Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана - Антология

XX. (1) У Элия Мавра, вольноотпущенника Флегонта Адриана, я, помнится, читал о том, что Септимий Север, умирая, неумеренно радовался тому, что он оставляет государству двух Антонинов с равной властью — по примеру Пия, который оставил государству двух усыновленных им сыновей, Вера и Марка Антонина, (2) но с тем преимуществом, что Пий дал в правители государству усыновленных, а он, Север, родных сыновей, а именно: Антонина Бассиана, родившегося от первого брака,[275] и Гету, которого он имел от Юлии. (3) Однако он сильно ошибался в своих надеждах: одного отняло у государства братоубийство,[276] а другого — его собственные нравы, и это святое имя[277] ни в одном из них не сохранилось на долгое время. (4) Когда я подумаю о прошлом, Диоклетиан Август, мне становится совершенно ясным, что почти никто из великих мужей не оставил после себя ни одного прекрасного и полезного для государства сына. (5) В сущности, эти мужи либо умирали бездетными, либо в большинстве случаев имели таких детей, что для человечества было бы лучше, если бы они умерли без потомства.

XXI. (1) Начнем с Ромула — он совсем не оставил детей, не оставил и Нума Помпилий, а это могло бы быть полезным для государства. Что сказать о Камилле? Разве он имел детей, подобных ему? Что сказать о Сципионе, о Катонах, которые были столь великими? (2) А что мне говорить о Гомере, Демосфене, Вергилии, Криспе и Терентии, о Плавте и прочих? Что — о Цезаре? Что — о Туллии, единственном, для которого было бы лучше не иметь детей? (3) Что — об Августе, который не имел даже хорошего усыновленного сына, хотя у него была возможность выбрать из числа всех граждан? Даже сам Траян ошибся в своем соотечественнике и племяннике, выбрав его своим преемником. (4) Но оставим в стороне усыновленных, чтобы нас не опровергали Антонины, Пий и Марк — эти божества государства; перейдем к родным сыновьям. (5) Что могло быть счастливее Марка, если бы он не оставил наследником Коммода? (6) Что — счастливее Септимия Севера, если бы он не имел сына Бассиана, который тотчас же ложно обвинил брата в кознях против него и на основании этой братоубийственной выдумки лишил его жизни; который свою мачеху (7), да что я говорю, мачеху, конечно, мать, на груди которой он убил ее сына Гету, — взял себе в жены; (8) который убил Папиниана, убежище права и сокровищницу правовой науки за то, что тот не хотел оправдать братоубийство. Притом Папиниан был даже префектом, так что у человека, великого своими личными качествами и знаниями, было вдобавок и высокое положение. (9) Наконец, оставляя в стороне все прочее, я считаю нравы Бассиана причиной того, что Север — человек, во всех случаях проявлявший суровость, даже более того, — жестокость, стал считаться праведным и достойным алтарей, как боги. (10) Говорят, что Север, тяжело больной, послал своему старшему сыну замечательную речь из Саллюстия, в которой Миципса убеждает своих сыновей жить в мире. Но тщетно. И… человека только здоровьем. (11) В сущности, Антонин долго был ненавистен народу, и это чтимое имя стало менее любимым, хотя и он роздал народу одежды, изза которых он был прозван Каракаллом, и построил великолепные термы. (12) В Риме существует портик Севера, где изображены деяния последнего, выстроенный, как передает большинство, его сыном.

XXII. (1) Предзнаменования его смерти были следующие. Сам он видел во сне, что его похитили на небо четыре орла, запряженные в колесницу, украшенную драгоценными камнями, причем впереди летела какаято огромная человеческая фигура. Во время похищения он успел посчитать до восьмидесяти девяти[278] — сверх этого числа он не прожил ни одного года, ведь и к власти он пришел стариком. (2) Когда же его поставили на огромный воздушный круг, он долго стоял там один, покинутый; он начал бояться, что упадет вниз, но увидел, что его зовет Юпитер, который и поместил его между Антонинами. (3) В день цирковых игр, когда по обычаю были поставлены три гипсовые статуи Победы с пальмовыми ветвями, — средняя, державшая шар, на котором было написано его имя, была снесена с возвышения порывом ветра и упала стоймя на землю; та, на которой было написано имя Геты, рухнула и совсем разбилась; та же, которая имела на себе надпись с именем Бассиана, едва устояла, потеряв в вихре ветра свою пальмовую ветвь. (4) В Британии, возвращаясь после осмотра стены у вала, он после победы и заключения вечного мира подъезжал к ближайшей остановке и задумался о том, какое знамение он встретит; какойто эфиоп, принадлежавший к одному воинскому подразделению, пользовавшийся громкой славой среди шутников и чьи шутки всегда имели успех, вышел навстречу ему, надев венок из кипариса. (5) Когда Север, пораженный знамением, которое заключалось как в цвете его тела, так и в венке, в гневе приказал убрать его с глаз долой, этот воин, говорят, сказал ему в виде шутки: «Ты все поверг, ты все победил; будь же теперь богом, победитель». (6) Когда, возвращаясь в город, Север пожелал совершить жертвоприношение, то, по ошибке деревенского гарусника, его прежде привели к храму Беллоны, а затем сюда были приведены черные жертвенные животные. (7) Когда он, отвергнув их, стал удаляться по направлению к дворцу, то по недосмотру служителей черные жертвенные животные последовали за императором до самого порога дворцового здания.

