Метатель ножей - Стивен Миллхаузер

Постройка подземного парка с декорациями океана, возможно, сама по себе являлась триумфом инженерной мысли, однако Сараби был слишком прозорлив, чтобы рассчитывать лишь на первое впечатление. Подземный парк обладал чертами, резко отличавшими его от верхнего, и после первого восторженного и изумленного потрясения публика не раздражалась и не чувствовала себя обманутой. Помимо четырех новых аттракционов, включая дико популярное «Йо-Йо» – громадное железное йо-йо, подвешенное на толстом тросе на башню и оборудованное сиденьями, – посетители «Погреба Сараби», как добродушно называли новый парк, обнаружили, что многие развлечения и аттракционы являются пародийными или ужесточенными версиями знакомых забав.

К примеру, белая лошадка на карусели оказывалась брыкающимся жеребцом, перед высоким изгибом американских горок вагон сходил с рельсов и летел над двадцатифутовым провалом до продолжения путей (во всяком случае, таково было крайне волнующее ощущение, хотя на самом деле вагоны поддерживались снизу балками на шарнирах). Зеркала комнаты смеха превращали людей в отвратительных пугающих монстров, а чертово колесо, доехав до вершины, медленно падало со своей опоры и каталось туда-сюда по рельсам – так, что нижние кабинки не задевало.

Так же сумасброден был и дизайн – на передних вагонах американских горок были вырезаны драконьи головы, «Старая Мельница» начиналась в оскаленной пасти людоеда, «Пещера с Привидениями» в горе из папье-маше открывалась гротом под охраной тридцатифутовых голых великанш – ноги и руки им обвивали громадные змеи. Театральные мизансцены были мрачнее, актеры-пьянчуги грубее, поддельные проститутки нахальнее – доходило до того, что некоторые завлекали посетителей в задние комнаты, которые оказывались частью «Веселого Дома».

Ощущение, что развлечения контролируемо бесконтрольны, что они выходят за рамки, изображают кошмарный распад, будучи абсолютно безопасными, – все это опьяняло толпы, а электрические огни, искусственное ночное небо, искусственный прибой, предвкушение потрясающего подземного приключения не по правилам обычных парков, звали отдаться лихорадочному празднику.

Несмотря на то, что новый парк «Эдем» получил восторженные отзывы искателей удовольствий Кони-Айленда, журналистов и ряда высоких иностранных гостей, в первые несколько месяцев зазвучали и голоса критиков – причем не только тех наблюдателей, от которых ожидалось настороженное отношение к новым заведениям для массовых развлечений, вроде дансингов, водевилей, синематографов и парков с аттракционами. В августовском выпуске «Мансиз Мэгэзин» 1915 года автор восхвалял парк «Новый Эдем» за смелость дизайна и оригинальность аттракционов, однако задавался вопросом, не перешел ли Сараби границы дозволенного.

Изобретения вроде прыгающих американских горок и катающегося чертова колеса, бесспорно интересные с технической точки зрения, грозят лишить людей вкуса к традиционным увеселениям и вызвать нездоровый аппетит к более экстремальным и опасным переживаниям. В этом контексте проявлялась взаимосвязь технологии и морали: массы привыкали к сильным удовольствиям, и у них могла развиться неудовлетворенность обыденностью повседневной жизни, особенно работой; неудовлетворенность, которая, в свою очередь, неминуемо приведет к жажде более экстремальных форм освобождения. Ибо, в конечном итоге, тщательно разработанные механические радости и чувственные стимулы парка Сараби не удовлетворяли и удовлетворять не могли. По сути своей они – обман, искусная иллюзия, что оставляет привкус беспокойства и неумиротворенности. В заключение анонимный автор статьи спрашивал, не является ли непрерывное беспокойство истинной целью великого владельца парка, заинтересованного в том, чтобы аудитория вечно жаждала бесплодных удовольствий, которые он ей подсовывает так умело.

