Медленнее, ниже, нежнее… (сборник) - Татьяна 100 Рожева

В верхнем окне аппетитная полураздетая дама стоит у окна. Работает сутки через трое, что ли, – размышляет он сам собой. – Что-то два дня её не было. Дама поднимает и опускает груши своих грудей, словно оценивая зрелость плодов. Пеньюар морщится подмышками. Упираясь руками в подоконник, она смотрит вниз, в улицу. Виден ее крупный нос, накрашенные глаза, плюшки грудей и плеч. Ждет кого-то, наверно, – предполагает наблюдатель. Хотелось бы ему быть на месте гостя? Пожалуй, нет…

Он отнимает глаза от окуляров, неприятно констатируя отсутствие эрекции. Рука устает держать бинокль.

Мелодия мобильного телефона оглушительна в пустой квартире. Он вздрагивает от неожиданно громкого звука и читает предупреждение на экране: «Диспетчерша».

– Юра!

– Да, Анна Ашотовна!

– Я ставлю тебе выход сегодня. Адрес – Третий проезд Марьиной Рощи…

Он записывает адрес и телефон на обратной стороне квитанции, борясь с раздражением: Анна Ашотовна, блядь! Двадцать семь лет девке, в Москве без году неделя! На «вы» к ней, пожалте! Начальница! А он кто? Он – просто мальчик Юра. Пятидесяти четырех лет. Двадцать семь и пятьдесят четыре – ровно в два раза, – подсчитывает он по привычке прикидывать в уме размеры и пропорции.

– Да, да, всё я понял! – досадливо морщась, договаривает он в трубку.

Он кидает в рот надкусанную баранку, запивает остывшим чаем, быстро собирается. Кроссовки, куртка, сумка, ключи, права, деньги.

Через час он рассказывает, что основное в кухне это фасады и начинка, не считая техники, которая может стоить, грубо говоря, от трех рублей до трех миллионов. Фасады – это внешний вид, а начинка, то есть механизмы ящиков и поворотных секций – это комфорт, удобство, напрямую влияющее на качество жизни. Важно, чтобы ничего не перекашивалось, не заклинивало, не цеплялось и не раздражало. А ящики можно сделать любыми. Все боятся ДСП, фенолов и формальдегидов, но сейчас их уже давно не применяют, поэтому современные ДСП такие рыхлые. Вот у матери он шкаф разбирал, полку из советского ДСП целый день пилил! А он мужчина не слабый…

Клиенты – пожилая супружеская пара, слушают, кивают, с важностью переспрашивают. Супруг – о ценах и надёжности, супруга – о внешнем виде и удобстве.

Он доволен. Хорошие клиенты сегодня.

По пути от клиентов он заскакивает положить денег на телефон и паркует машину у метро. В центр практичней на метро. В центре мы встречаемся в кафе. Он опаздывает.

– Извини, на работе задержался, – оправдывается он.

– Долго уламывал клиентов?

– Да я никогда никого не уламываю. Просто сразу говорю, что займу полтора часа, не меньше, и если что, спрашивайте. Моя коронная фраза: «вы, конечно, можете заказать кухню в другом месте, но все равно можете проконсультироваться у меня». На эту фразу клюют почти все и всегда! – улыбается он.

– Хороший ход. У тебя процент от сделки?

– Нет, тыща за консультацию, независимо от результата.

– А какой смысл тогда?

Он пожимает плечами.

– Ну, это как подработка. Я умею и люблю разговаривать с людьми. Я знаю предмет. Я же кем только не был! Столяром, сборщиком мебели, токарем! И потом… у меня сейчас тяжелая полоса. И с работой напряг, и одиночество зае… – он смущается несказанного слова и разряжает обстановку анекдотом: «Брежнев, Суслов и Хрущев собрались ехать в Китай. У них там другие имена, предупреждают их. – Вот вы, Леонид Ильич, будете у них не Брежнев, а Буй, товарищ Суслов – Суй, а вы, Никита Сергеевич… – А я не поеду! – говорит Хрущев».

Его лицо смеется, а глаза – нет.

– Ты в разводе? – спрашиваю я.

– Официально нет. Зачем разводить эту бодягу? У меня дети.

– А почему расстались?

– Да это как-то давно началось. У меня работа. И по выходным иногда. Я не мог её сопровождать, куда она хотела. А её то в театр позовут, то на концерт, то на рыбалку. Она всегда таким тоном мне: – Меня пригласили! – Ну, иди, говорю. Так всё постепенно и развалилось. Как у всех…

– У нее кто-то появился?

– Не знаю, – равнодушно бросает он и смотрит в сторону. – Мне всегда было непонятно, как можно так сидеть? Глаз не видно! Тесно! Какой интерес смотреть на щеку и в ухо? Странные такие…

Я смотрю туда же, куда он.

За соседним столом рядком, как голуби на подоконнике, сидит пара. Они молча клюют из своих кормушек, по-птичьи двигая головами, то синхронно, то попеременно. Молодой человек уже с молодым пузиком и юной заплешиной. Девушка маленькая и худая, с широко посаженными водянистыми глазами, похожая на русалку после операции по переделке хвоста в ноги. Ножки вышли тоненькие и кривые.

– Правда, странные, – соглашаюсь я.

– Как думаешь, кто они друг другу? – спрашивает Юра.

– Не знаю. Супруги, наверно, судя по тому, что смотреть друг на друга не могут.

Юркий официант забирает у пары опустевшие кормушки и оставляет им два меню. Молодой человек раскрывает одно и погружается в чтение. Русалка подгружается туда же, лежа на плече своего спутника. Второе меню остается нетронутым.

– Недавно поженились, – предполагает Юра. – Смотри, как льнет к плечику.

– Наверно. Чего гадать? Всё равно не узнаем.

– Точно, точно! – настаивает Юра.

Я представляю, как эти двое занимаются своим семейным сексом. Он забивает голы потным животом между ее тоненьких кривых штанг, а она молча слушает шлепки, потому что русалочий голос она отдала за ножки.

– Не хотела бы я видеть, как они трахаются, – вслух говорю я.

– А я бы посмотрел, – с ухмылкой говорит Юра. – Я вообще люблю наблюдать за людьми. В окна смотреть, думать, что за ними, кто там живет и как. Я в метро когда езжу, всегда на эскалаторе на людей смотрю. Думаю – у них у всех есть секс! У всего этого нескончаемого потока! И все они где-то работают…

– А почему первая мысль про секс? Потому что «у них есть, а у меня нет»?

– Не знаю. Почему-то.

– Он есть у тридцати процентов населения. Максимум. Роль секса в нашей жизни искусственно преувеличена. Миллионы людей живут без секса. И, кстати, нет ничего любопытного в местах работы едущих на эскалаторе людей.

– Наверно, ты права, – грустно соглашается Юра.

– Я тоже впечатляюсь эскалатором, полным народа. Но у меня другие любимые мысли. Первая – всех этих людей родили!

Юра удивленно поправляет очки в не идущей ему пластиковой оправе, словно хочет настроить сбитый фокус.

Я поясняю:

– Ну, знаешь, у каждой женщины эта тема занимает значительную часть головы – страх перед родами, всякие мысли, связанные с этим. Даже если роды позади, все равно в голове остается. А тут смотришь – люди, люди. А ведь за каждым – роды!

– Это чисто женское.

– Конечно. Еще я представляю себе гору еды, которую они сегодня съели и гору дерьма, которую выкакали утром. Куда это всё, думаю.