Заманчивые обещания - Сюзанна Симмонс

— Иногда мне кажется, что ей просто было одиноко и она нуждалась в компании.

Шайлер сидела и ждала, когда сестры продолжат обмениваться репликами.

Следующее предположение высказала Ида:

— А может, ею двигали те же мотивы, что и вдовой Оливера Уинчестера?

Элламей пояснила мысль сестры:

— Это тот самый Уинчестер, изобретатель винтовки, которая носит его имя. Он умер в начале восьмидесятых годов прошлого века, оставив своей жене более двадцати миллионов долларов.

— В те дни это была порядочная сумма, — чирикнула Ида Фрик, потянувшись за очередным куском кекса.

— Это и сейчас приличная сумма, — невозмутимо добавила ее сестра.

— Продолжайте, — поторопила их Шайлер.

— Сару Уинчестер, его вдову, преследовал навязчивый страх. Она боялась душ умерших.

Ида вздрогнула и не преминула внести и свою лепту:

— Особенно душ нескольких тысяч людей, убитых из винтовки мужа.

Элламей с серьезным видом кивнула:

— В отчаянии Сара обратилась за помощью к прославленному на весь мир психиатру. Тот сказал ей, что духи и дальше будут являться ей и единственный способ избавиться от них — это построить здание, достаточно вместительное для них всех. И тогда она стала пристраивать комнаты к своему дому.

Шайлер чувствовала, как у нее зашевелились на голове волосы.

— Как долго это длилось?

— Постоянно на протяжении тридцати восьми лет. Когда вдова Уинчестера умерла, в доме было сто шестьдесят комнат.

— И десять тысяч окон.

— Две тысячи дверей.

— Сорок семь каминов. Но только одна бальная зала, — сказала Ида.

— Дом этот все еще существует. — Элламей Фрик в задумчивости помолчала. — По-моему, где-то в Калифорнии.

Глава 16

— Это Тедди, — провозгласила Ида, когда где-то в глубине дома хлопнула дверь.

Послышались шаги, и затем снова раздался стук открывшейся и тут же закрывшейся двери.

— Пошел работать. Не думаю, что он сегодня к нам выйдет, — без обиняков сказала Элламей. — Когда Теодор запирается в своей лаборатории, то может не выходить оттуда часами.

Трейс нахмурился:

— В лаборатории?

— Это что-то вроде теплицы с растениями и дорогим оборудованием, где он ставит свои научные опыты. Мы никогда туда не заходим. Даже чтобы сделать уборку. Тедди слышать об этом не хочет.

— Теодор занимается ботаникой, — подхватила Элламей. — Его специальность — мхи и лишайники. Он много времени проводит на природе.

— То есть бродит по лесу в поисках нужных экземпляров, а потом возвращается с ними в лабораторию, — пояснила Ида гостям. — Наш брат — выдающийся ученый. Он широко известен в своей области. Получает почту даже из таких далеких стран, как Россия и Китай… Тедди ведь не всегда жил с нами, — прибавила она.

Элламей Фрик пояснила:

— Сначала он, естественно, учился в университете, а затем путешествовал по всему миру. Он вернулся в «Маленькую Лощину» только в прошлом году.

— Хорошо иметь мужчину в доме, — сказала Ида. — И совсем не так хлопотно, как мы думали. — На поразительно гладком круглом лице заиграла простодушная улыбка. — Вот почему нам так приятно, что вы пришли к нам на чай, мистер Баллинджер. Нас не часто навещают джентльмены. Вы придете к нам снова?

— Мои планы на ближайшее будущее еще не вполне определились, — ответил Трейс без всякой задней мысли.

Мисс Элламей Фрик заметно побледнела. Казалось, что-то взволновало ее. Она одернула свое платье неопределенного горчично-желтого цвета с маленькими бледными цветочками спереди, поправила видавший виды берет, прикрывавший полуседые волосы, и, повернув голову, спросила, вдруг резко перейдя к другой теме:

— Какой торт вы предпочитаете к чаю, мистер Баллинджер?

Трейс заставил себя не сжимать ручку чашки слишком сильно, опасаясь, как бы тонкий фарфор не треснул под напором его пальцев.

— Торт к чаю? — Поскольку отступать было некуда, он вполне мог ответить прямо. — Обычно я не пью чай, — признался Трейс.

— Не пьете чай? — Такая возможность явно не приходила в голову ни одной из сестер. И хотя вопрос задала мисс Элламей, они обе были просто поражены таким ответом. — Почему же?

Мужчина виноват, если он виноват, но виноват он и тогда, когда не виноват.

— Я живу и работаю в центре города, на Манхэттене. И обычно в такое время я либо еду к своим клиентам, либо нахожусь в офисе, — сказал он в свое оправдание.

Шайлер сделала еще глоток остывшего чая и прислушалась к разговору, происходившему между Трейсом и сестрами Фрик.

— Какая у вас клиентура, Трейс? — спросила сестра, сидевшая к нему ближе.

— Всего понемножку. Но специализируюсь я по вопросам имущественного планирования, — ответил он.

— Это то, что вы делали для Коры?

— Да.

Следующий вопрос задала Элламей Фрик:

— Вы из семьи юристов?

Шайлер вместе с другими ждала его ответа. То, что касалось фактов биографии Трейса, было ей почти неизвестно.

Его ответ последовал незамедлительно:

— Я родился и вырос в Пенсильвании, в Питсбурге — этот город еще называют городом сталеваров. Мой дед был шахтером. Отец — сталеваром. Я тоже — до двадцати лет.

— Значит, вы добились успеха собственными силами?

— Да.

— Мне нравится это качество в мужчинах, — заявила Элламей Фрик.

Ида Фрик промокнула уголки рта тонкой льняной салфеткой.

— Как ты можешь рассуждать о мужчинах, сестра? Не припомню, чтобы ты знала хоть каких-то мужчин. Я надеюсь, джентльмен с того конца улицы больше не донимает тебя?

Последовал горестный вздох.

— Нет, Ида. Не донимает. Но я говорю о мужчинах, похожих на мистера Баллинджера, которым отнюдь не слабо поставить перед собой цель в жизни и добиться ее.

Похоже, Ида была шокирована.

— Как ты сказала?

— Не слабо.

Пухленькая мисс Фрик казалась воплощенным укором.

— Не думаю, чтобы это слово раньше звучало в стенах «Маленькой Лощины». Наши родители, наверное, перевернулись в своих гробах.

Элламей Фрик не стала извиняться за свои слова.

— Я сильно в этом сомневаюсь, Ида. И потом, я просто выразила свое восхищение человеком, которому хватает смелости делать то, что он хочет делать. Хотела бы я быть такой же.

Для Иды Фрик это явно было откровением.

— И что бы ты тогда сделала?

— Жила бы полной жизнью. Не тряслась бы от страха. Рисовала. Отправилась бы в Париж. Провела бы целый день, а может, даже целых два дня, бродя по залам Лувра и наслаждаясь шедеврами живописи.

— Никогда не поздно сделать это, — мягко заметила Шайлер. — Ведь Париж — это город света и просвещения.

Мгновение Элламей Фрик безмолвствовала. Затем подняла взгляд и спросила: