Танцующие пылинки (ЛП) - Янг Саманта

— Твои песни. — Он потянулся за моим блокнотом. — В них много боли. А она может превратиться в яд, если ты оставишь гноиться ее внутри.

Я снова почувствовала, что тону. На этот раз в глазах Киллиана О'Ди.

— Тогда это было так.

В ответ он лишь пожал плечами.

— Так ты еще и психотерапевтом подрабатываешь у своих артистов?

Его улыбка была кривой. Я внезапно захотела провести пальцами по его губам, чтобы почувствовать это.

— Ты первая.

— Ну, ты должен знать, что прямо сейчас я чувствую себя уязвимой и защищаюсь. Мне может понадобиться, чтобы ты был придурком, чтобы у меня было оправдание для моего сарказма и грубости по отношению к тебе.

Он ухмыльнулся. Ухмылка, от которой у меня перехватило дыхание.

— Что-то мне сегодня не хочется быть придурком.

— Конечно, ты не хочешь. Противный ублюдок.

Киллиан засмеялся: богатый, глубокий звук, который вызвал у меня ответную улыбку.

Тепло прошло между нами, сладкое тепло, которое было настолько неожиданным, что я не могла ничего сделать, кроме как смотреть на этого мужчину. Как этот человек стал моим доверенным лицом?

Киллиан прочистил горло.

— Мы должны… Мы должны вернуться к песням. Если ты готова.

Я молча кивнула.

— Да. Конечно.

Мы похоронили этот момент в сочинении песен. Мы работали весь вечер, останавливаясь только на перекусы, и больше не обсуждали прошлое. Ближе к полуночи меня охватило отчаяние. Я знала, что когда О'Ди уйдет, я останусь наедине с прошлым, которое не похоронила сегодня.

Я горевала полгода, когда потеряла маму, теряя рассудок при мысли о том, как она умерла.

Но я никогда не позволяла себе горевать о том, какими были наши отношения до ее смерти. Я не разрешала себе думать о том, что позволила ей умереть в доме с мужчиной, который пытался предать ее и, возможно, уже сделал это с другими женщинами.

Теперь позволю.

Жду, что позволю, как только Киллиан уйдет.

— Знаешь, — он положил гитару обратно в футляр, не глядя на меня, — я устал. Наверное, мне небезопасно ехать домой в таком состоянии. Ты не будешь возражать, если я посплю на диване?

От облегчения мои плечи расслабились.

— Да. Конечно.

Киллиан нашел несколько дополнительных одеял и подушку в бельевом шкафу и разобрал диван в кровать, пока я неловко стояла и смотрела. Даже если его присутствие здесь было утешением, мне все равно придется закрыть за собой дверь спальни и остаться наедине со своими мыслями.

— Знаешь, я обычно смотрю телевизор перед сном, — соврала я.

То, как он смотрел на меня… Клянусь, этот парень видел меня насквозь. Он молча кивнул.

— Хорошо.

И вот так я обнаружила, что смотрю с Киллианом эпизоды «Подпольной империи» (англ. Boardwalk Empire). Никто из нас не видел этот сериал раньше, и мы быстро подсели на сюжет.

На самом деле, это было последнее, что я помню. Свернувшись калачиком на диване, тогда как Киллиан сидел на полу, прислонившись к нему спиной.

Когда я проснулась на следующее утро, я волшебным образом очутилась в своей собственной постели в пустой квартире.

ГЛАВА 14

О’Ди не появлялся пару дней.

И за это время он снова стал О’Ди, а не Киллианом. Не потому, что я злилась на него за то, что он исчез после того, как я разрушила стены и обнажила перед ним свою душу. На самом деле я была рада появившемуся пространству. Это позволило мне переварить то, что я раскрыла перед ним.

— Твои песни… В них много боли. А она может превратиться в яд, если ты оставишь ее внутри гноиться.

О’Ди был прав. И то, что он был готов рассказать мне о смерти своих родителей, показало, как сильно он хотел, чтобы я справилась со своими собственными проблемами. Он был не из тех, кто позволял себе быть уязвимым перед кем-либо, кроме своей сестры. Я была уверена в этом. Но он был уязвим для меня в своем, казалось бы, самоотверженном поступке. Насколько это было связано с тем, что он искренне хотел мне помочь и с тем, чтобы артист его лейбла был психически здоров к моменту выхода альбома, я не знала.

