Испанский дневник (Том 2) - Михаил Кольцов

Очень обидно потерять сутки, но в конце концов этот вечер, прохладный, тихий, в одиночестве, успокоил меня. На террасе пустого кафе маленькая компания ремесленников долго играла в домино, потом они разошлись. Стало совсем тихо и безлюдно. Я пошел в гостиницу спать. Завтра я буду далеко от этой тишины, внутри пламенеющего, овеянного дымом и грохотом оборонного пояса Бильбао.

26 мая

В девять утра, как условлено, я стоял у двери "Пиренейского воздуха". Магазинчик был закрыт, полутонный "пикап" оставлен без шофера. Тревожась и сердясь, я прождал до одиннадцати. Наконец, пришла мадам и еще два человека с ней, чем-то озабоченные. Они стали шептаться в углу помещения. Мадам сказала мне, что самолет из Бильбао еще не вернулся, придется еще подождать.

- А разве этот самолет у вас единственный?

- Нет, не единственный, но остальные все в ремонте.

- Все в ремонте?

- Да, все в ремонте.

Появился еще один господин, весь в черном, с черной шляпой, с перчатками и тростью в руках, в штиблетах на пуговицах и с белыми гетрами, с седыми закрученными усами и розеткой Почетного легиона. Он тоже о чем-то пошептался с мадам и величественно удалился, посмотрев на меня как на неодушевленный предмет. Точно такого я видел в Астрахани, в городском театре, в мелодраме из французской жизни.

- Когда же я полечу, мадам?

- Трудно сказать. Наведайтесь под вечер или завтра утром.

- Почему так поздно? Ведь самолет может вернуться каждую минуту, не так ли?

Она замялась:

- Вряд ли он вернется так скоро. Погода испортилась...

Делать нечего. Я пошел завтракать. На пороге ресторанчика "Попугай" купил свежую, с поезда, парижскую газету, и тут все разъяснилось. Телеграммы сообщали, что вчера, во столько-то часов, гражданский самолет линии "Пиренейский воздух" был в полете между Бильбао и Францией атакован фашистскими истребителями и сбит, причем пилот Гали и пассажиры тяжело ранены.

Позавтракав, я тотчас вернулся в контору линии. Она была заперта. Я ждал, пока не вернулась мадам. Спросил ее, каковы перспективы.

- Я, право, не знаю, мсье... Погода сегодня вряд ли улучшится. Имейте в виду: наша компания возвращает пассажиру стоимость билета, если полет не мог состояться в течение двадцати четырех часов.

- Мадам, я не беспокоюсь о деньгах. Вы видели - я подписал бумагу и за себя и за свою вдову. "Пиренейский воздух" еще никогда не имел более скромного пассажира. Мадам, будемте говорить как мужчина с мужчиной. Бедняга Гали, надеюсь, выживет, но полетит не так скоро. Какие у вас виды на другого пилота и на другой самолет?

Она сразу потерялась и даже всплакнула. Она, право, была очень мила в эту минуту. Я хотел уже погладить ее по плечу или по голове, - когда женщина в слезах, кто бы она ни была, она воспринимает это как должное.

- Ах, мсье, мне так трудно! Мой муж в Париже, никак не может разделаться с формальностями, а тут сейчас все так ужасно! Сыщики, шпионы, репортеры, провокаторы, "Боевые кресты" - все вьется кругом. Я теряю голову!

Она объяснила, что воздушный флот, которым располагает компания "Пиренейский воздух", никак нельзя назвать могучим. Кроме хорошей, мощной машины, которую вчера подбили фашисты, есть еще только старый "Локхид", одномоторный, небольшой. Он нес вспомогательную службу - от Парижа до Байонны. На нем летает пилот Лапорт. И это все. Дирекция, то есть муж, закупает новый английский "эйр-спид", не подожду ли я, пока его перегонят сюда. Это чудесный самолет.

- Да, мадам, я знаю, "эйр-спид" отличный самолет. - Я вздохнул.

- Вы хотите сказать, что слишком долго дожидаться?

- Вы читаете мои мысли, мадам!

- Что же делать?

