Подъем Китая - Рой Медведев

Было очевидно, что Михаил Горбачев явно сочувствовал китайской молодежи. Над огромной толпой молодежи на площади Тяньаньмэнь главными лозунгами были «Ура Горбачеву!» – на русском и китайском языках, а также «За нашу и вашу свободу!». Он был готов встретиться с представителями молодежи или даже выступить в Пекинском университете, но китайское руководство не считало возможным такого рода встречи. Тем менее Горбачев решился на один весьма рискованный и вызывающий поступок. Во-первых, он предложил членам советской делегации как можно больше встречаться и беседовать с молодыми манифестантами в Пекине. Во-вторых, он и сам искал какой-то возможности встретиться с молодыми манифестантами, нарушая принятый в подобного рода государственных визитах протокол. Такая возможность представилась при посещении Великой Китайской стены. Вот что он сам писал в своих воспоминаниях: «Атмосфера встреч с молодежью везде была просто чудесной, искренней. Мне запомнилась, в частности, встреча с демонстрантами на обратном пути с Великой Китайской стены. Служба безопасности, заметив впереди многочисленные колонны молодежи, хотела было направить кортеж машин куда-то в боковую улицу, но я попросил ехать прямо. Студенты, увидев мою машину, бурно нас приветствовали. Мы остановились, вышли из автомобилей, обменялись рукопожатиями. Порядок демонстранты соблюдали образцовый, сами организовали живой коридор, и мы спокойно проехали, а уж за нами – охрана.

Словом, самые разнообразные контакты с китайской молодежью подтвердили, что я правильно поступил, решив не откладывать визита в Китай, хотя у некоторых наших товарищей и возникало сомнение – не помешают ли его успешному осуществлению начинавшиеся в Пекине студенческие выступления. Откровенно говоря, из Москвы мы все же не представляли масштаб этих выступлений. Пик студенческого протеста совпал с моим приездом в Пекин, но было бы, конечно, большим упрощением и просто неправдой усматривать здесь какую-то взаимосвязь, как это пытались делать многие из тысячи двухсот иностранных журналистов, съехавшихся освещать визит.

С чем шли люди на улицы, почему они решили приурочить наибольший размах демонстрации (по некоторым оценкам, в Пекине вышли на улицы не менее двух миллионов демонстрантов) к приезду Горбачева? В какой-то мере ответ на этот вопрос дают полученные мною обращения» (там же, с. 447–448).

В своих воспоминаниях Михаил Горбачев искажает даже свои собственные впечатления от событий в Китае. На самом деле он испытал шок от увиденного и пребывал в растерянности. Уже поздно вечером 15 мая в посольстве СССР в Пекине и без участия китайских представителей Михаил Горбачев собрал работников посольства, группу обеспечения визита, а также сопровождавших советского лидера деятелей науки и культуры. Бывший инструктор Отдела международной информации ЦК КПСС Юрий Тавровский вспоминал через 20 лет: «Горбачев находился под сильным впечатлением от увиденного. Поглядывая на сидевшую рядом со мной уставшую и оттого необычайно молчаливую Раису Максимовну, он обратился к залу: “Вот тут некоторые из присутствующих подкидывали идею пойти китайским путем. Мы сегодня видели, куда ведет этот путь. Я не хочу, чтобы Красная площадь походила на площадь Тяньаньмэнь”» (М., Профиль, 18 мая 2009 г.).

Сущность разногласий между Дэн Сяопином и Горбачевым не по проблемам советско-китайских отношений (здесь между ними было почти полное согласие), а по проблеме реформаторства в авторитарной социалистической стране (сами лидеры эти проблемы не обсуждали, но в их окружении обсуждение шло очень активно) была главным образом в расстановке приоритетов. Дэн Сяопин заявлял, и не раз, что руководство КПК должно в первую очередь провести экономические реформы и добиться очевидного для всех улучшения экономического положения в стране и очевидного для всех улучшения материального положения широких масс китайского народа. Только после этого можно будет планировать проведение каких-то демократических реформ, включая и свободу слова. У Горбачева была другая точка зрения. Он заявлял, что в первую очередь необходимо провести в стране глубокие демократические реформы, включая гласность, ибо без такой демократизации экономические реформы не будут иметь достаточного простора, не будут иметь перспектив и надежности. Без широкой демократии плодами экономических реформ воспользуется не народ, а дельцы криминальной экономики и коррумпированные чиновники.

