Прыжок в бессмертие - Евгений Загданский

Когда друзья уселись вокруг костра, Манджак с удовольствием посмотрел на черную чашу неба, усеянную звездами, на темную гладь чуть дымящегося океана,. Простор... Здесь человеку ни солгать, ни слукавить...

Все трое молчали. Никому не хотелось неловкой фразой начать разговор, которого, может быть, ждал каждый из них многие годы.

Манджак сидел, обхватив руками колени и меняя позу лишь для того, чтобы подбросить щепок в огонь.

Чуть поотдаль от костра, ближе к отвесной стороне скалы, лежал на спине Кроуфорд. Заложив руки за голову, он немигающими глазами также смотрел на небо, словно хотел увидеть, как зажигаются звезды.

Ближе всех к костру расположился Росси. Его увлекал таинственный танец пламени. Огонь то свивался в причудливую фигуру Джина из арабской сказки, то затухал, чтобы снова яркокрасными искрами взметнуться к небу.

Каждый из друзей думал о своем, и все же все их мысли шли в одном направлении.

После 1946 года им ни разу не удалось собраться вместе.

Если иногда, Манджак приезжал к Росси на консультацию по интересующим его вопросам медицины, то Кроуфорд в это время был занят испытаниями нового термоядерного оружия. Если же случай сводил где-либо в атомном центре Кроуфорда и Манджака, то от Росси приходили сообщения, что он выехал на конференцию терапевтов в Европу или заседает в Пакгоушском комитете.

Каждый порознь думал о регулярном обмене письмами. Но письмо к другу не может напоминать стандартный бланк, где на скорую руку написано несколько фраз с пожеланиями здоровья и успехов.

А чтобы написать настоящее письмо, необходимо время.

Нужно было усилием воли заставить себя выйти из водоворота событий.

Да что толку в письмах! Когда Манджаку было необходимо решить несколько важных проблем, то Кроуфорд и Росси откладывали все свои дела и приезжали к нему, чтобы помочь советами. И ни Кроуфорд, ни Росси не спрашивали, зачем понадобились Манджаку эти работы. Это не просто чувство такта. Это чувство товарищества...

Трудно сейчас Манджаку начинать этот разговор при КроуфорДе. После осени 1945 года Кроуфорд вообще очень изменился. Хиросима и Нагасаки... Кроуфорд считал себя одним из виновников гибели сотен тысяч человек. Одно время Кроуфорд пытался успокоить себя тем, что в апреле 1945 года он вместе с венгром Сцилардом был среди инициаторов письма к президенту. Ему казалось, что если бы это письмо застало Рузвельта в живых, то события могли бы и не принять столь трагического направления.

Позже Кроуфорд понял совсем иное. При встрече с Манджаком он как-то сказал одну фразу, забыть которую было невозможно: "Человек может столкнуть с горы камень или не делать этого, но остановить горный обвал он уже не в силах. Однако как можно быть виновником гибели тысяч и тысяч людей и остаться жить самому? Каждую ночь видеть перед своими глазами, как рушатся здания, а люди, словно горящие факелы, мечутся среди руин. Слышать, как от жары лопаются человеческие тела... .Нет, можно ли так жить?"

Манджак подбросил несколько дощечек в костер. Пламя сжалось. Голубоватый дымок тонкой струйкой пополз к звездам. К костру подошел Майкл. Он кивком головы дал понять Росси, что Джен спит нормально. Девочка, по-видимому, чувствует себя хорошо. Манджак обхватил колени руками и, не от рывая взгляда от огня, каким-то глубоким, глухим голосом неожиданно для всех сказал:

- Лауреат Нобелевской премии Фриц Габер до последнего дня жизни не мог смыть со своих рук кровь миллионов погибших в первую мировую войну. Он открыл удушливые газы, может быть, не сознавая того, что с его изобретением сделают политики. Угрызения совести вынудили Габера покончить жизнь самоубийством.

Альберт Эйнштейн 2 августа 1939 года, опасаясь, что ученые фашистской Германии смогут создать атомную бомбу, подписал письмо к президенту и тем самым добился начала работ над бомбой в США. А затем? Лишь стены домика, в котором жил Эйнштейн, могли бы рассказать, сколько бессонных ночей провел великий ученый, пытаясь найти средство, чтобы спасти мир от надвигающейся катастрофы. Это наглядные примеры того, в какой конфликт в наше время вступает большая наука и большая политика.- Манджак сделал короткую паузу и затем продолжал: - Недавно у меня состоялся разговор с Байлоу. Я не успел еще решить и половины проблемы. Проблема очень сложная. Ведь в мире может многое измениться... Так вот, я не успел еще решить и половины проблемы, а у Бадлоу уже созрел план, как реализовать мое изобретение. Вместо того, чтобы принести счастье всем, я увеличу лишь могущество одного.

