Недоступная тайна - Клавдий Дербенев

Полковник Ивичев впервые встретился с Ниной Ивановной Улусовой. Разговор происходил в его кабинете. Отвечая на вопросы Ивичева, она испытывала явное смущение.

— Не принимайте близко к сердцу, Нина Ивановна, — желая успокоить собеседницу, — сказал Ивичев. — В Гулянской вы и Катя Репина правильно угадали проходимца, а может быть, кое-что и повыше рангом!

— Найти ее я считаю своим партийным долгом! — с жаром воскликнула Нина Ивановна, открыто глядя на Ивичева. — Разрешите, я поищу ее в городе. Покой потеряла!

— У вас же отпуск, — улыбнулся Ивичев.

— Какое это имеет значение!

Раздался стук в дверь, и вошел Бахтиаров. Увидев Нину Ивановну, он обрадовался: значит, есть какие-то новости. Поздоровавшись с Ниной Ивановной, Бахтиаров сел напротив нее за маленький столик. Дожидаясь, когда полковник кончит телефонный разговор, он в принесенной с собой папке стал просматривать бумаги. Из папки выскользнула и упала на стол фотокарточка Шкуреина. Нина Ивановна невольно взглянула на снимок.

— Это он был с Гулянской в аптеке! — воскликнула она.

Когда она рассказала обо всем, Ивичев вызвал майора Гаврилова и предложил ему записать рассказ. Гаврилов вместе с Улусовой ушли из кабинета. Оставшись с Бахтиаровым, Ивичев занялся разбором его поездки в Кулинск.

Во всем тщательно разобравшись, сопоставив дату происшествий в санатории, появления «доцентов МГУ» у Полякова и поездки Шкуреина на машине «Н—23-26», Ивичев и Бахтиаров пришли к твердому убеждению о тесной связи всех этих разрозненных фактов.

Ивичев по телефону поручил лейтенанту Томову проверить Шкуреина по адресному столу. Не прошло и десяти минут, как Томов сообщил, что ни на постоянной, ни на временной прописке в городе Шкуреин не числится.

Спокойно водворяя телефонную трубку на место, Ивичев весело взглянул на Бахтиарова:

— Ничего, капитан, мы этого Шкуродралкина все же найдем, будь он неладен! Вызовите Гаврилова. Пусть придет вместе с Ниной Ивановной.

Пока Бахтиаров выполнял поручение, Ивичев, тихонько насвистывая, стоял у окна. Как только молодая женщина вместе с майором вошла в кабинет, Ивичев обратился к ней:

— Ну, теперь, Нина Ивановна, мы сами будем вас просить погулять по нашему городу.

Когда через час Нина Ивановна ушла из управления, возвратился с задания лейтенант Чижов, которого все уже с нетерпением ждали. Как только в кабинете Ивичева Чижов взглянул на фотокарточку, привезенную Бахтиаровым из Кулинска, он громко воскликнул:

— Он! Он! Только этот мерзавец живет под другим именем!

Он попросил разрешения с фотокарточкой Шкуреина обойти все гостиницы города. Это было правильное решение, давшее сразу результаты. Под фамилией Ивана Николаевича Покосова, председателя колхоза «Пятилетка» из соседней области, Шкуреин проживал в доме крестьянина больше недели.

У четырехгодовалого сына уборщицы дома крестьянина, проживавшей по месту работы, Чижов увидел жестяную коробку из-под конфет «Аист», точную копию привезенной Бахтиаровым из санатория «Отрада». Уборщица объяснила, что эту коробку она нашла за койкой в номере, делая уборку после отъезда Покосова.

…Прошло четыре дня после приезда Нины Ивановны. Она уже успела так изучить улицы города, как будто прожила тут несколько лет. Но пока это было только ознакомление с достопримечательностями большого города, а то, ради чего совершались эти прогулки, продолжало оставаться только целью: Гулянская и Шкуреин словно в воду канули.

Так же безуспешны были поиски Шкуреина, которые проводил Свиридов. Он без устали слонялся по городу, горя желанием встретить своего «крестника».

Было уже около пяти вечера, когда, вдосталь нагулявшись по центральным улицам, на Революционной, в дверях почтамта, Нина Ивановна неожиданно увидела Гулянскую. Та мгновение постояла и, быстро сойдя по ступенькам, пошла прочь. Нина Ивановна была подготовлена к разговору с Гулянской, но все же обрадовалась, что осталась незамеченной.

В светло-зеленом крепдешиновом платье, держа желтую кофточку в левой руке, Гулянская будто плыла по тротуару, колыхая широкими бедрами и поблескивая черными лакировками на полных ногах.

«Здесь ты не кутаешься в теплый платок, несмотря на то, что уже сентябрь…» — с презрением подумала Нина Ивановна, прячась за спинами прохожих.

