Поп - Александр Сегень

— Послушайте, благочестивые христиане, — обратился отец Александр к своим прихожанам. — Разве когда мы говорим о Церкви Христовой, мы говорим лишь об этом храме из камня и дерева?

— Да всё мы понимаем, батюшка, — сказал Торопцев. — Это он нарочно так говорит, хочет нас запутать.

— Вот именно, — сказал отец Александр. — Воображаю, как он запутывает простодушных людей, когда рядом нет сведущего, как я. На какой путь погибели их толкает! Зачем же вы останавливались и слушали его?

— Да сами не знаем, — сказала одна из прихожанок, Валерия Петрова.

— Какой-то бес толкал: «Иди да послушай!» — добавила другая женщина, Елизавета Проклова.

— То-то и оно, — сказал батюшка. — Все эти проповедники новых вер делают одно общее зло. Хотят разрушить Церковь Православную, раскромсать её на щепочки, дабы уготовить путь антихристу. Помните слова апостола Иоанна: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они: потому что много лжепророков появилось в мире». А на том предлагаю диспут окончить и всем разойтись. А кто будет и в дальнейшем слушать этого, тот мне принесёт сильное огорчение. А вы, милый человек, побойтесь, ибо как же вы себя губите, обольщая малых сих!

— Я готов и дальше спорить с вами! — возмущённо воскликнул сектант.

— Кончите свой спор тем, что чернильницей будете швырять в стену, — спокойно ответил отец Александр и пошёл прочь.

Вскоре его догнал Торопцев.

— Сразу после вас все разбрелись, никого не осталось с этим еретиком, — оповестил он.

— Ну как, Коля, хорошо я с ним спорил?

— Очень хорошо, батюшка!

— Но и устал же при этом. До чего ж иной раз хотелось по морде ему дать. Как святитель Николай дал Арию заушину. Даже святителя Николая еретик довёл до белого каления. А я выдержал.

— Посрамлен еретик.

— Вот погоди, Коля, глядишь, он завтра каяться придёт.

— Кто? — спросила матушка.

— Жалко, ты, Аля, не присутствовала! Какой я диспут выиграл у заезжего баптиста! Любо-дорого было послушать. Это была моя Невская битва, моя Полтава, мой Сталинград! А ты где-то ходила.

— Я домой сразу пошла, обед готовить. Ещё и не доволен мной!

Но баптист, вопреки мечтательным ожиданиям отца Александра, каяться не пришёл. Несколько дней он ещё пытался увлечь беседой людей на улицах, но, едва увидев в отдалении фигуру священника, предлагал перенести разговор в другое место и много на том проигрывал. В конце концов, от него стали шарахаться. Он помыкался ещё какое-то время в Закатах и в начале Петрова поста исчез. Пошёл добывать себе слушателей в других местах рейхскомиссариата «Остланд».

81.

Партизанская вольница на востоке от Гдова набирала силу. С самолётов партизанам сбрасывалось оружие и боепприпасы, консервы и крупы, медикаменты и даже газеты. Парашютами забрасывались специалисты по взрывотехнике, снайпера, политруки-коммунисты. Железнодорожная ветка между Гдовом и Сланцами стала горячей для немцев. То и дело здесь уходили под откос и сгорали эшелоны с техникой, боеприпасами и живой силой, а из окрестных лесов поливали их свинцовые дожди.

Во многих таких боевых операциях побывал весной и летом Алексей Луготинцев со своими товарищами — Игорем Муркиным и Александром Табаком. Матёрые партизаны, они пользовались всеобщим уважением, стали командирами звеньев, многими заданиями руководили лично. Но хотелось им вернуться в родной уголок России, откуда в прошлом году их выбили кавказцы. Кто-то ведь должен был бить немцев там, где семьсот лет назад громил их князь Александр.

Из Москвы прислали новое начальство. И вот уже некто Невский, с важным видом осматривая партизанский лагерь, говорил Луготинцеву, Табаку и Муркину:

— А где у вас аварийные посты запасов продовольствия? Нету? Ну и ну! Непорядок. А ночные огни есть? Тоже нет? Полный хаос! Землянки у вас грамотно устроены, а вот вам ещё схема строительства чума. Чум — превосходная вещь. Пригодится. А вы кто, девушка?

— Я медсестра. Тамара Лебедева, — обозначилась та.

— Красивая, однако! Подобную медсестру полностью одобряю!

— Командир отряда Климов! — вышел навстречу Невскому Климов.

— Что же это вы, товарищ Климов, своих бойцов не обучили системе сигналов? Я сделал знак «Все ко мне!», никто даже не почесался. А если я вот так делаю, это что значит? — Он вытянул вперёд руку и так подержал. — Ну? Тоже не знаете? А это значит — «Вижу противника!» Ну ничего, я вас всему обучу, как грамотно вести партизанскую борьбу.

