Жизнь вдребезги - Майкл Утгер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ниже размещался небольшой снимок сержанта. Это была увеличенная копия снимка со служебного удостоверения, и по такой фотографии трудно узнать человека. Коттон был уверен, что никогда не видел этого человека, но он также был уверен, что сержант остается подозреваемым номер один, и пока его не найдут, других версий не будет. Коттон понял, что всю ночь, сумасшедшую ночь, проведенную в отеле, он боялся «Летучего голландца». Некой патрульной машины с потушенными огнями. Оставил бы ее сержант в другом месте, все могло бы сложиться по-другому.
И все же Райнер ушел через котельную. Кого же он боялся? Не лейтенанта же из полиции нравов? Но лейтенант мог представиться и по другому. Значки у полицейских одинаковые. Никто номера не запоминает и в управление не звонит…
Мысль Коттона была оборвана, как веревка висельника с третьего выстрела.
– Даг! Ты оглох или заболел? Я не врач. Ты ошибся дверью.
Коттон отбросил газету в сторону.
– Сколько ты получаешь на студии?
– К чему ты клонишь?
– Я не клоню, я спрашиваю тебя о заработке.
– Триста в неделю!
– Мечтатель! Талант твой того стоит, но ни один продюсер с тобой такой контракт не подпишет.
– Чего ты хочешь?
– Нанять тебя.
– Только сумасшедший добровольно согласится с тобой работать…– Значит ты сумасшедший. Плачу пятьсот в неделю.
– А я не говорил, что я здоров! Все мы сумасшедшие, но деньги вперед… Наличными. На сколько недель?
– Ничего не знаю. Сценария нет, снимаем все, что видим.
– Тебе не кажется, что двое сумасшедших – это уже много.
– Послушай, Митч, мы снимаем документальный фильм. Все будет решать монтаж. Несколько дней в Нью-Йорке и пару недель здесь ты будешь снимать из-за угла. Тебя никто не будет видеть.
– Это называется «скрытая камера». Но эти методы беззаконны.
– – Но нет законов, запрещающих снимать все, что хочешь.
– Военные объекты.
– Они нам не нужны. Мы делаем фильм о фальшивках. Идея уже сидит во мне. Мы назовем фильм «Кривые зеркала». Это будет настоящий фурор!
– А свет! Для съемок нужно много света.
– Света там столько, сколько на солнце.
– Кто продюсер?
– Я. Все – только я и ты. Мы вдвоем.
– А ты знаешь, сколько стоит пленка, во сколько обойдется прокат камеры, лаборатория? Бешеные деньги.
– Они у нас есть! Слушай меня внимательно, ты отказываешься от всех контрактов на следующий месяц. Арендуешь помещение под лабораторию, обуетраиваешь его, достаешь камеру и пленку. Обус-траиваешь лабораторию и послезавтра утром вылетаешь в Нью-Йорк. Дашь мне телеграмму, и я тебя встречу.
Коттон взял свой сверток, распечатал один край и вытащил пачку сотенных купюр.
– Здесь десять тысяч. Это на аренду и камеру. Желательно, чтобы она была компактной, как у ребят их хроники.
– Этого не хватит. Они потребуют гарантий и задаток. А пленка? Коттон достал еще две пачки.
– Бери. Это лишь начало. Мы не должны себе ни в чем отказывать. Найми двух лаборантов, и нам еще понадобится монтажный стол. Ребята должны работать день и ночь.
– Нужны микрофоны и магнитофоны. Ты об этом подумал? Звуковая дорожка!
– 0'кей, Митч. Здесь миллион долларов. Распоряжайся сам. Я тебе доверяю! Но уровень должен быть наивысший.
– Ты обчистил национальный банк? И без того узкое лицо Митча вытянулось еще больше, когда на его грязный стол посыпались пачки в банковской упаковке.
– За все отвечаю я сам, Митч. Я продюсер, режиссер и автор. Твое дело – техника!
– И ты хочешь, чтобы я все подготовил за завтрашний день.
– Точно. Послезавтра с камерой в руках я жду тебя в Нью-Йорке. Съемки начинаем в «Метрополитен». Запомни. Меня зовут Робин Райнер, и для всех ты – мой личный секретарь. Подбери хорошую сумку для кинокамеры, чтобы посторонние не догадались, что ты в ней носишь. Заряди пленкой несколько кассет сразу и сложи их в чемодан с бельем. Сейчас трудно предположить, сколько по времени будет длиться каждый съемочный день. В Нью-Йорке тебе придется побегать, и не исключено, что там мы откроем филиал нашей студии.
Уилдинг не мог оторвать взгляда от кучи денег и только кивал головой.
– А они настоящие, Даг?
– Можешь взять одну штучку и пойти пропить на радостях, но завтра ты должен включиться в работу и забыть обо всем на свете.
– Я уже забыл!
Коттон похлопал приятеля по плечу и ушел. Он не сомневался, что Митч сделает все, как надо.
Вернувшись в грязный отель, где он оставил свои вещи, Коттон заполнил дневник и сделал несколько набросков сценария. Он пытался выработать общую концепцию, но ничего не получалось. Все сводилось к тому, что сценарий здесь не нужен. Понадобится сопроводительный текст. Комментарий, легкий, ненавязчивый, чтобы зритель не чувствовал себя полным идиотом.
Коттон порвал наброски и в этот вечер вылетел в Нью-Йорк.
Флейшер отказался приезжать в курятник дважды и появился в зале аэропорта за двадцать минут до вылета.
Он привез ему свидетельство, оформленное с излишней напыщенностью и заверенное у нотариуса задним числом, что Даг Коттон является дипломированным литератором и работает под псевдонимом Робин Райнер.
– Это бумага тебя не спасет, но от крупных неприятностей огородит. Если тебя посадят, то я решусь на этот кошмарный перелет и появлюсь в Нью-Йорке. Но не забывай главного. В любой момент, в любом месте ты должен иметь возможность на заявление, что ты не самозванец, ибо никогда и никому не представлялся Робином Райнером. Кстати, для такого утверждения у.обвинительной стороны должно быть два свидетеля. В нашей стране на все случаи жизни нужны свидетели. Ну а теперь вкратце опиши свой распорядок дня.
– Начинать надо с «Метрополитен», нужно вывешивать экспозицию.
– Можешь смело привлекать экспертов музея. – Это грязная работа и тебе необязательно копошиться в мелочах. Ну, а как прошла вчерашняя встреча?
– Я думаю, что после выставки я поживу у этого Троутона. Мне удалось выяснить, что его настоящее имя Эльмир, но я не вижу разницы. Если то, что он делает, имеет такой вес и размах, то этот тип страшнее динамита. Но я пока не уверен в его могуществе. Мне нужны факты. И я проверю это в ближайшие дни.
– Каким образом?
– Еще не знаю.
– Не лезь башкой в пекло, Даг!
– О нет, Генри. Но чутье мне подсказывает, что я на правильном пути.
На этот раз Коттон летел в Нью-Йорк в плаще, но город встретил его солнечной погодой.