Сумрак в конце туннеля (сборник) - Андрей Гребенщиков

   Сталкеры выглядели внушительно: высокие и подтянутые, облаченные в полевую военную форму, разгрузочные жилеты с торчащими обоймами и ножами, на ногах тяжелые армейские «берцы», автоматы за спиной. Конечно, подобные предметы были и у отряда внутренней безопасности станции, однако у пришедших оружие выглядело… солиднее, что ли? Правильнее… да, наве рное, так: сталкеры имели право носить его, в их руках оно вызывало уважение, а не страх. Но поразило меня другое: явственно чувствовалась какая-то незримая сила, бурлящая энергия жизни. Эти парни так разительно отличались от всех тех, кто проживал на Достоевской…

   А дальше, дальше я поймал взгляд одного из вояк, молодого, не старше двадцати лет, белобрысого, курносого паренька, на котором, в отличие от остальных, вместо разгруза был черный бронежилет, да и одежда темно-серая. А еще глаза… голубые и добрые… очень добрые. Удивительно: увидев меня, он не нахмурился и не отвернулся, а просто… просто улыбнулся в ответ. И это было так неожиданно, какое-то новое светлое чувство возникло в душе, согревая меня изнутри, и на сердце стало чуточку легче, и настроение немножко улучшилось…

   Удар локтем в бок.

   – Игнат, чего лыбишься, как идиот? Чего вообще ты тут забыл? Иди на полях паши, вроде ж тебя туда распорядились назначить. Так, а остальным тоже делать нечего, что ли?! Хотя стой-ка, гостей проводишь, раз уж здесь. Грибы-то никуда не убегут.

   – Эмм, я… ну вы же знаете… – но никто уже меня и не слушал – начальник станции с ротой безопасности начали разгонять зевак. Народ потихоньку рассасывался, оставляя меня наедине с пришельцами. Вскоре кроме нас никого и не осталось.

   – Парень, ты чего столбом встал? – чуть насмешливо, но как-то совсем беззлобно, окликнул меня тот самый сталкер, все с той же, простой и радушной, ухмылкой. – Тебя звать-то как?

   – Игнатом…

   – Вот, а меня Владом, кликуха – Светлый, будем знакомы. Смотрю, ты парень не разговорчивый. Общаться много не привык? Эт не беда, растормошим тебя потихоньку. Ребята мы неплохие, не обидим, ты, главное, не робей. Что, покажешь станцию бравым солдатам? Мы внакладе не останемся.

   Его добродушное лицо так меня поразило… Но как же, ведь всем на меня наплевать , абсолютно точно! Или все-таки… одна-единственная улыбка…

   – Да, да… конечно, пойдемте. А что бы вы хотели увидеть? У нас вроде ничего примечательного и нет, – несмело промямлил я, выдвигаясь в путь.

   – Ты не парься, показывай все, рассказывай, как живется. Да вон, хотя бы, как вы того хмыря, что со стенки зыркает, терпите и не замазали до сих пор?

   Видимо «хмырь» никого не оставил равнодушным, в этом мнение сталкеров совпадало:

   – Нехороший у него взгляд, ей-богу, тяжелый какой-то, мрачный.

   – И вся станция такая. Да что там, чуть ли не вся линия. Правильно говорю, парни?

   – Не зря коммуняки в свое время прозвали переход от Сретенской через Трубную и до вас Дорогой теней, – выдал еще один из этой странной компании.

   Как в холодную воду опустили, я аж поежился.

   – Правда, было это еще до твоего рождения, да и Влад вон, тогда пешком еще под стол ходил… Силуэты эти на стенах… Серая у вас ветка какая-то, темная. Понятно оно конечно, – продолжил сталкер свою мысль, – станции бедные, освещение аварийное, да и то еле-еле горит, небось, и факелы с кострами зажигаете… Эй, ты чего белый как мел? Я что-то не то ляпнул?

   – Да тебя любой испугается. В зеркало-то на себя давно глядел? Понимаю, давненько, зеркала нынче редкость, и никто на твою рожу их переводить не станет, любое ведь вмиг треснет, – поддел своего напарника Светлый.

   Я уж думал, сейчас ему по морде двинут, но тот лишь расхохотался.

   – Горыныч это. Мужик грубый, но порядочный: слабых не обижает, друзей в беде не бросает. Ты не смотри, что в шрамах весь, да в ожогах. Тяжко ему на поверхности приходится.

