Улыбка Афродиты - Стюарт Харрисон

Вернувшись на террасу, мы уселись за стол у северной стены дома. Холодное белое вино из местного винограда подавалось в охлажденных глиняных кувшинах. На столе были свежий теплый хлеб и тарелки с салатом, приготовленным из крупных сочных маслин, резаных помидоров, огурцов, лука и сыра «Фета», сдобренного тимьяном. После закуски Элени подала пирог из ягненка и тарелку жареного осьминога. За едой Каунидис говорил о сочинениях Гомера, обнаружив, как оказалось, хорошее знание предмета. Даже я слушал его с интересом. Алкимос прочитал нам на классическом древнегреческом языке наизусть большие отрывки из «Илиады» и «Одиссеи». И хотя я не понял ни единого слова, не могу отрицать, что в звуках языка, на котором они были первоначально написаны, чувствовалась подлинная лирическая красота.

После ланча он самоуничижительно извинился за то, что навел на нас скуку, но мы заверили его, что нисколько не скучали.

– Сегодня вечером, – сказал он, глядя на Алекс, – я расскажу, что смогу, о вашей бабушке. Но сейчас мне нужно отдохнуть.

Он сказал, что если мы хотим поплавать, то к маленькому частному пляжу ведет тропинка.

– Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, – сказал он. – Элени покажет вам ваши комнаты.

После его ухода появилась Элени. Она убрала со стола, а потом отвела нас наверх. Наши комнаты располагались рядом на верхнем этаже в дальней части дома. И в той, и в другой комнате было по два окна, выходивших на море, и при открытых ставнях взору представал чудесный вид. Я поблагодарил Элени, и она ответила мне что-то по-гречески. Когда она ушла, я постучал в дверь Алекс.

– Хотите поплавать? – спросил я.

– Подождите пять минут. Встретимся внизу.

Я вернулся к себе, чтобы переодеться и взять полотенце, а затем спустился на террасу, ожидая Алекс. Тропинка, о которой говорил Каунидис, была крутой, с выбитыми в скале ступеньками, ведущими к бухточке с глубокой и прохладной водой, окаймленной пляжем из белой гальки. Мы доплыли до выхода из бухты и, обследовав скалы, вернулись на пляж, где и устроились, чтобы обсохнуть на солнце.

– Что вы думаете об Алкимосе? – спросила Алекс.

Она сидела обняв колени, а с ее мокрых волос ручейками текла вода. Я старался не замечать, как они стекают по ее бедрам.

– По-моему, ему немножко одиноко.

– Мне тоже так показалось. Очень приятный мужчина. Даже как-то стыдно, что он живет здесь совсем один. Конечно, за исключением Элени. И того слуги, который нас впустил. Может, это ее муж?

– Вполне возможно. Он шофер Каунидиса.

– А от этой комнаты с детскими игрушками веет грустью. Вам так не показалось? Интересно, что случилось с его женой?

– Я так понял, что он чересчур много времени работал, а для жены, наверное, времени совсем не оставалось.

Алекс легла на спину и закрыла глаза. Я смотрел, как она дышит, как поднимаются и опускаются ее груди, впадинка на животе.

Ближе к вечеру мы вернулись в дом, чтобы немного отдохнуть. Я прилег почитать, но разные мысли не давали сосредоточиться. Мысли об отце и об Алекс. В конце концов меня сморил сон, и я задремал.

Когда я проснулся, уже вечерело, небо начало темнеть. Я принял душ и переоделся, а потом постучал к Алекс. Она открыла, завернутая в полотенце и с мокрыми волосами.

– Увидимся внизу, – сказала она.

Я оставил ее приводить себя в порядок, а сам спустился на террасу. Откуда-то из глубины дома доносился слабый шум, но никого не было видно, поэтому я прошел в библиотеку, где провел полчаса, рассматривая книги на полках. Многие из них были на французском и других европейских языках, включая английский. Я нашел несколько знакомых британских и американских авторов – Грэма Грина, Хемингуэя и Конрада, но основная часть была посвящена психологии, археологии и истории, как современной, так и древней. Обнаружилось несколько старинных томов. У многих книг были не разрезаны страницы. Первое издание.

Возле библиотеки мне попалась на глаза комната, мимо которой мы проходили раньше, во время нашей экскурсии по дому. Дверь оказалась закрыта, и Каунидис ничего о ней не сказал. Из любопытства я подергал ручку, дверь была заперта. По расположению комнаты я понял, что ее окна выходят на северный конец террасы. Но когда я прошел на террасу, то увидел, что окна комнаты закрыты ставнями.

При угасавшем дневном свете я любовался видом на море, когда появился Каунидис.

– Добрый вечер, Роберт, – поприветствовал он меня. – Хорошо провели день?

