Извинюсь. Не расстреляют (сборник) - Виктория Токарева

– Ты зачем его пускала? – спросил капитан, имея в виду Хмельницкого.

– Мы собак кормим. А это все же человек.

– Эх, Поросенкова… Все у тебя не как у всех.

– Меня посадят? – испугалась Вика.

– За что?

– Ну, не знаю…

– Ты добрая… За это не сажают. А надо бы…

Директор Доценко сидел в кабинете, принимал телефонные звонки из Астрахани и Краснодара. Все заказывали фирменных селекционных цыплят, но никто не хотел платить деньгами. Астрахань предлагала рыбу, Краснодар – вино. Однако зарплату платить было нечем. Придется выдавать птичницам рыбу и вино. Закуска и выпивка. Этого мало, но все же лучше, чем ничего. Страна пребывала в экономическом упадке. Приходилось выкручиваться и изворачиваться.

Доценко – русский человек, не немец какой-нибудь. Он виртуозно выкручивался и изворачивался. В данную минуту времени – орал в телефонную трубку, преодолевая голосом пространство и прижимистость партнера.

– Подкинь коньячный спирт! – орал Доценко. – Ну что такое марочный кагор? Церковный сироп…

Заглянула секретарша и сказала:

– Юрий Васильевич, к вам товарищ Владимир Петров.

– А кто это такой?

– С телевидения. Он сказал: пять минут. У него больше нет времени.

– У него нет времени, а у меня его навалом…

Директор не хотел никакой огласки. Но и ссориться с телевидением он тоже не хотел.

– Зови, – разрешил директор.

Вошел Владимир Петров. На нем было длинное пальто с длинным шарфом. Длинные волосы вдоль лица. От него пахло нездешней жизнью.

«Сейчас спросит про коттедж», – подумал директор. Но Владимир спросил:

– Простите, у вас работает Виктория Поросенкова?

– А что? – насторожился директор.

– Ничего. Просто мне надо с ней поговорить.

– Зоя! – гаркнул директор.

Вошла секретарша с официальным лицом.

– Проводи товарища в наш роддом.

Вика стояла в белом халате и белой шапочке. Смачивала яйца водой – так надо было по технологии. В электронесушках создавались условия, близкие к естественным.

Вика стояла и думала о Владимире, и в этот момент он вошел в белом халате и белой шапочке. Вике показалось, что она сошла с ума по-настоящему. Начались зрительные галлюцинации. Но галлюцинация подошла и поздоровалась голосом Владимира Петрова. Потом спросила:

– Сколько вы здесь получаете?

Вопрос был не американский. В Америке неприлично задавать такие вопросы. Однако мы не в Америке, а на куриной фабрике.

– Нисколько, – ответила Вика.

– Это как? – не понял Владимир.

– Нам шесть месяцев не платили. Обещают заплатить.

– А как же вы живете?

– Нам выдают кур. Яйца. Растительное масло по бартеру.

– И это все?

– А у других еще хуже. На мебельной фабрике фанерой расплачиваются. А куда ее, фанеру?

Помолчали.

Было похоже, что Владимир спустился со своих высот на землю. Их телевизионный канал принадлежал частному лицу. Это лицо было хоть и неприятное, но не бедное. Расплачивалось твердой валютой.

– Да… – проговорил Владимир. – У меня к вам предложение.

Вика напряглась.

– Я ищу человека для моей дочери.

– Няньку? – догадалась Вика.

– Человека, – уточнил Владимир. – Нянек сколько угодно. Я буду платить вам пятьсот долларов. Пятнадцать тысяч рублей.

– В год? – не поняла Вика.

– В месяц.

– А почему так много?

– Это не много. Дело в том, что моя дочь Лиза больна. У нее тяжелое психическое заболевание.

До Вики дошел смысл слов «в каждой избушке свои погремушки». В доме – трагедия. Больной ребенок. У Владимира – тяжкий крест. Бедный Владимир… Бедная Лиза…

– А сколько ей лет? – спросила Вика.

– Девять.

Вика догадалась, что Лиза – ребенок от первого брака. Брак распался. Ребенок достался отцу. Ребенок жил там, где его лучше содержали.

– Саша сказала, чтобы я сдал Лизу государству, – поделился Влад. – Есть такие заведения. Саша сказала, что Лизе все равно. Может быть. Но мне не все равно.

Вика подумала: если бы у нее был больной ребенок, она тоже не сдала бы его государству ни при каких обстоятельствах. Больного еще жальче, чем здорового. Вика не видела Лизы, но уже любила ее и защищала от эгоистичной, жестокой Саши.

– У меня нет времени на Лизу, но я ее люблю. И я разделю с ней ее участь, какая бы она ни была. И мне очень важно, чтобы рядом был человек, которому я верю. Больного ребенка так легко обидеть, оставить голодным. Она ведь не может даже пожаловаться…

У Владимира задрожали щеки.

