Слава богу, не убили - Алексей Евдокимов

— Откуда? Думаешь, меня во все это посвящают?

— Ну че ты, с коллегами не общаешься, что ли? Не мог же совсем ничего не слышать…

— Ну и?

— Ну и то, что у Пениса, помимо реальных розыскных возможностей, еще и просто куча крутых знакомств! Включая даже наши с ним общие…

— Но лично-то вы не знакомы?

— Не довелось пока. Но уж о моем существовании и моей, так сказать, специализации он должен знать, нет? — Вардан повернул налево, на Новую Башиловку и, наконец, вдавил железку. — И даже если б не знал, то при желании узнал бы быстро. И довольно подробно.

— Так на хера ему было меня напрягать?

— Ну, блин, наконец-то до тебя доходит…

— Да пока не очень.

Амаров помотал головой — что, мол, с тобой, Балдой, делать:

— Или ты до сих пор веришь в его педагогические мотивы? Типа он разглядел в тебе потенциального сыскаря?

Кирилл молчал.

— Зачем-то же он взял меня на работу… — пробурчал он наконец.

Судя по Варданову тону, он явно сдерживал глумливую ухмылку:

— Узнал один мужык, что у другого траблы — ну как тут не помочь. Тем паче, он его в деле видал, на высоте восьми кэмэ…

— Пяти.

— Ну, в общем, как братуха братухе… как офицер, бляха… джентльмен… Я понял. Я сам что, мужыков не знаю настоящих?! Вот, скажем, один — тоже сам собою командир, слуга царю, отец солдатам. Отставной генерал МВД, в начале девяностых служил во внутренних войсках в Южной Осетии. Потом создал организацию ветеранов югоосетинского конфликта, до сих пор ее глава… Я общался с ребятами, да. Суровые такие кексы, знающие цену себе и своему боевому прошлому. Любят со сдержанным мрачным пафосом вспомнить, какая кровавая война была. А знаешь, как на самом деле тогда, в девяносто первом, все выглядело? Грузины режут осетин, осетины — грузин, беженцы бегут; союзное МВД, конечно, не вмешивается. В смысле — позволяет резать. Только время от времени, прикинувшись осетинами, постреливает по грузинским позициям или по осетинским — от грузинского имени. Чтоб ребята не успокаивались. Потому что у «наших» бизнес: за немалые бабки провозить беглых осетин через грузинские села, и наоборот. И еще заложников обе стороны выкупали с их помощью. Ровно половина выкупа — посредникам… А сейчас, блин, — ветеран горячей точки!

— От кавалера ордена Красной Звезды слышу, — не удержался Кирилл.

Кавалер самодовольно заржал:

— Че, все ордена настоящие… — хмыкнул. — Потерянные, краденые — чьи владельцы уже померли…

Они уже гнали по относительно свободной сейчас Ленинградке. О цели Кирилл по-прежнему не имел ни малейшего представления.

— Говорят, их и настоящим военным, спецназовцам, тоже вешали… — посмотрел на его затылок Кирилл.

— Ну так а я какой? — то ли возмутился, то ли обиделся вдруг Вардан. — Надувной?

— Что-то вроде…

— Ты знаешь, чмо, какие люди меня у себя принимали? — тоном, которым он говорил по айфону, осведомился Амаров (то есть, наверное, в данный момент Моталин).

— Слыхал.

У Сокола ушли левее, на Волоколамское.

— Так вот, со мной они ручкались и коньячком по штуке баксов бутылка чокались… А тебя… — Вардан вдруг запнулся, головой качнул. — Мне как-то даже слабо вообразить ситуацию, при которой вы пересекаетесь в пространстве… Ну разве что машина сопровождения из кортежа такого спецсубъекта сшибает тебя на «зебре»… И это ты мне будешь говорить, что я ненастоящий?..

— Постой, — тряхнул головой Кирилл, снова чувствуя странное совпадение его слов с собственными мыслями и ощущениями. — Ты, значит, степень своей или моей реальности выводишь из отношения к кому-то третьему?

— Не к кому-то, а к тому, чья реальность… в обоих смыслах… несомненна для максимального количества народу. Причем она — его, третьего, реальность — определяется (для этого народа) по тому же самому принципу… А ты как думал? Как иначе? Только так.

Справа сзади осталась РЖДшная больница № 1. Стало темно и гулко: они ушли под канал им. Москвы. Вардан поднял очки на лоб.