– Очень. Большое спасибо. – Я рассказал ему, что мы ходили купаться. – Алекс просто влюбилась в ваш дом. И вообще, во все. – Я улыбнулся, мягко поддразнив Каунидиса.

Он улыбнулся в ответ:

– Роберт, я всегда любил красоту. – Показав рукой на стулья, он пригласил меня присесть: – Прошу.

Какое-то время мы сидели молча, наслаждаясь тишиной. Дневной свет почти пропал, мистические пурпурный и розовый оттенки уступили место темноте. Ветер стих, воздух был приятно теплым. Элени появилась с подносом, на котором стояли бутылка узо, стаканы и кувшин холодной воды. Водрузив поднос на стол, она принесла разнообразные закуски. Из дома послышались шаги, и к нам вышла Алекс. Одетая в темно-синюю юбку и топ, она выглядела потрясающе. Она застенчиво остановилась в дверях, а мы не могли отвести от нее глаз.

– Простите нас, Алекс, – наконец произнес Каунидис, – но, полагаю, при виде такой красоты мы оба лишились дара речи. Пожалуйста, садитесь. – Он придвинул ей стул.

– Спасибо.

– Вам нравится узо? – спросил он, обращаясь к нам обоим.

– Немного непривычный вкус, – ответил я. Алекс призналась, что она никогда не пробовала его.

– Тогда вам просто необходимо попробовать. Это очень хороший сорт. – Каунидис налил понемногу нам обоим и поднял свой стакан. – Stin-iyassas!

Вкус у этого сорта узо оказался действительно немного лучше, чем у тех, что мне доводилось пробовать раньше. И все-таки сильный запах аниса был неприятен. Мы немного поболтали. Каунидис расспрашивал Алекс о ее семье и о жизни в Лондоне. Казалось, что он увлекся ею, даже слегка флиртовал в старомодной учтивой манере. Он опять наполнил наши стаканы. Я чувствовал, что алкоголь немного ударил мне в голову; у Алекс заблестели глаза. Каунидис спросил ее о бабушке:

– Она была замужем в Лондоне?

– Нет. Всегда были только она и моя мама.

– У вашей бабушки был брат, который также переехал жить в Англию.

– Да, Костас. У него семья и ресторан в Северном Лондоне. Но Нана и Костас никогда не общались друг с другом. Я даже не знала, что у нее есть родственники, до самой ее смерти.

– Неудивительно, – заметил Каунидис.

Вошла Элени и сказала, что обед готов. Мы опять обедали на террасе. Элени приготовила курицу с кореньями, картофелем и белым вином. Так же как и во время ланча, говорил в основном Каунидис. Он ни словом не обмолвился о бабушке Алекс, вместо этого рассказывая случаи из своего детства – о том, как он ловил рыбу и работал на семейном участке. Он описывал трудовую жизнь, практически не приукрашивая ее, но в его изложении она выглядела счастливым и легким временем: земля, море, солнце, запахи сосны и дикого шалфея, дни, заполненные рыбной ловлей, когда сети, набитые рыбой, поднимали на лодки.

Слушая его, я не мог не удивляться, как точно он все помнит, хотя уехал на материк еще молодым человеком, соблазнившись сильным желанием преуспеть. Когда совсем стемнело, зажгли лампу. Множество ночных мотыльков и мошек слетелись на огонь. Элени принесла свечу, которая издавала необычно сильный аромат, отпугивавший насекомых. Казалось, что желтый свет лампы окружает нас, как кокон, за которым царила густая тьма. Появились звезды, и меня охватило странное чувство, вероятно усиленное выпитым вином. Мы находились высоко над морем и в то же время близко к краю скалы, и мне казалось, что мы больше не на твердой земле, а бесшумно плывем в пространстве.

Когда убрали остатки обеда, Каунидис собрался рассказать нам окончание истории, происшедшей во время войны.

– Прежде чем я продолжу рассказ Ирэн, вы должны узнать о других событиях на Кефалонии, поскольку они важны, если вы хотите понять, что здесь произошло, – сказал он.

Его произношение английских слов и слегка замысловатое построение фразы придавали почти поэтическое звучание повествованию, делая сам рассказ ненавязчивым и пробуждающим воображение. Лампу немного притушили, оставив совсем слабый огонек, отчего Каунидис превратился в темный силуэт. Казалось, что за террасой в темноте двигаются какие-то тени и прошлое оживает…

11

Партизанами на Кефалонии руководил коммунист по имени Меткас. Они постоянно не давали покоя немцам, уничтожая технику и сообщая союзникам разведданные. Но когда война в Европе изменила ход и союзники начали наступать на всех фронтах, Меткас стал в открытую нападать на немецких оккупантов. В ответ штандартенфюрер СС Манфред Берген, назначенный командующим гарнизонами на Кефалонии и соседних островах, объявил, что за любое нападение на германские войска гражданское население будет подвергаться немедленным репрессиям.