Вика опустила глаза. Она не могла смотреть на страдания любимого человека. От нее зависело: метнуться и подхватить крест, который оттягивал шею. Облегчить ношу.

– А почему вы решили, что этот человек – я?

– Чувствую, – объяснил Владимир. – Вы мне нравитесь.

«Но я вас не люблю», – мысленно продолжила Вика. Но вслух не озвучила. Промолчала. Не о ней речь.

Вечером Вика смотрела с дедом мексиканский сериал. В этой серии злые люди подложили Нанду наркотики, и бедный Нанду загремел в тюрьму. Злые силы так же сильны, как добрые. Бог и Дьявол – равновеликие соперники.

Вика сидела перед телевизором, но ее глаза были повернуты внутрь себя. Из чего состоит ее жизнь? Она взращивает цыплят, которые вырастают в кур. И прямиком идут в убойный цех. И там погибают, послав миру последнее «прости». Выклевываются новые цыплята. И все идет по новой. Это похоже на переливание из пустого в порожнее. А все для чего? Чтобы накормить людей курятиной сомнительного качества, ибо в человека попадают их искусственное осеменение, искусственный корм, тюремная жизнь без движения и солнца и их предсмертный ужас.

А у Владимира она поможет Владимиру. И в этом будет большой смысл очищения, как говорил бомж Хмельницкий. При этом деньги, на которые она сможет расширить свою квартиру, у деда будет отдельная комната. Плюс два моря – Черное осенью и Красное зимой. Плюс – девочка Лиза. Хоть и больная, но почти своя.

Раздался телефонный звонок. Это звонила Вера, сообщить про первый зуб.

– Я переезжаю к Владимиру Петрову, – перебила Вика.

Вера долго молчала. Потом сказала:

– Он будет об тебя ноги вытирать. Хочешь, чтобы об тебя вытирали ноги?

Вика подумала и ответила:

– Смотря чьи ноги…

Прошел год.

В один прекрасный день Вика приехала на птицефабрику с девочкой Лизой. Их привез водитель Алеша.

Алеша остался сидеть в большом черном джипе, а Вика и Лиза отправились к пятому корпусу, где работали Варя и Вера.

Лиза смотрела в землю и крепко держала Вику за руку.

– Посмотри, – говорила Вика. – Вот курочки. А вот девочки…

Но ни курочки, ни девочки Лизу не интересовали. Она жила в своем мире, ее зрение и слух были направлены исключительно внутрь себя. Эта редкая болезнь называлась «аутизм». От слова «аут». В футболе этот термин означает «вне поля». Когда мяч вылетает из игры и находится вне.

Так и человек. Он – вне игры. Вне поля жизни. Лиза смотрела только вниз, ни во что не вникала, ничего не замечала, не отзывалась на ласку.

Вика делала вид, что не замечает болезни Лизы. Она говорила с ней как с равной. Задавала вопросы. Сама на них отвечала. Читала ей книжки. Пела. Гуляла. А сегодня отправилась на экскурсию – на птицефабрику.

Подруги – Вера и Варя – смотрели на Вику во все глаза. Вика была гладко причесана, все волосы назад, как у балерины. На плечах – дорогая шуба из невиданного зверя.

– Это кто? – спросила Варя.

– Щипаный бобер, – ответила Вика.

– На кролика похож, – заключила Вера. – Бобер под кролика.

Вика нейтрально пожала плечами, дескать, не важно, на кого похож. Важно – кем являешься на самом деле: бобер или кролик?…

– А как ты живешь? – спросила Варя.

– Хорошо, – просто сказала Вика. – Как на птицефабрике. Труд и забота.

– А вонь? – уточнила Варя.

– И вони хватает…

– А Владимир Петров?

– Я его вижу только по телевизору. Как раньше.

– А он тебя?

– И он меня – как раньше.

– А это как?

– Не видит. Его и дома не бывает.

– Но дочку-то навещает?

– Навещает. Придет, сядет и смотрит.

– Ты его любишь? – тихо спросила Варя.

– Ужасно… – выдохнула Вика.

– А он тебя?

– И он меня.

– Ужасно?

– Нет. Нормально. Он испытывает ко мне благодарность. А благодарность – это тоже чувство. Разве нет?

Подруги молчали. Что тут можно сказать? Благодарность – тоже чувство. Но оно отличается от любви, как шиповник от розы. Как кошка от тигра. Как собака от волка. То, да не то…

– Я чего пришла… – спохватилась Вика. – У меня в пятницу день рождения.

– Завтра?

– Через две недели, – уточнила Вика. – Кто же приглашает впритык? Надо предупреждать заранее.

– А Влад Петров будет? – спросила Вера.

– Нет. Он уезжает на Красное море. Там сейчас тепло…

– Понятно… – Вера подняла брови.

Ей было понятно, что если бы Влад присутствовал в доме, никаких торжеств и никаких подруг с птицефабрики…

– Все-таки бобер, хоть и щипаный, – все равно бобер. А кролик, хоть и косит под бобра, – все равно кролик.