Неукротимая Анжелика - Анн Голон

Подошедший к ней де Вивонн глухо проговорил:

— Смотрите, тот, кто выше ростом, в черном, с белым плащом, это он, Рескатор. Второй — его помощник, по имени или, скорее, по прозвищу капитан Язон. Грязный авантюрист, но моряк хороший. Думаю, он француз.

Анжелика протянула задрожавшую руку за трубой Савари. Эти два человека различались между собой, почти как Дон-Кихот и Санчо Панса, только тут было не до улыбок. Капитан Язон, невысокий коренастый человек, был в военном мундире с широким поясом, с огромной саблей, задевавшей его сапоги. Он казался полной противоположностью высокому худому пирату по имени Рескатор, одетому в черный костюм старинного испанского покроя и высокие, плотно прилегающие к ногам сапоги с маленькими отворотами, подчеркнутыми золотой оторочкой. На голове у него были завязанный по-корсарски красный платок и большая черная шляпа с красным плюмажем. В угоду мусульманским нравам он носил широкий белый шерстяной плащ с золотой вышивкой, развевавшийся на ветру. Содрогнувшись, Анжелика подумала, что он походит на Мефистофеля. Казалось, от него исходит своеобразное обаяние.

Интересно, в такой же бесстрастной неподвижности он смотрел, как в веду погружается галера, на которой стоял ребенок, простиравший руки и призывавший отца?

— Почему же его не потопят? — закричала она, не в силах сдержаться, забыв о страшном зрелище полуперевернутой «Дофины». Героическими усилиями экипажа судно еще держалось на плаву, но было ясно, что поднять его невозможно и оно медленно идет ко дну, несмотря на отчаянную работу всех помп.

С шебеки спустили каик, в него сошел помощник Рескатора.

— Они предлагают переговоры, — удивился де Вивонн.

Вскоре этот человек поднялся на борт «Ла-Рояли» и, представ перед офицерами, отвесил им по-восточному глубокий поклон.

— Приветствую вас, господин адмирал, — произнес он четко по-французски.

— Я ренегатов не приветствую, — бросил де Вивонн.

Под маской мелькнула странная улыбка, и человек перекрестился.

— Я такой же христианин, как и вы, господин адмирал, и мой господин, его светлость Рескатор, — тоже.

— Христианам не пристало командовать неверными.

— Наши экипажи состоят из арабов, турок и белых. Совершенно так же, как и ваши. — Он бросил взгляд на скамьи гребцов. — С одной только разницей: наши не прикованы.

— Хватит разговоров, чего вы хотите?

— Дайте нам спасти и забрать наших мавров, которых вы держите в плену на галере «Дофина», и мы уйдем, не продолжая боя.

Де Вивонн бросил взгляд на гибнущую галеру.

— Ваши мавры пойдут ко дну вместе с этим обреченным судном.

— Вовсе нет. Мы предлагаем поднять галеру.

— Это невозможно!

— Мы можем это сделать. Наша шебека движется быстрее, чем … чем ваши недотепы, — в его голосе звучало презрение. — Но решайте скорее, время идет и через несколько мгновений будет слишком поздно.

В душе де Вивонна боролись разные чувства. Он понимал, что ничего не может сделать для «Дофины». Согласиться — значило спасти прекрасную галеру, да и несколько сот человек в придачу, но капитулировать перед противником, уступавшим по численности… Однако он отвечал за королевскую эскадру. Что же, колебаться было нельзя.

— Согласен, — произнес он сквозь зубы.

— Благодарю вас, господин адмирал. Приветствую вас.

— Предатель!

— Меня зовут Язон, — иронически отвечал тот и повернулся к трапу. Герцог де Вивонн плюнул ему вслед.

— Француз, нельзя усомниться в том, что вы француз, слыша вашу речь! Негодяй!.. Как вы дошли до того, что отказались от своих!

Корсар обернулся. В прорезях маски сверкнула молния взгляда.

— Свои первыми отказались от меня, — его рука протянулась к прикованным гребцам, — и я целые годы провел гребцом на королевских галерах. Лучшие годы моей юности. И я не сделал ничего дурного!

— Ну, конечно!..

Лодка отошла. Герцог де Вивонн, сжимая кулаки, не мог больше сдерживаться. Позволить беглому каторжнику командовать, терпеть оскорбления от галерного гребца! — А Рескатор там глядит и смеется. Ему забавно… Да, это ему забавно!

— Ваша светлость, можно ли положиться на слова неверных? — спросил один из лейтенантов, дрожавший от возмущения.

— Одно бесспорно, что ваших советов я не спрашиваю, молокосос. Слово пирата бывает тверже слова принца. Что вы об этом думаете, Лаброссардьер?

— Совсем неожиданный ход, Ваша светлость, в стиле этого злого шута. Я бы не сомневался, если бы пришлось иметь дело с Меццо-Морте или этими мошенниками — берберскими капитанами.

— Поднять парадные флаги и объявить перемирие.

Шебека двинулась и быстро отошла на несколько кабельтовых, не боясь уже повернуться к врагу правым бортом, на котором, впрочем, сохраняли готовность к бою двенадцать заряженных пушек.

Вдруг шебека спустила все паруса, это приостановило ее ход, и она оказалась точно позади гибнущей «Дофины», под прямым углом к ней. Спущенные с галер фелуки и каики только начали подбирать тонущих. На фрегате Рескатора все быстро задвигались. Мавры укрепили канаты внизу главной мачты, потом принесли туда лебедку.

На борту «Ла-Рояли» офицеры стояли не дыша, солдаты и матросы словно окаменели. Рескатор вышел из неподвижности. Он что-то подробно разъяснял своему помощнику, жестами показывая предстоящие маневры. Потом, по его знаку, к нему подбежал один из янычаров и освободил его от плаща и шляпы. Другой подал сложенный кругами канат, который Рескатор положил на плечо и вдруг бросился на нос шебеки, оказавшись перед мачтой бушприта.

Его помощник обратился в это время с помощью рупора к капитану «Дофины», советуя оставить кормовой якорь, чтобы галеру не закружило, когда шебека потащит ее. Всю тяжесть по возможности перенести на правый борт, а потом, когда галера начнет выравниваться, быстро перейти на левый борт, чтобы она не упала в другую сторону.

— Неужели этот черный дьявол собирается бросить свой канат, как индейское лассо, и зацепить за правый борт «Дофины»?

— Похоже на то.

— Но это невозможно! Ведь канат страшно тяжел, Надо быть геркулесом, чтобы…

— Смотрите!

На фоне синего неба появился высокий черный силуэт. Раздался свист летящего каната, и петля его зацепилась за выступ посередине правого борта «Дофины». Бросивший его человек в маске, увлеченный силой толчка, чуть не соскользнул с бушприта, но успел ухватиться обеими руками и с ловкостью обезьяны вернулся на свое место у мачты, выпрямился, проверил крепление каната, и затем привычным небрежным шагом пошел по шебеке. На борту ее поднялись восторженные крики, мавры подбрасывали свои мушкеты в знак радости.