- А "локхид" с пилотом Лапортом?

- Это очень рискованно. Ведь лететь надо морем, берег почти до самого Бильбао занят мятежниками. Это старая машина, да и Лапорт, не знаю, согласится ли. Бедный Гали, он так храбро летал по этой линии! Фашисты несколько раз предупреждали, что подстрелят его. Негодяи, они добились своего!

- Не переговорить ли мне с вашим Лапортом?

- О нет! Он вас не знает, он вам не доверится. Я поговорю сама. Может быть, он сделает хотя бы один рейс, пока не прибудет "эйр-спид". Конечно, я ему предложу другие условия - те же, на которых летал Гали. Он должен согласиться. Компания в трудном положении, он обязан выручить, заменить раненого товарища. Сверх условий Гали его можно еще премировать. Лишь бы он полетел. Конечно, это зависит от храбрости. Подстрелив Гали, они предупреждают всех прочих. Но мы еще посмотрим! В отсутствие мужа я здесь директор, Лапорт обязан меня слушать!

Сейчас она была особенно мила. Не больше двадцати пяти лет на вид. Ей и не к лицу быть моложе.

- Бедные баски, у меня накопилось столько почты! Медикаменты, марля для госпиталей - все лежит, дожидается отправки, очереди. Раненые в Бильбао ждут. Я заставлю Лапорта лететь!

- Мадам, это прекрасно, все то, что вы говорите.

- Приходите вечером, к семи часам. Если будут новости до этого, я пошлю шофера за вами в отель.

- Мадам, вы настоящая француженка!

- О...

Я хотел добавить еще многое, но в дверях показался благородный отец из астраханского городского театра. Теперь все. его внимание было обращено именно в мою сторону. Он простер обе руки, одну - с тростью и перчатками, другую - с черной шляпой.

- Мсье, я уже искал вас в отеле! Инстинкт и профессиональный опыт направили меня сюда. Поздравляю вас со счастливым спасением!

Он был безупречен, минус перхоть на воротнике черного жакета.

- Мсье имеет в виду меня?

- Да, да, мсье, конечно, вас, именно вас! И кого же другого? Как представитель агентства Гавас, я рад случаю поздравить уважаемого коллегу с избавлением от огромной опасности и, быть может, смерти. Поистине рука судьбы заставила вас опоздать вчера на один час к отлету аэроплана, ныне сбитого при столь трагических обстоятельствах. Я думаю, что небольшое интервью о впечатлениях, пережитых вами...

- Я ничего не переживал. Я никуда не улетал. Вы ошиблись, мсье. У меня нет никаких впечатлений.

- Мсье, вы слишком скромны. Это делает вам честь, но не избавляет меня, старого байоннского журналиста, от приятной необходимости запечатлеть на бумаге мысли и чувства, возникшие у иноземного коллеги в драматический момент, когда он...

- Простите, мсье, но я очень спешу. До свидания, мадам, мсье!

Бегство вышло, может быть, даже слишком поспешным. Но оно пошло на пользу всем. И "Пиренейскому воздуху", и мне, и самому благородному отцу. Воображаю, какой нагоняй получил бы старик от своего начальства, если передал бы по телеграфу мои мысли и чувства по поводу нападения фашистов на французский гражданский самолет!

27 мая

Мадам оказалась настоящим молодцом. Она нашла механиков и рабочих, которые просмотрели "локхид" и подвинтили в нем гайки, она разыскала Лапорта и убедила его сделать один рейс - в Бильбао и обратно. Не знаю, чем она его околдовала, может быть, пятью тысячами франков премии. Впрочем, Лапорт сказал, что он летит не ради денег - никакими деньгами не оплатишь опасность, которой он подвергается. Он полетит потому, что он француз и ему ничего не страшно. Поскольку фашисты подбили его товарища по работе, он принципиально и в интересах фирмы "Пиренейский воздух" заменит его на посту. В самолете полечу я и марля. Двадцать кип марли по восемь кило, да я - шестьдесять пять кило, да ящик с медикаментами - двадцать кило, да мой чемодан - двенадцать кило - итого двести пятьдесят семь кило.