Шторм - Эйнар Карасон

День шел как обычно. Только я не взял с собой еды, да есть и не хотелось, удовольствовался стаканом воды. А вот остальные стряхнули цементную пыль с термосов и коробочек с едой и принялись за обед. Поев, Карламагнус привел себя в порядок, закурил трубку и начал проповедь дня. На этот раз о налогах. Коммунисты только и думают о том, как бы повысить налоги. Повышение налогов рассматривают как один из способов всеобщего обеднения. Я стал возражать, день, видимо, был такой. Все ему выложил. Что налоги — это хорошо. Чувак сначала разгорячился, но, увидев, что я на это не реагирую, стал мягким и податливым. Сказал, что я еще молод и неопытен. Но плохо, что я не замечаю фальши коммунистов. Одно дело — все эти их красивые слова, другое — реальные поступки. И захотел рассказать мне одну историю из собственного опыта общения с этими людьми. Однажды в обществе каменщиков объединились несколько демократов и выступили на выборах против правления коммунистов. И так случилось, что на этих выборах коммунисты власть потеряли. В новое правление вошел сам Карламагнус, а его сосед и друг стал председателем. И какова была реакция коммунистов? Разве они смогли пережить поражение на справедливых выборах? Конечно нет, они перешли к испытанным марксистским средствам. Начали клеветать на председателя, и это зашло так далеко, что даже дети подвергались нападкам в школе. «А меня самого, — сказал Карламагнус дрожащими губами, многозначительно глядя мне при этом в глаза, — меня избили, прямо на глазах у жены, во время ежегодного праздника каменщиков».

У меня все еще шумело в голове после ночной пьянки, в ушах стучала бетономешалка, и я не сразу понял, что он говорит. Отхлебнул воды из стакана, чтобы уйти от его взгляда. Но потом вдруг представил себе все это в красках. Мне сразу же стало смешно, и вода брызнула изо рта. Я понимал, что получилось невежливо, но картина настолько отчетливо встала перед глазами: празднично одетые каменщики лупят Карламагнуса, а рядом стоит его жена. Смеяться в таких случаях, конечно, не по-дружески. Роберт и Альберт смотрели на меня, широко распахнув глаза, похоже, оба они были вне себя. Но как я ни пытался, обуздать смех мне не удавалось. И до конца рабочего дня я то и дело закатывался у бетономешалки. А Карламагнус не сказал ни слова. Просто расстроился. Даже не пришел кофе пить. И, возвращаясь с работы домой, я понял, что впредь моей ноги там не будет.

В четверг я пошел на интервью к Эйрику. Он оказался безликим типом в красивом костюме. Сказал что-то о рабочем графике и что высоко ценит рекомендацию Солмунда, но хотел бы узнать, что у меня за образование. Конечно, в принципе требуется диплом, но сам он этому не придает особого значения… Опыт работы? Никакого?! Ну да, нужно ведь где-то начинать. И мне не удалось вспомнить ни одного хобби, политика — нет, спорт — да, наверное, футбол, гандбол… Потом открылось, что у меня нет ни машины, ни прав. Прощаясь, он протянул мне свою холодную и влажную руку и сказал, что позвонит. Я ужасно обрадовался, когда все закончилось. Был полдень. И я решил зайти к Солмунду, хотя в это время он должен был быть на работе. Но все-таки я позвонил в дверь. И, как оказалось, разбудил, у него явно начинался очередной запой. Но я не собирался читать ему по этому поводу мораль. Он был вял и апатичен, но попросил меня подождать, пока он сбегает в химчистку. Мигом. А потом поговорим. Он вернулся с пакетом, в котором что-то звенело. Предложил мне выпить. И начал оживать. Я сообщил, что редактор показался мне ничтожеством. Солмунд ответил, что Эйрик не так прост, как кажется. И вообще, я не должен судить о людях слишком строго! Мы распили бутылку, я рассказал о том, как каменщики-коммунисты побили Карламагнуса, и Солмунд долго хохотал. Потом он опьянел и стал скучен, как и все алкоголики, и когда около одиннадцати вечера он засобирался в ресторан, я сказал, что мне нужно домой, лечь, а он обозвал меня бабой. Но я был измучен бессонницей, растерян, к тому же без работы, идиот…

Он позвонил на следующий день примерно в полдень:

— Слушай, Шторм, хочу пригласить тебя пообедать.

— Ты действительно этого хочешь?

— Ну, это тебе решать, дорогой друг. Я просто приглашаю тебя на обед, на коленях перед тобой ползать не собираюсь.

Когда я пришел в указанный ресторан, он уже сидел там, весь такой элегантный, свежевыбритый, приглаженный. Спросил, не хочу ли я креветочный коктейль. «Официант! Два коктейля „Манхэттен“, пожалуйста!» Сказал, что мы будем исходить из разговора с Эйриком. Пошел в бар позвонить, вернулся с очень важным видом. Сказал, что мне назначено на три. Из этого и будем исходить.