- Будем прежде всего логичны,- мрачно перебил Кроуфорд.- Ты неправ в своей первой посылке. Существует и другая точка зрения. Все мы, в конце концов, биологические системы с довольно узкой, специальной программой. Каждый из нас делает то, что он может... Мы не должны без конца оглядываться на политиков и ломать себе голову над тем, что они сделают с нашим изобретением. Каждый обязан нести ответственность за то, что он делает непосредственно. Послушать тебя, так Колумбу следовало бы сначала найти ответ - полезно ли для прогресса открывать Америку, и только после этого снарядить экспедицию. Если бы люди, придумавшие книгопечатание, могли предвидеть, как их изобретение используют наши газетчики, то они скорее дали бы отрубить себе руки, чем напечатали хоть одно слово.

- Ну, а что ты скажешь,-обернулся в сторону Кроуфорда Росси,- если сегодня, сейчас, молодые люди, женщины и дети умирают от того, что Эйнштейн, Ферми, Оппенгеймер не поставили перед собой вопрос так, как ставит его сейчас для себя Манджак?

Кроуфорд отодвинулся от края скалы.

- А почему никто из вас не хочет подумать, что в Лос Аламосе мы попытались сделать первый шаг на пути решения энергетической проблемы? Вы на каждом шагу отвешиваете поклоны человечности... А в Индии с 500-миллионным населением три четверти используемой энергии получают от сжигания коровьего помета? Если бы послушать тебя и Манджака, то пришлось бы скоро все человечество заставить собирать этот вид топлива.

- Ну, до этого пока еще дело не дошло,- горячо возразил Росси,-а вот вы, господа, что вы вручили нашим генералам, с их любовью к войнам и традиционным презрением к чужой человеческой жизни, что? Не нужно обладать воображением Данте, чтобы представить, что останется от шахматных фигурок и от доски в целом...

Между Росси и Кроуфордом грозил разгореться опор, как в лучшие студенческие годы.

- Вы плохо меня поняли,-решил остановить их Манджак.--Я не пытался задать вам чисто философский вопрос. Конфликт большой политики и большой науки меня интересует не вообще. Меня волнует судьба моего открытия. Я хотел бы услышать от вас, как мне следует поступить...

Заметав, что пламя костра стало угасать, Манджак снова подбросил несколько щепок в огонь.

- Я бы хотел вам рассказать одну короткую историю,- неожиданно для всех сказал Майкл.-Думаю, что она имеет прямое отношение к вашему спору... Один врач...

- Ты бы лучше пошел проведал девочку,- сухо оборвал его Манджак. Отношения между ним и сыном не улучшились. Манджак считал, что Майкл его оставил в самую трудную для него минуту.

- Зачем ты так?-растерялся Росси. Он поднялся на ноги и, стряхивая песок с брюк, сказал: - Я давно хотел пойти сменить Солидад... Пусть она немного отдохнет...

- Майкл,-тоном, не допускающим возражений, повторил Манджак,- пойди подежурь у постели, а Солидад пригласи к нам. Вот так. Росси, не уходи. Пусть он думает, что хочет... Он считает, что наше поколение поставило мир на грань катастрофы. А сам... Майкл, иди...

- Ты прежде всего жесток. Я не знаю, относится ли это к твоему поколению...- пробормотал Майкл, стиснув зубы и, проглотив конец фразы, ушел.

И снова все трое замолчали. Кроуфорду и Росси было неловко. Они поняли, что между отцом и сыном уже давно сложились ненормальные отношения.

Тихо потрескивал огонь в костре. Изредка к небу взлетали раскаленные куски щепок.

Вдруг огонь осветил фигуру Солидад, приближавшуюся к костру. В руках у нее была небольшая сумка, доверху заполненная бутылками и свертками с закуской. Солидад улыбалась.

Уголки ее рта по-детски были проподняты вверх. Росси никогда не видел ее такой. По движениям и жестам Солидад было видно, что настроение у нее отличное.

- Почему вы все мрачные? - подчеркнуто лукаво спросила Солидад. Подав бутылки с вином Кроуфорду, она на газете стала раскладывать сандвичи и расставлять пластмассовые стаканчики.- По всей вероятности, женщина, появившаяся в вашем обществе, должна, сказать: из уважения к дамам, каких я сегодня представляю, прошу не обсуждать никаких серьезных вопросов. На лицах женщин от этого появляются морщины.

А если вы не будете щадить нашей красоты, то лишитесь самого действенного стимула, побуждающего вас к творчеству. Не правда ли, синьор Кроуфорд?

Росси недоумевал. Неужели так может преобразиться человек? Он пристально посмотрел на Солидад, и у него мелькнула мысль, что она просто решила притворяться веселой, чтобы не вызывать к себе жалости. Росси даже облегченно вздохнул.