Чутье подсказывало мне, что и то, и другое.

Я не злилась на О'Ди. Мне нужно было рассказать о том моменте с Брайаном, вслух признать свою вину за то, что я не рассказала маме об этом или о чем-то еще. Это не означало, что чувство вины исчезло, но оно улеглось до приемлемого уровня, как будто все, чего оно хотело, это чтобы я столкнулась с ним лицом к лицу.

И уж точно я не злилась на О'Ди. Но его исчезновение напомнило мне, кем мы были друг для друга, и обращение к нему по фамилии стало чем-то вроде ментальной брони.

— Ты в порядке? — спросила Отэм, когда мы ходили по универмагу.

После трех дней праздного шатания по квартире мне понадобилась передышка, поэтому я позвонила Отэм, и она предложила своего рода терапию. Мне было все равно, чем мы будем заниматься, лишь бы выбраться на время из дома.

— У меня чешется запястье, — честно пожаловалась я, указывая на гипс. — И я отчаянно хочу избавиться от этой штуки.

Отэм сморщила нос.

— Когда мне было четырнадцать, я сломала лодыжку. Лыжный школьный поход. Я возненавидела гипс. Это сделало меня несчастной. Киллиан только начал учебу на втором курсе университета, но он пропустил все вечеринки первого семестра, чтобы заботиться обо мне.

О, боже, я не хотела этого знать.

— В каком университете он учился?

Будь проклято твое любопытство, Финч.

— Глазго. — Она грустно улыбнулась мне. — Он остался в родном городе, чтобы заботиться обо мне.

— Твой дядя действительно о тебе не заботился?

Отэм обошла витрину с духами и остановилась передо мной, понизив голос.

— Он постоянно говорил нам об оценках в школе, о внеклассных занятиях, и в тот момент, когда мы проявляли какие-либо признаки слабости, например, четверка вместо пятерки, проигранный футбольный матч Киллиана, проваленное мной прослушивание в Королевской консерватории — он наказывал нас в течение ближайших нескольких дней.

Флакончик «Мисс Диор» привлек мое внимание, и я подумала о том, как же удивительно, что мама поддерживала меня во всем. Когда я приходила домой с плохой оценкой, она никогда не заставляла меня чувствовать себя неудачницей.

— Господи, похоже, он тот еще фрукт.

— Ты даже не представляешь. — Отэм взяла меня под руку и повела к лестнице. — Во всем остальном он абсолютно не интересовался нашей жизнью.

— Королевская консерватория?

— Шотландии, — ответила она. — Мне было тринадцать, когда я подала заявку на участие в программе современного балета для младших классов.

Я улыбнулась представшей картинке.

— А я начала заниматься балетом, когда мне было шесть лет. Все было без толку. Я не знала, что ты балерина.

Отэм поморщилась.

— Да, но, боюсь, не исключительная. Вот почему я так и не попала в здешнюю консерваторию. Она входит в пятерку лучших в мире школ исполнительского искусства.

— Ты перестала танцевать после прослушивания?

В ее глазах мелькнула печаль.

— Когда я не поступила в RCS (анг. The Royal Conservatoire of Scotland — Королевская консерватория Шотландии), дядя отказался платить за уроки танцев. И за все, что было связано с ними. Какой в этом смысл, если у меня не получится быть лучшей?

Я почувствовала, как моя кожа вспыхнула от гнева и обиды за эту девушку. Я даже не была знакома с их дядей, но моя неприязнь к нему росла с каждым днем. И я только что подписала контракт с его проклятым лейблом.

— Твой дядя похож на человека с очень маленьким членом.

Отэм разразилась удивленным смехом, остановив нас у выхода из универмага. Во время ее смеха сотрясение от ее тела передалось мне, и слезы собрались в уголках ее глаз. Наконец, она вытерла их, ее хихиканье замедлилось. Она просияла, глядя на меня.

— Спасибо, Скайлар.

Я улыбнулась ей.

— За что?