— Вопрос «Кто ты?», — продолжал он, — подразумевает: «ПОД КЕМ ты?», «ПРИ КОМ ты?» А иначе он смысла не имеет… Или: «Из какого денежного потока ты сосешь?» «Или хотя бы подсасываешь?» «К какой трубе пристроился?» Паразитарная система, что ты хочешь… — он расходился все больше. В его интонации и даже жестикуляции появилось что-то одновременно от лектора в аудитории и артиста на сцене: руки то и дело отрывались от сверкающего руля, плавно и энергично двигаясь в воздухе в такт речи. — Надо тебе рассказывать, что все у нас действует по паразитическому принципу? Что правило, согласно которому власть, сила и счастье всегда у меньшинства, паразитирующего на большинстве, — оно ко всему абсолютно относится? Чиновники и избиратели, Москва и страна, посредники и производители… Так вот, внутри меньшинства оно тоже работает! — Вардан торжествующе обернулся. — Понял теперь, кто я?

Туннельные фонари вперемежку с тенями бежали по его лицу — и Кириллу вдруг почудилось, что оно непрерывно изменяется; так в кино показывают работу какой-нибудь электронной системы опознания, когда в рамке протокольного снимка за секунду сменяются несколько физиономий, прежде чем под мигание надписи «Идентифицирован» не застынет нужное, — но не успело это произойти, как айсор отвернулся, и тут же вырвавшуюся из туннеля машину захлестнуло солнце.

— Кто? — спросил Кирилл туповато-подозрительно.

— Я — вершина пищевой цепочки! Паразит, паразитирующий на главных паразитах!.. Он мне тут рассуждать еще будет, кто настоящий, кто нет! — гремел Вардан стадионно-митинговым голосом. — Да я — воплощение самого принципа, по которому все здесь живет! Гений места и времени! Я — сам дух понтов! Понял?!

— Как не понять… — пробормотал несколько ошарашенный Кирилл.

— А-а, что ты можешь понять! — махнул Вардан рукой. — «Настоящий — не настоящий…» — передразнил раздраженно. — Познакомить тебя с женой? Будешь потом рассказывать, что самой Ире Моталиной представлен, тебе никто верить не будет… Давай, спроси ее: генерал ее муж или нет? И можешь ей сколько угодно доказывать, что нет, «делом» своим самодельным трясти — хрен она поверит. Потому я, — гулкий удар в грудь, — краеугольный камень в ее схеме мира. Ее мужик, который всем рулит и всех строит! А каким еще может быть ЕЕ мужик?.. Не я ее задурил, понимаешь, — она сама меня придумала! И все эти офонаревшие от самомнения гуимплены, которые торопятся ко мне со своим лавандосом… Не я у них деньги вытягиваю! Они сами мне их несут! Не они мне нужны — я им! Кого бы я обманул со своею азиатской рожей, если б они сами себя не заморочили? В них — да во всех в этой стране: от гастеров, походя избиваемых ППСниками, до «олигархов», парящихся у меня в приемной, — уже сидит убеждение, что сила, брат, в силе. А главная, то есть самая беспардонная, сила здесь от века — государство. А кто у нас нынче олицетворяет силу государства? «Силовики»! Одно слово чего стоит!.. Всем нужны «силовики» — чтоб с ними дружить, лизать их, кормить баблом… А те и сами совершенно же искренне уверены, что они соль земли и цвет нации, что заслужили бабла, лизания, орденов… И вот тут, в точке пересечения взаимных ожиданий, и возникаю я! А он мне еще угрожает обвинением в мошенничестве! Мошенничество — обман ожиданий, а я — воплощаю ожидания!..

У Кирилла возникло четкое ощущение, что Вардан что-то цитирует близко к тексту, что-то неплохо знакомое — но демонические раскаты его вокала, мрачный пафос и театральный напор мешали опознать первоисточник.

Где-то за Тушинской, не дожидаясь мостика через Сходню, Хавшабыч повернул направо. «Сходненский тупик» — значилось на доме. «Рижская, что ли, ветка?» — мельком подумал Кирилл, когда они проехали под железнодорожным мостом в гулком громе ковыляющего по нему состава.

Тут у айсора запиликало, он хватанул телефон из кармана, глянул на определитель и молча приложил трубку к уху. «Хаммер» не без некоторого усилия втиснулся в проезд между расцвеченными граффити бетонными заборами. Вардан довольно долго слушал телефонного собеседника, а потом вдруг рявкнул:

— Бабки где?.. Где бабло, Михряня?!

Кирилл убедился, что пока не привык к смене его интонаций.

— …Эту хохлому ты, депутат мохнорылый, будешь на растяжке следаку гнать! Ты меня не понял, хуемырло думское?! Это я не знаю, сколько ты, прогнидь, лавья наблындил? Я че, не видел, как те еблет на шоколаде разбарабанило? Че ты мне теперь на небо тайгой едешь?.. — словно аккомпанируя собственным матюгам, он замолотил по сигналу. Эхо заметалось между обшарпанными стенами и заборами, проросшими частыми, вертикальными, загнутыми внутрь прутьями с гирляндами колючей проволоки. — В курсах, как в пресс-хате на бригаду кидают? Вот отсеменят тя там, булки те распушат — посмотрим, че ты запоешь про государственные интересы!..