому непременно нужно знать, куда ты идешь и зачем. Всюду железные прутья…
Инга. Что всюду?
Прокурор. Прутья, решетки, ограды — прутья… (Встает и смотрит в маленькое окно.) Словно деревья в лесу, которые хочется срубить, если есть топор.
Инга. Говорите еще, я слушаю…
Прокурор. Когда-то я был капитаном. О да. Плавал в открытом море. На моем корабле было три мачты, мостик напоминал орлиный клюв, я бы и теперь мог его нарисовать. Мы объездили весь мир. Вдоль и поперек… Без маршрута и цели. Мы ели рыбу, ее было много везде, и плоды с берега, иногда ходили на охоту и, запасшись всем необходимым, плыли дальше. Да, а потом…
Инга. А что потом?
Прокурор. Потом он вдруг стал игрушкой, мой корабль с трем мачтами, игрушкой, которую можно взять в руки и поставить на шкаф, — мой корабль, на котором я был капитаном.
Инга. Ужасно.
Прокурор. Да. (Смеется.) И горничная каждый день вытирала его тряпкой.
Возвращается отец.
Отец. Сани готовы.
Инга встает.
А вот топор, если у господина есть желание, работы всем хватит.
Прокурор. Спасибо.
Отец. Меня зовут Йенс. А вас?
Прокурор. Меня…
Инга. Граф Эдерланд!
Отец. Граф…
Прокурор смеется.
Граф Эдерланд?
Инга. Да! Да!
Прокурор. Что это вы дрожите… Вас трясет…
Отец с немым криком отступает от него, словно от привидения, прокурор стоит, наблюдая за происходящим, а затем понимает, в чем дело: в