— А вы, собственно...

— Невский Наум Захарович. Назначен к вам в отряд комиссаром.

Такая фамилия понравилась ребятам:

— Ого! Невского нам надо!

— Давно ждём! — гоготали они.

— Поведёшь нас на Ледовое побоище, товарищ комиссар?

— Отчего же нет?

Радостно было слышать такое Луготинцеву.

— Поставьте конкретную задачу, товарищ комиссар. Предлагаю начать карательные акции против тамошних полицаев. Скоро немцев погонят на запад, эта сволочь уйдёт вместе с ними. А не хотелось бы.

— Не только полицаев, не только, — кивал товарищ Невский. — Там много есть и других фашистских прихлебателей. Но об этом потом. Важное сообщение: под Сталинградом, товарищи, одержана полная и сокрушительная победа. Ура!

— Ура-а-а!

В июле пришли хорошие вести о мощном наступлении в Центральной России — под Курском, Орлом, Белгородом.

— Пришло время и нам наступать, — говорил Луготинцев.

В начале августа партизанское командование дало добро на совершение рейда в район Чудского и Псковского озёр. В мобильную группу вошли Невский, Луготинцев, Клещёв, Табак, Муркин и ещё пятнадцать человек. Двигались от берегов реки Плюсы лесами на юг, мимо Шипилина, Горки, Полны, Низовиц, другой Горки, Ремды, Козлова. Наконец, добрались до Закатов. Ночью Луготинцев побывал у Торопцевых. Те приняли его как родного, ведь он теперь был сирота. Николай Николаевич подробно рассказал ему, где расселены полицаи Владыкина. Основная их база была в бывшем доме колхозного начальства, в котором в первое время по приезде в Закаты жил отец Александр. Ещё несколько полицаев жили в бывшем доме Луготинцевых, другая группа размещалась в соседнем доме.

— Только будьте осторожны, ребята, — попросил Торопцев. — Они сейчас каждого куста боятся. Немцы-то поговаривают, что и отсюда придётся им отступать. И прихвостни ихние чувствуют себя неуютно.

— Спасибо, Николай Николаевич, — говорил Лёшка. — Вы ведь мне как отец. Я Машу никогда не забуду. И ни на ком не женюсь.

— А вот это зря. Война пройдёт, женись обязательно. Хочешь, на моих женись — чем тебе Надька или Катька хуже Маши?

— Ладно, я подумаю.

В ту же ночь, перед самым рассветом, Табак и Муркин возле большого дома на улице Красной тихо сняли часового. Сразу после этого с трёх сторон партизаны быстро вломились в окна и вырезали всех шуцманов, из которых половина так и не проснулись, потому что были мертвецки пьяны. Некоторые успели только вскочить с кровати и тотчас получить нож под сердце. Четырнадцать предателей в считанные минуты дружно отправились в преисподнюю. А вот самого Владыкина в доме не оказалось.

— Не он. И это не он. И это не Владыкин, — говорил Луготинцев, осматривая трупы.

— Нету его тут. Жаль! Главного мерзавца-то и не порешили!

Учинив расправу, отправились продолжать пиршество.

Но когда партизанский отряд приблизился к дому, где родился и вырос Лёшка, произошло то, чего никто не ожидал. Там ночевали шуцманы Овшистко, Журавлёв, Петрик и ещё четверо, включая Владыкина, который накануне напился и крепко спал. Овшистко проснулся среди ночи в страшном смятении и завизжал, как поросёнок, которого идут резать. Бегая по комнатам, он будил всех и кричал:

— Убивать! Нас убивать идут! Убива-а-ать!

— Ты что, офонарел? — спросонок ворчали на него товарищи по предательской работе. Но он продолжал верещать, схватил автомат и принялся палить то из одного окна, то из другого, то из третьего. Тут и Журавлёв в рассветных сумерках различил, как к дому умелыми перебежками стремительно приближаются вооруженные люди. Тогда уж все схватились за оружие и стали отстреливаться из окон. Завязался бой. Пули, как пчёлы в улей, летели в дом Луготинцевых, круша в нём всё подряд. В ответ летели пули из дома по нападающим. Но успех был на стороне партизан. Муркин сумел незаметно подползти к самому дому и бросить в ближайшее окно подряд две гранаты. Далее исход сражения был предрешён. Ворвавшись в дом, партизаны добивали раненых шуцманов. Долго никак не могли прикончить Ластика Овшистко. Он верещал, но, сколько ни кололи его штыком, никак не отправлялся на тот свет. Лишь с десятого удара дернулся и, наконец, затих.

— Владыкин! — радостно воскликнул Алексей, перевернув одну из кроватей и обнаружив там затаившегося старшего шуцмана. Тот сквозь пьяный сон услышал битву, сполз с кровати, залез под неё и там снова уснул. Теперь он ошалело таращился на партизан и силился осознать, что происходит.