Щит - Виктор Гвор

— Да таскай, сколько влезет. Лишь бы результат имелся.

— Учту, — усмехнулся воевода. — Ладно, езжай спать, а то прямо здесь свалишься.

— Угу, — кивнул Лютый, и снова с трудом подавил зевок, рвущийся наружу. — Просьба одна. Будешь Ждана приглашать, скажи, что я за него просил. Старику приятно будет, что не забываю. Будто его можно забыть!

— Это точно, — хохотнул Скворец. — Сделаю. Не вопрос.

«В Киеве нас не заметили. Нет, все, кому надо, о вятичском посольстве знали. И кому не надо — тоже. И что с того? Прислали очередные земли своих представителей. Вождей по лесам сотни ховаются. И посланников их в Киеве предостаточно. Что, из-за каждого хай на весь мир поднимать? Обойдутся! Каждый князек, сумевший свой сосновый кремль осиновым тыном обнести, с одной стороны, хочет быть полновластным владыкой „своей земли“, но с другой, отлично понимает, что два десятка его дружинников — ничто перед настоящей опасностью. Вот и жаждет в защитниках иметь не кого-нибудь, а князя. Притом, не слишком далекого, да посильнее, и чтобы справедливый и милостивый. А еще желательно, чтобы по крови родство было хоть на осьмушку. В общем, идеал, которого, естественно, не существует и существовать не может.

Тот же Игорь и кровей был не самых драговичских, и милостивостью и терпимостью излишней похвастаться не мог. Да и не горел особо. Ну не знал Светлый Князь новомодных в далеком будущем словечек „гуманизм“ и „толерантность“. Надеюсь, потомок, они и тебе неизвестны. А главное, твоему Князю. И разъяснять непотребство это не буду. И не проси.

А может, знал, но понимал в другом значении. И применял соответственно. В двадцать первом году, например, провел переговоры с печенегами. И так активно внедрял принципы толерантности и общечеловеческих ценностей, что кочевники о набегах на Русь и думать забыли. Полгода со всем возможным гуманизмом гонял бедолаг по степи, вырезая самых упертых и непослушных. Результат державного всепрощения налицо — печенеги с тех пор шелковые. Те, которые умудрились вовремя сдаться. О чем князь не попросит, всё сделать готовы. Наперегонки мчатся просьбы княжеские выполнять.

В общем, правильно Рюрикович слова эти понимал: когда руки сильные мечом владеть умеют, и меч добрый к этим рукам прилагается, все по отношению к тебе гуманны, толерантны и вообще, белые и пушистые. А ежели силушку растратил вхолостую да на глупости — то горе беззащитным. Или беги к князю на поклон. Но и чрезмерной жестокостью князья Киева не страдали. Тех же печенегов, к примеру, не извели под корень, даже наоборот, привечали иногда. А почему нет? Тоже славянские корни имеются, хотя и понахватали со всех сторон разной крови. От булгар, угров, касогов всяких и прочих ясов. Дикое Поле — та еще плавильная печь степных народов…

Справедливый князь. И сильный. Два главных условия. Вот и тянулись к нему люди. В смысле, племена под его руку. И посланников слали.

Внешне мы не выделялись из этого ряда. Что Буревою это обошлось в раннюю седину — вопрос номер два. А внутренне… так про то не всем ведомо. А потому и не должен был Игорь принимать нас сразу по приезду. Не за что. Хотя знал, конечно, всё. Светлен к нему прямо с причала рванул, даже рубаху не одел, так и поперся в дареном поддоспешнике. И появился только дня через три».

Знатный мастер в княжьем тереме пол стелил. Половицы одна в одну. И в цвет подобраны, и по рисунку древесному. У стен — чуть ли не черные, а на середину сбегаются уже белыми. И ни скрипа малейшего под тяжелыми княжескими шагами не слышно. Только грохот. Князь мечется разъяренным зверем, опрокидывая лавки и топоча сапогами. Слава Роду, посуды нет, а то бы в стены метать начал. Со звоном в разные стороны… Хоть и не пристало подобное владыке земли русской.

Половики, может, и смягчили бы топот, да нет половиков. Игорь сам излишнюю роскошь презирает и помощников с друзьями таких же подобрал. Всё ключник, старый да опытный, третьего князя на сундуках своих переживший, упрятал поглубже для пущего сохранения. Князь не вечен. А следующему может и в пригоде стать. Жизнь — штука такая. Повторяющаяся с прикрутом да с хитрыми разворотами…

В дальнем углу, привалившись к стене, увешанной оружием, прислонился человек в простой поношенной рубахе. Лишь по вороту украшенной вязью шитых красной нитью волков, приличествующих волхву, но не воину. Впрочем, человек и был волхвом. Но и воином тоже. Достаточно на шрам посмотреть, наискось тянущийся через лицо. Да и меч, прислонившийся в гордой страже к стене, недвусмысленно намекал, что одно другому не мешает, если с верной стороны подойти…

Еще один человек примостился около входа. По этому сразу видно — воин. Уверенно говори, не ошибешься. Кто еще к князю может почти голышом заявиться? Лишь простые холщовые штаны, поддоспешник простеганный без поддевки, напяленный прямо на тело. На руках кожи и не видно почти — все в черной вязи перуновых знаков, голова почти полностью выбрита, оставлен только на темени длинный, вершков в шесть, чуб, выкрашенный в ярко-фиолетовый цвет.

