В горах Таврии - Илья Вергасов

Три иголки без устали штопали и латали партизанское одеяние. Вокруг костров люди толпились в очереди за горячей водой, посуды не хватало.

Проверили людей по списку. Кучер, Вязников и Подопригора докладывали о каждом партизане.

Я предложил Кривоште распределить людей по взводам. Вызывая по фамилиям, он выстраивал партизан вдоль кошары.

Фамилия Зоренко не была упомянута.

- Товарищ командир, а в какой же взвод Семена Зоренко? Он наш, гурзуфский, - спросил Смирнов.

- Зоренко?.. Действительно... куда же его? Да пусть остается при штабе, для разных поручений, - ответил комиссар.

Зоренко посмотрел на Кучера и молча отвернулся.

День закончился. Вечером Кривошта, Кучер и я готовили три группы для боевых операций. В конечном счете вся наша предварительная подготовка может оказаться безрезультатной, если мы не достигнем главного, то есть боевого успеха.

Я видел, как волнуется Кривошта, придирчиво расспрашивает о каждом партизане, который должен пойти с ним на первую боевую операцию.

Утром следующего дня я провожал Кривошту и Кучера на операцию. Они шли на Южное шоссе, шли разными направлениями. Вот они стоят на ветреной яйле, пожимают друг другу руки.

- Желаю тебе, комиссар, хорошей удачи, богатых трофеев, - сказал командир и быстрым шагом повел группу к южным склонам.

Кучер посмотрел ему вслед, сказал:

- Мы должны принести в отряд победу. Без успеха я в штаб не вернусь.

С Кривоштой шли несколько человек: Смирнов - гурзуфский маляр, Ермолаев - учитель, Туркин - бухгалтер, Болтин - рабочий совхоза "Гурзуф" и другие, отлично знающие окрестности Гурзуфа.

Кривошта рассчитывал на внезапность. Гитлеровцы чувствовали себя на дороге относительно спокойно, не боялись передвигаться даже по ночам. Партизанские действия мало затронули этот район.

По глубокому сыпучему снегу партизаны подошли к спуску у Гурзуфского седла и расположились на отдых в полуоткрытой пещере... Впереди целая ночь, тишина. Не слышно привычных выстрелов патрулей. Далеко в море бродит одинокий огонек, перемигивается с берегом.

- Когда будем спускаться? - спросил у командира Болтин.

- С полуночи начнем, а теперь давайте отдыхать, - Кривошта улегся на холодный пол пещеры.

- Не спалось мне что-то, - рассказывал нам позже Кривошта. - Все размышлял об операции. Ведь это первая после декабрьской катастрофы вылазка Ялтинского отряда. Люди еще не верили в себя, думали, что после гибели Мошкарина дело стало пропащим. А я верил им, партизанам. Не может, не должно быть неудачи. Я старался как можно тщательнее обдумать предстоящую операцию.

- Товарищ командир! - растолкал Кривошту проводник. - Пора, второй час...

Начали спускаться. Из-за темных верхушек сосен пробивалась тусклая луна. Стали хорошо видны многочисленные оленьи следы на снегу.

- Гляди-ка, куда перебрались из Заповедника. А ведь до войны в наших южных местах их не видали, - сказал Смирнов.

- Дядя Саша, а где твоя семья, эвакуирована? - участливо спросил Кривошта Смирнова.

- Нет, они там внизу, в Гурзуфе, - протянул партизан руку по направлению к морю. - Жена и дочь. Спят и не знают, что я тайком пробираюсь по своей же земле.

В густых кустарниках партизаны дождались рассвета. Потом пробрались ползком ближе к дороге.

Кривошта внимательно огляделся, что-то ему не понравилось. Он подполз к проводнику, сказал:

- А еще ближе нельзя?

- Опасно, места почти голые.

- Веди к самой дороге, - жестко приказал командир. Он решил действовать наверняка.

Дорога всего в трех метрах от группы. Лежат партизаны. Промчался патруль на трех мотоциклах, легковая машина фыркнула газом. Кривошта смотрит на дальний поворот. За полкилометра ему видны все машины, он ждет своей. Со стороны Гурзуфского моста послышался шум, на повороте показалась семитонка... Ближе... еще ближе...

- Товарищи, это наша! - довольно громко крикнул командир и взял в руку противотанковую гранату.

Машина рядом. Из-за реденького кустика Кривошта первый швырнул гранату.

Фашисты выскочили из крытого брезентом кузова, партизаны стали расстреливать их из автоматов. Смирнов, Туркин и Ермолаев по приказу командира выбежали на дорогу... Кривошта бросился к кабине. Навстречу ему уже полоснула очередь из автомата, но командир был уже на брезентовой крыше и выстрелил в кабину. Стало тихо.

- Собирать оружие, - приказал Кривошта и сам начал обыскивать машину. Где-то уже лаяли собаки, автоматные очереди резали свежий утренний горный воздух. Раздавались хриплые голоса. Кривошта будто ничего не слышал. Он только тогда дал команду, когда каждый партизан нагрузился трофейным оружием. Конечно, не столь важны были эти трофеи, сколько хотелось командиру приучить людей к выдержке, к тому, чтобы любое начатое дело доводить до конца.

- Пора! - наконец, сказал командир и последним стал взбираться на кручу. Через пять минут началась стрельба. Она преследовала партизан, но не долго. Наверное, фашисты боялись углубляться в лес.

Партизаны отошли благополучно по своим же следам.

К вечеру Кривошта пришел в отряд. Его окружили, стали расспрашивать.

- Ребята, все это не так уж страшно и гораздо лучше, чем сидеть вот в этой кошаре, - сказал за всех Смирнов. - Может, моя жена и дочь слышали наши выстрелы, почувствовали, что это я был там... Мне сейчас так хорошо, как будто я дома побывал!

К следующему утру вернулась и группа комиссара, и тоже с большой удачей. Партизаны разбили пятитонную машину, уничтожили одиннадцать фашистов, захватили трофеи.

- Как, командир, пойдут дела? - спросили мы у Кривошты.

- Они уже пошли.

Когда прощались с отрядом, на посту опять стоял бессменный часовой Зоренко.

- Что ты, комиссар, морозишь у дверей Семена? Надо бы его в бой, а? спросил я провожавшего меня Кучера.

- Да он и охрану-то нести как следует не умеет. Куда уж ему в бой?!

- Прощай, Семен! Все охраняешь?

- Охраняю. Надоело... Вот ребята фашистов побили, я бы тоже туда пошел...

- Говорят, ты и здесь плохо несешь службу?

- А чего же? Она мне в печенках сидит. Только и знаю, что воду на кухню таскаю да у дверей вечным часовым торчу.

"Заело и его... Значит, дела поправляются", - подумали мы, в хорошем настроении направляясь в штаб района.

ГЛАВА ПЯТАЯ

С запада неумолчно доносится отдаленный гул Севастопольского участка фронта. Ранним морозным утром мы слышим даже пулеметные очереди...

Наша одинокая, заваленная снегом штабная землянка едва заметна в лесном буреломе.

Иван Максимович Бортников, теперь казначей района, копошится у железной печки, сушит собственной резки табак. Он без больших переживаний сдал Киндинову партизанский район, а сейчас возится с районными деньгами, дает дельные советы проводникам, отлично умеет выбрать место для стоянки штаба. У него поразительный слух. Стоит где-то далеко ветке шевельнуться, как Иван Максимович безошибочно определяет, кто прошел: человек, олень, муфлон или проскочила дикая коза.