Миллионерша поневоле - Сандра Мэй

— Что-то не так?

— Нет, к сожалению. Все как всегда на высоте. Это я задумалась. Ты надолго?

— Пока не надоем!

— Что ж, и чаю не попьешь?.. Ладно, я все равно рада тебя видеть, как это ни странно. Заходи, устраивайся, переодевайся.

— Я забыла, у тебя есть ванная?

— Бочка с чистейшей, экологически чистой дождевой водой во дворе.

Во взоре Вероники на секунду плеснул ужас, и Люси рассмеялась.

— Шучу! Ванная на первом этаже.

— Очень смешно! Я чуть не умерла. У тебя чувство юмора, как у солдата. Приму ванну и завалюсь спать. Я вообще никакая после ночи.

— Помочь тебе разобрать вещи?

— Ты прелесть, сестричка! Осторожнее с чемоданами.

Вероника двинулась вверх по лестнице, устало волоча за собой по перилам крошечную парчовую сумочку. Люси печально уставилась на громоздкие чемоданы. Вот надо же так — у Вероники мозгов меньше, чем у ушибленной курицы, но она всегда умудряется обставить Люси. Всегда и во всем.

Наскоро приготовив для дорогой гостьи низкокалорийный салат, Люси удрала в усадьбу за Билли. Вероника вполне способна запрячь ее до самого вечера…

После обеда Билли тихонько испарился, а Вероника закурила и откинулась на спинку стула.

— Симпатичный вырос парнишка. Кого-то он мне напоминает… Может, тебя?

И расхохоталась, радуясь собственной шутке. Люси терпеливо ждала окончания приступа веселья. Вероника отсмеялась и посерьезнела.

— Я смотрю, ты поумнела, Люси. Заарканила себе такого селезня.

— Вероника, селезней не арканят. Их стреляют, как правило — влет. Ты вообще о ком?

— О молодом Ривердейле, о ком же еще? Глуп он, правда, именно как селезень, но зато богат, как водяной.

— У тебя устаревшие сведения. Мы с Джереми просто друзья.

— Да пожалуйста! Кстати, а Морт сегодня дома, не знаешь?

— Тебе зачем?

— Так. Интересно посмотреть на старого поклонника. Пожалуй, прогуляюсь до большого дома.

— Может, все же подождешь приглашения?

— Вот еще! Морт не будет против. Мы же в каком-то смысле одна семья!

О да! Ты даже не представляешь, насколько ты права, Вероника!

Старшая сестрица накрасила глаза и губы, накинула на голые плечи новенький кардиган — с точки зрения Люси, он напоминал неловко слепленный комок очесов льняной пакли — и отправилась брать штурмом старый дом. Люси села работать, но это получалось плохо. Перед глазами стояла одна картина: Вероника и Морт. Морт и Вероника. Он вскакивает ей навстречу, краснеет, бледнеет, неловко улыбается, идет к ней, протягивает руки…

Люси яростно намалевала на чистом листе испуганного селезня с лицом Морта и выглядывающую из кустов Веронику в образе лисы. Вышло похоже — но облегчения не принесло.

Зеленоглазый демон по имени Ревность терзал сердце Люси Февершем…

Вернулась Вероника ближе к ночи, сияя, как начищенный соверен.

— Я так и знала, что ты все врешь! Он стал настоящим мачо! Эти твои шуточки — толстый, лысый… Я рассказала Морту, он смеялся.

— Вот спасибо! Ты в курсе, что я арендую унего этот дом?

— Он не обиделся, не волнуйся.

— Ну конечно!

— Если что, я за тебя его попрошу. МНЕ он не откажет. Нив чем.

Люси с бессильной яростью смотрела на порхающую по комнате сестричку, а Вероника заливалась соловьем.

— …Он был чертовки мил, даже странно — после стольких лет все помнить. Сегодня мы устроим ночь воспоминаний. Он пригласил меня на ужин. Да, ты тоже можешь пойти, так он сказал.

— Нет, спасибо. Мне голову лень мыть.

— Я скажу, что у тебя болит голова.

Люси прислушалась к себе. Вероника накликала, не иначе. В висках колотится тупая боль, которой еще предстоит разлиться по всей ее бедной головушке…

Казалось, куда уж хуже — но при виде Вероники в вечернем платье Люси стало совсем плохо. Павлиньи перья и шелк, слегка прикрывающие совершенное тело в стратегически значимых местах… После ухода Вероники Люси пригорюнилась и всплакнула.

Хорошо, что только самую малость, потому что через полчаса в дверях появилась невозмутимая Сара со стаканом воды и двумя большими таблетками в руках.

— Говорят, у тебя голова болит? — Д-да…

— Тогда пей, потом посиди пять минут и бегом одеваться.

— Не пойду я никуда!

— Пойдешь как миленькая, потому что я не собираюсь весь вечер улыбаться этой стерве и смотреть, как она выпрыгивает из платья, чтобы увести у тебя мужика.

— Это ты про мою сестру?

— Нет, про мою прабабушку! Так, посмотрим, что нам выбрать… Вот это зеленое, волнами. Отличный контраст — строгая элегантность и безупречный вкус против рождественской елки с глазками.

— Сара, я не хочу…

— Боишься проиграть?

— Ну и боюсь!

— Я все равно притащу тебя, хоть связанную, хоть в ночной рубашке. Быстро вымыла голову и оделась! Сейчас я тебя подкрашу… слегка, чтобы глазки опухшие было не видно… Ресторан все же…

— Какой ресторан? Разве вы не в доме?

— Еще чего! Она же ночевать напросится. Морт заказал нам столик в бывшем баре своей мамы. «Герб Февершемов», да?

— О господи… Там же будут люди…

— Люси, ты совершенно одичала, вот что я тебе скажу. Естественно, будут, времени всего десять. Мальчишки играют дома, Презент спит на крыльце, прислуга за всем проследит. В ванную!

Через полчаса Люси, накрашенная и наряженная, сидела в машине Сары и страдала. Зеленое шелковое платье сидело отлично, и тонкая золотая цепочка пришлась кстати, но ехать в ресторан, где блистает Прекрасная Вероника…

— Ой, Сара, а Морт… он не удивится моему появлению?

— Ой не могу! А кто меня за тобой послал, как ты думаешь? Голова болит… придумала бы что поинтереснее…

— Почему он сам не пришел?

— Он хотел, но я отговорила. Все же хозяин вечеринки. Там будут еще Олаф и архитектор из Глазго, хороший парень.

— Ну да. Мое отсутствие нарушает четкую схему рассаживания за столом…

— Что она несет, боженька! Все, приехали. Иди борись.

— Я не хочу.

— Надо! Вся жизнь — борьба.

Морт поднялся ей навстречу и улыбнулся. — Американский аспирин творит чудеса? Привет. Я рад тебя видеть. Вероника проворковала:

— Чудесное исцеление болящих…

Джош Радецки галантно встал и выдвинул для Люси стул.

— Садись со мной, Люси, пусть Сара поревнует.

Сара громко хмыкнула.

— Люблю оптимистов! Как ты думаешь, зачем молодой красотке вроде Люси принимать ухаживания лысеющего немолодого мужика вроде тебя? Только из жалости, никак иначе.

— Чего это вдруг — немолодого? Я всего на год старше Морта.