На самом деле этот спор о «китайском» и о «горбачевском» путях реформирования авторитарного социалистического общества шел очень активно, хотя и не открыто в советских аппаратах власти, но также и в Китае. Весьма информированный на этот счет Юрий Тавровский свидетельствовал: «Среди участников визита в Китай было много сторонников «китайского пути», то есть реформирования социализма с приоритетом экономических преобразований над политическими. Они работали в ЦК, КГБ, ГРУ, в МИДе и академических институтах: ИМЭМО, институтах Дальнего Востока, востоковедения. Китаистов в советские времена готовили много, сначала – чтобы «вечно дружить», потом – чтобы вести войну холодную с возможным перерастанием в горячую. Поэтому «китайская мафия» во всех политикоформирующих организациях традиционно занимала второе место после американской. В ходе многомесячной подготовки к визиту было составлено несколько серьезных аналитических записок, рекомендовавших перенять опыт китайских реформ, начатых Дэн Сяопином в 1978 году и уже давших к тому времени зримые экономические результаты. Похоже, Горбачев колебался, намереваясь в ходе встречи с великим старцем и другими лидерами Китая всерьез поговорить о смене ориентиров перестройки, все более дестабилизировавшей СССР. Он особенно ждал встречи с Генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзыяном, которого в Москве считали китайским Горбачевым. Эти встречи состоялись, но только усугубили отторжение «китайского пути». Дэн Сяопин в те дни, когда ему для удержания обстановки под контролем приходилось принимать жесткие и жестокие решения, вряд ли был расположен хотя бы для приличия хвалить курс горбачевских политических реформ. Это по его приказу Чжао Цзыян на второй день визита советского лидера был арестован и смещен со всех партийных постов» (там же).

Горбачев узнал о смещении и аресте Чжао Цзыяна гораздо позже – уже в Москве. Их беседа в правительственной резиденции носила во многом официальный и не особенно откровенный характер. Однако Генсек КПК в тот же день вечером пригласил М. Горбачева в небольшой китайский ресторан. Горбачев принял это приглашение, и здесь их беседа носила гораздо более откровенный характер. Главной темой этой беседы были события на площади Тяньаньмэнь и в других университетских центрах Китая. Чжао Цзыян был решительно против каких-либо силовых действий по отношению к студенческой молодежи, и Горбачев его поддержал. Он пригласил Чжао Цзыяна в СССР. Через два дня Горбачев улетал в Шанхай, и оттуда он должен был возвратиться в Москву. Поэтому 17 мая в Пекине состоялся большой прощальный банкет в честь советского лидера. На банкете Горбачева приветствовали премьер Госсовета Ли Пэн и Председатель КНР Ян Шанкунь. Дэн Сяопин не счел нужным присутствовать на этом банкете. Но не было здесь и Чжао Цзыяна – к удивлению Горбачева, – так как он уже был арестован.

После возвращения М. Горбачева в Москву в аппарате ЦК КПСС, в МИДе, а также на встречах ответственных работников международного и идеологического отделов ЦК КПСС со своими коллегами из социалистических стран итоги визита советского лидера в Китай весьма подробно обсуждались, но в закрытом порядке. Директива самого Горбачева, поддержанная и в Политбюро, была однозначна – объяснять всем братским коммунистическим партиям полную ошибочность, неприемлемость и даже опасность для правящих коммунистических партий «китайского образца» реформирования социалистического общества. Этот спор был, однако, решен историей совершенно иначе.

После того как М. Горбачев вернулся в Москву, масштабы манифестации в Китае сократились, но они не были прекращены, а в некоторых отношениях положение даже обострилось. Часть студентов объявила голодовку. К демонстрантам-студентам примкнули также многие деятели интеллигенции, а также часть рабочих и служащих. В Пекин железнодорожники бесплатно доставляли десятки тысяч молодых людей из провинции. Главным лозунгом демонстрантов были не свобода и демократия. Основной лозунг манифестантов был другим – «Долой продажных чинуш!». Но как можно было не только выполнить, но даже обсуждать это требование в условиях хаоса и беспорядков?

Как мы узнали позднее, и в штабе студентов, который руководил молодежными массами, были разногласия. Непрерывные дискуссии происходили и в Пекинском, а также в других университетах. Высказывались опасения, что студенты, не искушенные в политике, становятся пешками в руках каких-то других сил. Многие родители призывали своих детей уйти с улиц и площадей Пекина. Однако в этих дискуссиях возобладали радикалы.