   Наружность этого человека и вправду была весьма… эм… непривычной. Мало того, что на лице живого места нет, так еще и вымахал с целую гору. Метра под два ростом, к то му же весьма широкий в плечах, сталкер, казалось, мог одной рукой свернуть мне шею. Как на такого одежку только сыскали, ума не приложу, да и прокормить его дело не легкое…

   – Да я и не боюсь вовсе. А тот, кого вы хмырем обозвали, между прочим, сам Достоевский! Станцию нашу в честь него назвали! Великим писателем был до Катаклизма, гордостью нашего народа! – И я смущенно добавил: – По крайней мере, мне так дядька рассказывал.

   Дойдя до конца основного зала, я вновь посмотрел на девушку-ангела и отчего-то с благодарностью чуть дольше задержал свой взгляд на путнике в черном.

   – Правильно, парень, не давай своих в обиду! – засмеялся Влад, а потом и все остальные, в том числе и я.

   Затем прошлись до эскалаторов и поднялись в вестибюль станции. Жители удивленно наблюдали за нами. Мы разговаривали обо всем подряд. Я рассказывал им об устройстве нашего закутка, с удивлением слушая о жизни в остальном метро. Т ак и шли, пока не уткнулись в гермоворота и блокпост перед ними.

   – Вот, вроде, и все, – выдохнул я с толикой сожаления. – Всю станцию вам показал, кроме грибницы. Но туда сейчас нельзя, только с разрешения начальства, а оно боится утечки. Не хватало еще, чтобы споры по всему метро разнесли. Некоторые виды грибов только у нас ведь есть, тем и живем.

   – А что за гермодверьми? Это бы нам тоже знать не помешало, – спросил один из вояк.

   – Да что там может быть? Переход подземный в коридор. Раз в неделю отправляют туда отряд на сбор дров. Особо не углубляются, собирают рядом с воротами. Не знаю, как раньше было, но после Катастрофы деревья пустили корни прямо в проход – их и рубят. На телегах сюда завозят, складывают в поленницу и подсушивают пару дней. Неплохо горят. Поначалу, вроде бы, были несчастные случаи и нападения мутантов, но я этого не застал. Теперь вот научились: выходят только в определенное время, когда ночь на поверхности. Все твари, обосновавшиеся в переходе или пережидающие там палящее солнце, сваливают на охоту.

   – Ясно. Эх, узнать бы побольше!

   Мне не хотелось прощаться с этими людьми, хотя бы еще немного побыть среди них, погреться в тепле их дружбы…

   – А пойдемте к моему опекуну! Он как раз владеет местным баром, если вы меня слушали, конечно… Вы же собирались отдохнуть после дороги? Заодно и спросите, чего хотите, дядька-то, он много всего знает, – ухватился я за спасительную соломинку.

   – А парень дело говорит! – громыхнул Горыныч. – Айда, выпьем!

   – Да, наш человек! – весело добавил Влад и похлопал меня по плечу.

   «Наш человек». Эти слова, отразившись миллиарды раз в голове, разлились удивительным чувством по всему телу, разжигая в душе веселый огонек еще не вошедшей в силу, несмело пробивающейся из глубин существа надежды, которая, однако, уже заставляла сердце биться чаще…

  * * *

  – Я смотрю, ты гостей привел. Это хорошо… это правильно! Клиентов у меня нынче не много, а патроны, их ведь надо откуда-то брать. Неужто коммерческая жилка в тебе проснулась? – довольно встретил нас Михалыч. – Ну, проходите, дорогие, рассаживайтесь, сейчас быстренько накормим, напоим да и спать уложим. Вас кстати ко мне прикомандировали, так что жить покамест вместе будем. Дополнительные палатки руководство выделило уже… А вы здесь надолго ль, хлопцы?

   – Ох, отец, и сами не знаем еще толком, – задумчиво произнес Влад. – Вот вы нам за обедом и расскажите. Держите, тут овощи всякие, небось, у торгашей-то накупить еще не успели? – уже задорно добавил он.

   – Щедрые ребята, это славно, это верно. Недурственный пай, – снова заладил свое Михалыч. – Оставайтесь подольше, погостите, глядите, какой мой малец довольный? Я его сроду таким счастливым не видывал.

   Всегда опекун так: как только гости, вся мрачность куда-то испаря ется. Только захаживают к нам не часто. А может, действительно, его моя улыбка так обрадовала?

   – Дядька, прекрати! Чего перед людьми меня позоришь?! – обиженно пробубнил я.

   – Кстати, нет на полях ничего… зато в респираторе твоем дыра есть, небольшая совсем, но все же за вещами следить тщательнеме надобно… – уже серьезней прибавил Петр Михайлович. – Эй ты, здоровый! Пошли, с готовкой мне поможешь, за троих, небось, ешь-то? – обратился он к Горынычу. Даже схватил того за руку и потянул, пытаясь сдвинуть с места. Это так забавно смотрелось, что все дружно расхохотались.