Больше я до встречи в газете не пил. Мы вместе сели в такси, Солмунд поехал прямо домой, я попрощался с ним у здания газеты, но должен был еще зайти к нему после разговора с Эйриком.

Эйрик был не один, а с каким-то новостным редактором, человеком не очень вежливым и неуравновешенным. Эйрик при этом тоже заметно нервничал, на его голубой рубашке под мышками образовались темные пятна. Новостной редактор задавал те же вопросы, на которые я недавно уже отвечал, только его выводы были прямее и жестче: отсутствие образования, опыта работы, недостаточные знания языка, машину я не вожу и практически не умею пользоваться пишущей машинкой. В конце концов он спросил, серьезен ли мой интерес к этой работе. «Да-да…» — ответил я и пожал плечами. Новостной редактор посмотрел на Эйрика. «Вы хотите получить постоянную работу?» — вставил тот. Когда я прощался, новостной редактор сказал, что в газете придают большое значение внешнему виду. А я был в робе, весь всклокоченный. Когда я пришел к Солмунду, он был пьян. И просто засыпал меня вопросами. Пришел в бешенство. Позвонил Эйрику: «Да, Эйрик, а разве ты не сам решаешь, кого брать в газету? Я полагал, ты мне должен за услугу! Забыл, кто тебя рекомендовал в свое время! Да я хоть шимпанзе захочу устроить в твою газету, он должен стать редактором!»

Солмунд бросил трубку и посоветовал мне не обращать внимания на бедолагу Эйрика. С другой стороны, эти идиоты, может, и правы, мне нужна одежда поприличнее. Заказав такси, он объявил: «Едем к портному!» От продавца в магазине мужской одежды приятно пахло одеколоном. Он услужливо суетился вокруг Солмунда. Конечно, мне откроют счет, если Солмунд поручится, да-да-да. Я совсем растерялся. Солмунд и продавец меня двигали, буквально толкали перед собой мимо вешалок с одеждой, и каждый что-то говорил на ухо. Мне нужно все самое лучшее, а иного в этом магазине и не продают. Мне без конца что-то приносили, полосатый министерский костюм, смокинг, слова свистели вокруг меня точно пули. А когда я, предприняв последнюю попытку оказать сопротивление, указал на что-то относительно нейтральное, обстрел начался всерьез: это для коммунистов и хиппи, дешево и ужасно, и меня тут же облачили в дорогущий выходной костюм, сверкающую белизной рубашку и галстук, как у крупных бизнесменов. В таком обмундировании я и оказался на улице, со старыми лохмотьями в руках. Через несколько домов в витрине магазина стояло большое зеркало; мне стало дурно. «Тебе что, не нравится?» — заорал Солмунд. «Это, наверное, не мой стиль», — посетовал я. «Твой стиль!» — последовал новый ураган; мне, разумеется, нужно привести себя в порядок, подстричься, и не успел я опомниться, как уже сидел в светлом фартуке по самое горло. И не в обычной парикмахерской, а в шикарном салоне. Меня завили, хорошо хоть ногти не накрасили.

Мы пили все выходные, потом я перестал, а Солмунд продолжал по меньшей мере еще полмесяца, так что все закончилось лечением, в третий или четвертый раз. С тех пор я стараюсь избегать крепких напитков. И грязной работы — не хочу больше общаться с разными Карламагнусами, Альбертами и Робертами. И статей больше писать не пробовал. А через несколько недель я познакомился со Стефанией, и душа моя понемногу успокоилась…

ЙОН БЕЗРОДНЫЙ

Мы решили, что Шторму надо найти какую-нибудь работу в газете, хотя бы для вида; везде же есть колонки типа «люди на дороге» — «жизнь в стране» — «большое и малое» — достаточно лишь позвонить парочке веселых людей или съездить на место с фотографом, расспросить детей в детском саду, как они готовятся к Рождеству, или перевести небольшие заметки из зарубежных газет и журналов — вот и все, рубрика готова, и мы знали, что Шторм должен с этим справиться. Ему нужна какая-нибудь работа, какой-то источник доходов, и, как я понял со слов Сигурбьёрна, Шторм сам неоднократно говорил, что хотел бы заниматься чем-то подобным; видел себя журналистом, степным волком больших городов; это работа для одаренных, но саркастичных, нечестолюбивых и пьющих людей…

Мы полагали, что найти Шторму такую работу будет нетрудно. Один мой знакомый работал редактором в воскресной газете, я позвонил ему и расхвалил Шторма, опыта, конечно, у него нет, но в способностях не откажешь, дерзок, превосходно владеет словом. Редактору все эти рекомендации явно пришлись по душе, но он сказал, что самостоятельно таких вопросов не решает и должен поговорить с издателями и исполнительным директором. «Но я думаю, они меня послушают, — уверенно сказал редактор. — Человек нам нужен, по крайней мере на время, на испытательный срок…»