Оба наблюдали за бушующим князем. Воин, хмурясь и терзая в руках подобранную по дороге веточку, а волхв — улыбаясь уголками губ.

— Княже, от твоего мельтешения меня стошнит скоро, — наконец не выдержал последний. — И все угощение твое на пол выверну. А он красивый у тебя, ладный. Неохота столь дивную работу извержениями брюха портить. Золотом ведь плочено. Мастер не Кукуй будет?

Игорь остановился рывком. Словно наткнулся на невидимый утес. Замедленно повернулся к наглецу. А тот продолжал улыбаться, даже поймав бешеный взгляд.

— Кукуй, говорю, пол стелил? Аль другой кто?

Сообразив, что все идет совершенно не так, как должно, Игорь выдохнул. Провел обеими ладонями по лицу, словно нехитрым этим движением снимая все беды. Отряхнул брезгливо. Сделал несколько шагов, больше не похожих на метание по загону плененного зверя.

— Да я откуда знаю?

— Аль не хозяин в своем же доме? — хитро усмехнулся человек. И дернулся в сторону, уходя от увесистой княжьей оплеухи, пролетевшей совсем рядом.

— Хозяин, — тихо ответил Игорь. И присел рядом. — Только понимаешь, друже Вукомил, иногда не хозяин.

— Не нравятся пришлые? — тут же спросил Вукомил, верно уразумевший причину.

— Нравятся, не нравятся, — скривился князь, помотал головой. — Не жену выбираю, чтобы дупу на ухват проверять. Странные они.

— И что, что странные? — спросил скрытник. — Вои из них, по всему судя, отменные, и доброго немало уже наворотили. Хазарам неплохо вложили. Дружине нашей и мечи доставать не пришлось. И в лекарском деле поправка какая вышла! — Вукомил восторженно причмокнул, вспоминая доклады лазутчиков.

— Как вломили, видел? — князь осушил братину с квасом, до того прячущуюся от начальственного гнева под лавкой. — Видел бы, так тоже забеспокоился.

— Сам не видел, — с готовностью согласился Вукомил. — Но если глаза не видят, то уши слышат. Рассказывали. И даже рисовали.

— А Светлен видел, — отрезал князь и махнул в сторону дернувшегося воина. — Перед собой, как тебя сейчас.

— Видел, — с готовностью повторил древлянин. — И в деле видел, и в быту. И оружие видел.

— И что? — спросил волхв. — Справные воины. Мог им и Перун помочь. Он таким вежество оказывает. Да и с Тенгри степным знаются. Небо своим помогает.

— И оружие дарит? — скривился князь, словно хлебнув перестоявших и скислившихся медов.

— Всякое бывает, — пожал плечами Вукомил. — С неба камни падают, руда из них чистейшая. Чем не Перунов дар справному вою?

— Так то руда. А то — готовый самострел. Который по десятку выстрелов без перезарядки дает, — князь выставил указательный палец. — Или полтора десятка за раз мечет. Но и то ладно. Спроси у кузнецов, с какой руды такие мечи сковать можно, что они в дар прислали? Ни с какой! Так бывает?

— Бывает, — снова повторил Вукомил и повернулся к Светлену. — А что корешки твои говорят? Воевода-то, понятно, темнить будет. Ему уставом положено. А Заслав прямой, как меч. Или молчит?

— Отчего молчит? — удивился Светлен. — Между побратимами таиться никак не можно. Все как есть рассказал. За морем-океаном купили. За самострелы по весу смарагдами отдали. А за мечи — рухлядью мягкой.

— Полвоза мечей! Одинаковых, — чуть ли не взвыл князь, которого загадка терзала хуже каленого железа. — Не бывает так! Песчинки, и те разные!

— Княже, а тебе какая беда? — тихо спросил волхв. — Плохого в том нет. Снова повторю, раз ты отупел от гнева. Вот как на чем черном за руку поймаешь, тогда и будешь пардусом скакать да желчью исходить. Говорят же тебе, купили. За морем-океаном. По весу смарагдами отдали. Вот и копи смарагды с мехами, коли и себе такие клинки хочешь. Или дары вятичские прими, а от дани откажись. Ярослав нам доброе дело предлагает.