XXIII. (1) В очень многих городах находятся замечательные его сооружения, но великим проявлением его порядочности было то, что он восстановил в Риме все общественные здания, которые стали разрушаться от времени, почти нигде не выставляя своего имени, сохраняя повсюду надписи их создателей. (2) Умирая, он оставил запас хлеба на семь лет, так что ежедневно можно было расходовать по семидесяти пяти тысяч модиев; масла же он оставил столько, что в течение пятилетия его хватило на нужды не только Рима, но и всей Италии, в которой масла недостаточно. (3) Говорят, последние слова его были следующие: «Я принял государство, со всех сторон раздираемое восстаниями, а оставляю умиротворенным даже в Британии. Старый, с больными ногами, я оставляю моим Антонинам крепкую власть, если они сами окажутся хорошими, но бессильную, если они будут дурными». (4) Затем он велел дать трибуну пароль: «Будем трудиться», тогда как Пертинакс, призванный к власти, дал пароль: «Будем воинами». (5) Затем он решил сделать второй экземпляр статуи царственной Фортуны, которая обычно сопровождала государей и ставилась у них в спальнях, чтобы оставить это священнейшее изображение каждому из своих сыновей; (6) однако, увидя, что час его смерти очень быстро приближается, он, говорят, приказал ставить статую Фортуны поочередно, через день в спальни его сыновей — императоров. (7) Это приказание Бассиан отменил еще раньше, чем совершил братоубийство.

XXIV. (1) Тело Севера было перевезено из Британии в Рим, и провинциалы оказывали ему на пути великие почести; (2) впрочем, некоторые говорят, что в Рим была привезена только небольшая урна, содержавшая останки Севера, и что она была помещена в гробнице Антонинов, так как Септимий был сожжен там, где он скончался. (3) Когда он строил Септизоний, он думал только о том, чтобы его сооружение бросалось в глаза тем, кто прибывает из Африки. (4) Если бы в его отсутствие префект Рима не поместил в середине его изображение, он, как говорят, хотел сделать с этой стороны вход в здание Палатинского дворца, то есть в царский атриум. (5) Когда впоследствии Александр пожелал сделать это, то встретил сопротивление со стороны гаруспиков, так как, вопросив об этом, он не получил благоприятного ответа.

XI

Элий Спартиан

ПЕСЦЕННИЙ НИГЕР

I. (1) Редко и неохотно описываются в благоприятном свете деяния тех, кого победа их противников сделала тиранами. Поэтому далеко не все сведения о них имеются полностью в письменных памятниках и анналах. (2) Ведь прежде всего писатели искажают те важные деяния, которые делают им честь; затем — о некоторых умалчивают; наконец, никто не станет требовать большой тщательности в исследовании их происхождения и жизненного пути, так как считается достаточным рассказать об их дерзости, о войне, в которой они были побеждены, и о понесенной ими каре. (3) Итак, Песценний Нигер, по словам одних, происходил от родителей, не занимавших высокого положения, а по словам других — от знатных родителей. Отцом его был Анний Фуск, матерью — Лампридия, дедом — попечитель Аквина; такова была семья, из которой он происходил, но и это теперь подвергается сомнению. (4) Образование он получил посредственное, отличался свирепым нравом, несметными богатствами, был бережлив в домашнем быту, необузданно предавался всяким страстям. (5) В течение долгого времени он был центурионом и через ряд командных постов дошел до того, что по приказанию Коммода был поставлен во главе сирийских войск, главным образом по ходатайству того атлета, который впоследствии задушил Коммода, — так тогда делалось.

II. (1) Узнав, что Коммод убит, что Юлиан провозглашен императором[279] и тоже убит по приказу Севера и сената, что Альбин в Галлии также принял звание императора, Песценний позволил сирийским войскам, которыми он командовал, провозгласить императором и себя, скорее из ненависти к Юлиану, нежели из желания соперничать с Севером. (2) Вследствие отвращения к Юлиану еще с первых дней его правления в Риме проявлялось, по крайней мере со стороны сенаторов, которые ненавидели и Севера, такое расположение к Нигру, что среди побиваний камнями и всеобщих проклятий высказывались пожелания счастья, и народ кричал: «Да сохранят боги его государем, да сохранят его Августом!». (3) Простые граждане ненавидели Юлиана за то, что убили Пертинакса и провозгласили Юлиана воины вопреки желанию народа. В сущности, изза этого произошли крупнейшие распри. (4) Юлиан послал старшего центуриона, чтобы убить Нигра; это было неумно — подсылать убийцу к тому, в чьих руках было войско и кто мог охранять себя, как будто любой император может быть убит старшим центурионом. (5) Столь же безумно было и то, что Северу, который был уже императором, Юлиан послал преемника. (6) Наконец, он послал еще центуриона Аквилия, известного убийством полководцев, как будто столь великий император может быть убить центурионом. (7) Таким же безрассудством было и то, что он, как говорят, возбудил против Севера судебное дело по поводу императорской власти на основании интердикта,[280] чтобы казалось, что он по праву стал государем раньше Севера.