Атташе - Евгений Адгурович Капба

Только что ведь он говорил про обычную забастовку, да?

* * *

Подпирая плечом угол, я старался держать ангар под контролем и особенно не отсвечивать. Рядом свистело ветром заколоченное прохудившейся фанерой окно, с крыши капало: начался один из обычных для Ассинибойна дождей. Однако к звукам дождя снаружи добавилось еще кое-что, легкий, едва слышимый акцент, который резанул мне слух похоронным набатом.

Лязг металла и скрип кожи! Это могло значить только одно…

— Облава!!! — распахнулась входная дверь, внутрь вбежал светловолосый загорелый парнишка и тут же рухнул лицом вперед.

Ему в затылок прилетел весьма интересный метательный снаряд: резиновая дубинка, какими пользовались подразделения наемной городской полиции. Завибрировали в воздухе трели свистков, загрохотали мостки под крепкими подошвами сапог десятков полицейских. Что они ожидали здесь увидеть? Кого «держать и не пущать?» Против кого собирались действовать?

Явно — не против озлобленных и хищных анархистов. И не против яростного Алексея Гусева. Пока рабочие ломились наружу сквозь все двери, Гусев стоял на помосте недвижимым утёсом. Он держал обеими руками огромный, самозарядный пистолет-карабин Федерле, и, как только первые полицейские в шестиугольных фуражках ворвались внутрь с дубинками и фонарями в руках, он открыл огонь.

— БАХ! БАХ! — чудовищные пули калибра 7,63 миллиметра сбивали с ног, оставляли в телах ужасные раны.

— …это е-эсть наш после-эдний и решительный бой! — ревел Гусев и раз за разом нажимал на курок.

Анархисты — их тут было около десятка — мигом соорудили из скамей укрытие и также принялись палить в полицейских. Послышались стоны раненых, недоуменные крики, а потом резкий голос:

— Перегруппироваться! Разрешаю открывать огонь на поражение! Убейте их, парни, всех до единого!

Это уже было очень плохо. Втиснувшись в угол, я пытался не отсвечивать, но долго так продолжаться не могло — нужно было уходить, и желательно не терять из виду Гусева. Заколоченное окно было моим путем к спасению!

Я оглядел внутренность ангара: у входа лежали раненные и мертвые полицейские, в дальнем конце еще теснились рабочие, торопящиеся сбежать, подталкивая друг друга в спины и матерясь. Один из анархистов сунул руку за пазуху, а потом размахнулся… Граната! Тело сработало самостоятельно — я выбил плечом окно и вывалился наружу, прямо под ноги двум полицейским с кургузыми револьверами в руках.

— Какого… — начал один из них, но тут же у дверей прогремел взрыв, наведя суматохи.

Плечо саднило от удара, и я точно приобрел пару замечательных заноз в руки и лицо, но обращать на это внимание времени не было: я подскочил, с силой распрямив ноги и опрокинув обоих полицейских, и ринулся по мосткам — в противоположную сторону от хриплой матерщины и топота рабочих, удирающих от облавы. Мне нужно было к дамбе, где в прибрежных кустах находился мой каяк. Сходка проводилась на самой границе мангров и промзоны, на песчаной косе, укрепленной дамбой. Этот ангар использовали как склад, пока его не закрыли на ремонт из-за протекающей крыши. Поэтому большая часть работяг рванула в сторону родного завода — там они чувствовали себя гораздо увереннее.

Полицейские растерялись, они не ожидали такой толпы — сотен и сотен человек. Тонкая линия оцепления была смята и прорвана, дубинки не помогли, а револьверами они воспользоваться не успели — слишком внезапным оказалось начало перестрелки, мешал и льющий с неба дождь. Стоит отдать должное анархистам и Гусеву — они приняли основной огонь на себя, дали время рабочим уйти. А теперь пошли на прорыв, используя ручные гранаты. И снова полиция оказалась не готова.

Сходку явно слили, но информация от доносчика оказалась неполной. Вместо болтовни о стачке тут готовили бунт! Вместо полиции нужны были военные. И они уже наверняка торопились на подмогу.

Анархисты не стали дожидаться кавалерии — они рванули по заросшему кустарником пустырю врассыпную: кто-то в промзону, другие — к берегу, третьи — по мосткам на дамбу, в сторону свайных домиков и лабазов пригорода. Укрывшись за кустами, я наблюдал за творящимся хаосом, надеясь всё-таки перехватить Гусева.

Мимо пробежали взмыленные полицейские, чавкая ботинками по грязи и ругаясь. Грянуло три выстрела — и они рухнули навзничь. От ангара метнулась странная черно-белая скособоченная массивная фигура. Я вскочил:

— Товарищ! Сюда, сюда! У меня есть лодка!

Это был Алексей Гусев — залитый кровью, с «Федереле» в правой руке. Левой рукой он удерживал на плече женщину без чувств и бешено оглядывался. Услышав имперский язык, он оскалился и побежал в мою сторону. Струи дождя лупили его по лысине, по плечам.

— Товарищ? Подержите… — это была Изабелла Ли собственной персоной!

Вот ведь чертовщина! Выдержит ли каяк троих? У нее стекала кровь по виску, у Гусева наливался багровым бок пиджака. Я подхватил товарища Саламандру на руки и сквозь кусты мы пробрались к дамбе. В районе промзоны слышалась стрельба, поднималось зарево пожаров.

— Кто-то нас сдал! — прорычал Алексей, — Крыса, как есть крыса… Ну ничего, ничего, мы им покажем!

— Покажите мне свой бок! — сказал я, — В каяке есть перевязочный пакет.

— Пустяки, ей нужнее… У меня — царапина. Я — воробей стреляный!

Мы сели в лодку, которая качнулась под весом трех человек и опасно глубоко погрузилась в воду. Мадам Ли уложили на дно, сами расположились на скамьях.

— Не дурите, — настойчиво повторил я, — Покажите бок. Мне нужна будет ваша помощь с шестом, один я не справлюсь. Нельзя, чтобы вы истекли кровью. А у товарища Саламандры кровотечение остановилось, я отсюда вижу. Ее мы тоже перевяжем — как только уберемся подальше.

— Черт с вами, делайте что хотите… — Гусев, морщась, стянул пиджак, потом сорочку.

Всё оказалось не так страшно: глубокая кровавая борозда, но ребра целы, пуля прошла по касательной. Повязка легла плотно, как на курсах первой медицинской помощи. Алексей Иванович только морщился, потом надел одну рубаху, а пиджак подложил под голову Изабелле и взялся за шест, отталкиваясь от берега.

Я орудовал двухлопастным веслом. Мы отошли далеко и спрятались в корнях мангров, когда на дамбе появились военные. Они светили электрическими фонарями во все стороны, слышались отрывистые команды, пару раз — выстрелы.

— Товарищи там опытные, уйдут. Облаву этим гадам не простят, и жертвы — тоже, — сказал Гусев, — Будет дело…

Дело. Трупы, пожары, беспорядки, мародерство, разруха — это его дело? Он ведь сам, первый принялся палить в полицейских!

— Куда теперь? — спросил я.

— Давайте к рыбхозяйству. У меня там автомобиль… А вы откуда так вовремя нарисовались, товарищ? — немного придя в себя, Гусев вспомнил об осторожности.

— А мне, собственно,