Где к Гулянской присоединился мужчина в сером костюме и соломенной шляпе, Нина Ивановна просмотрела. Она прибавила шаг и вскоре узнала Шкуреина. Он был на голову ниже Гулянской и когда обращался к ней, то вытягивал шею.

Прошло не менее получаса, прежде чем Гулянская и Шкуреин далеко от центра города вошли в калитку одноэтажного дома.

Выждав несколько минут, Нина Ивановна прошла мимо этого дома. «Речная улица, дом № 14, Пустова А. И.» — успела она прочитать.

Тихая пристань

Внимание сотрудников отдела полковника Ивичева сосредоточилось на доме номер четырнадцать, принадлежавшем вдове летчика Алевтине Ионовне Пустовой.

Среди больших домов Речной улицы этот бревенчатый, с тремя окнами по фасаду, на высоком цементированном фундаменте, под крышей из оцинкованного железа казался малюткой. С правой стороны от просторного двора пятиэтажного дома его отделял высокий тесовый забор и полоса лип и кленов. Слева примыкала высокая кирпичная стена другого многоквартирного дома. Но стоило только открыть калитку и вступить в узкий двор, как впечатление дома-малютки исчезало. Почти на пятнадцать метров в глубину двора тянулось это строение с широкими окнами и двумя небольшими верандами, обвитыми плющом. В глубине асфальтированного двора под тремя развесистыми березками стоял бревенчатый капитальный сарай с погребом, тоже под оцинкованной крышей.

Дом этот тридцать лет назад построил для своей любовницы ленинградский нэпман Моренс. Говорили тогда, что у этой женщины была дочь от нэпмана, но ее никто и в глаза не видел. В тысяча девятьсот сорок пятом году бывшая любовница нэпмана, к тому времени уже превратившаяся в старуху, вздумала куда-то уезжать и продала дом Алевтине Ионовне Пустовой, после смерти мужа избравшей этот город местом своего постоянного жительства.

Когда нэпман строил дом, на Речной улице ничего не было, кроме нескольких хибарок. В то время дом под оцинкованной крышей рядом с убогими строениями выглядел богато. Но прошли годы, люди, населявшие хибарки, разъехались, а среди обитателей новых больших домов на Речной улице никого не было, кто-бы помнил нэпмана и его любовницу.

Алевтина Ионовна Пустова жила тихо-и скромно. Соседи знали, что она болезненно переживала преждевременную смерть горячо любимого мужа, получает пенсию и делает куклы для кукольного театра. Дирекция театра несколько раз пыталась уговорить Пустову работать при театре, но она продолжала трудиться на дому, упорно отказываясь от помощников. Дирекция театра была вынуждена считаться с капризами Пустовой, так как куклы ее изготовления были изумительно хороши. Ее несколько раз приглашали в театр, чтобы после спектакля показаться зрителям, которым так нравились куклы, но она, ссылаясь на природную стеснительность и скромность, не соглашалась выступать публично. Всегда с новой пьесой, принятой к постановке, режиссер театра приходил к Пустовой, читал пьесу, а она, вникая в существо образов, делала быстрые карандашные наброски в большом альбоме. Ей оставляли экземпляр пьесы. В назначенный срок куклы были готовы. Даже деньги за работу она не приходила получать сама: ей переводили на дом с доставкой.

Иногда к Пустовой приезжали родственники из других городов и, прожив в доме день или два, исчезали.

Заинтересовавшись домом на Речной улице, сотрудники госбезопасности сразу же столкнулись с рядом весьма важных обстоятельств.

Было установлено, что Шкуреин живет в доме Пустовой. По утрам он обычно отправлялся в магазин за продуктами, а во второй половине дня появлялся вблизи центральной поликлиники. Дождавшись выхода Жаворонковой, стараясь быть незамеченным, провожал ее. Закончив наблюдение, Шкуреин выпивал в ресторане или в вокзальном буфете стакан вина и возвращался на Речную.

В один из дней удалось заметить мужчину высокого роста, с маленькой головой. Он вышел из дома и совершил безобидную прогулку около поликлиники. Лейтенант Чижов незаметно сфотографировал его. Снимки были предъявлены для опознания.

Катя Репина из санатория «Отрада» опознала на фотографии мужчину, проникшего в восьмую палату.

«Да, этого я вез в своей машине», — сразу сказал шофер из колхоза «Завет» Корцевского района, как только взглянул на предъявленный ему снимок.

Дежурный милиционер с вокзала города Н-ска, находившийся на посту у билетных касс в день смерти Касимовой, вспомнил гражданина, покупавшего билеты на ленинградский поезд. Милиционер хорошо запомнил «долговязого» потому, что тот, отходя от кассы, у какой-то женщины опрокинул двухлитровую бутыль с растительным маслом. Женщина подняла шум и обратилась к милиционеру. Но «долговязый» без лишних слов возместил женщине стоимость масла в размерах, значительно превышающих причиненный убыток.