Скептики, с сомнением относившиеся к новой массовой культуре вообще, и к парку «Новый Эдем» в частности, задавали эти и подобные вопросы – а тем временем возникли слухи, что Сараби и его сотрудники работают над новыми проектами. Некоторые утверждали, что Сараби не успокоится, пока не доведет идею парка с аттракционами до пределов выразительности.

Новая стадия эволюции «Эдема» началась лишь через два года, в течение которых посещаемость росла, несмотря на угрозу войны. В отличие от верхнего парка, подземный не требовалось закрывать после летнего сезона, и он выгодно работал до середины ноября, пока поредевшая толпа не заставила Сараби закрыться на зиму. В прибыльный сезон 1916 года в подземелье появились три новых аттракциона, включая чертово колесо, оборудованное вместо сидений парными карусельными лошадками; одновременно в верхнем парке впервые стали заметны мелкие признаки тревожных перемен. Аттракционы по-прежнему работали, однако больше не сменялись новыми; высокие американские горки сломались и были закрыты; тут и там торчал пустой киоск. Лужайки и дорожки вокруг знаменитых ротонд оставались чисты и аккуратны, но дальние углы парка зарастали травой, а на ярко раскрашенных железных рамах порой находили пятна ржавчины.

Именно в расширенном парке 1917 года Сараби достиг того, что многие посчитали воплощением его мечты, хотя некоторые выражали противоположное мнение. Посетители знаменитого подземного парка в неожиданных и непредсказуемых местах – на пляже, в купальнях, за игровыми павильонами, под американскими горками, – отыскивали десятка два обычных эскалаторов, ведущих вниз. На втором подземном уровне открывался новый загадочный парк – пастораль с дубовыми и буковыми рощами, петляющими тропинками, мирными озерами, изгибами холмов, цветущими лугами, лепечущими ручьями, деревянными мостками и утешительными водопадами: подробный искусственный ландшафт, весь из штукатурки и картона (не считая редкого актера-пастуха с отарой настоящих овец) освещался разноцветными стеклянными электрическими фонарями и приглашал утомленного искателя удовольствий к уединению и размышлениям. Это сознательное подчеркивание радостей, прямо противоположных радостям парка с аттракционами, не осталось незамеченным публикой, которая смаковала контраст, однако испытывала некоторое разочарование и отделаться от этого чувства не могла. Это тщательно спланированное разочарование, в свою очередь, исчезало, когда гуляющий посетитель находил отверстие в холме, дверь в старом дубе или тоннель в речном берегу: за ними обнаруживались каменные ступени, что вели вниз на следующий уровень, где за каменными коридорами и мшистыми проходами открывался восхитительный новый парк развлечений.

Здесь в мастерском смешении забав и удовольствий посетителей ожидало первое в мире сферическое чертово колесо; волнующие переживания похороненного заживо на «Старом Кладбище»; визит в «Турецкий Дворец», включая тайные комнаты сераля с шестью сотнями наложниц; поездка на потрясающих новых «Диких Американских Горках»; посещение точной копии Альгамбры [47] со всеми ее колоннами, арками, дворами и садами, включая семидесятипятифутовый купол Зала Послов и Львиный дворик с алебастровым фонтаном, который поддерживали двенадцать мраморных львов; визит в самый страшный в мире «Дом Ужасов» с его незабываемым Залом Крыс; наблюдение одержимых демонами девочек на суде в Салеме [48]; полет меж деревьев на спинах механических монструозных птиц в «Ночном Лесу»; поездка на настоящем ослике по макету тропинки Большого каньона; посещение шумной гавани с воссозданным китобойным судном из Нантакета [49], испанским галеоном, дарвиновским «Биглем» [50], галерой викингов, флагманом Оливера Хазарда Перри «Лоуренс» [51], финикийской триремой, китайской джонкой, и «Стариной Железнобоким» [52]; встреча с покойными близкими на спиритическом сеансе во «Дворце Медиумов»; катание на шикарной трехэтажной карусели; визит в средневековую камеру пыток и лицезрение актера, вывернутого и распятого на дыбе или засунутого в испанский сапог; спуск в лабиринт соляных копей Гальштата, Австрия [53]; бросающая вызов смерти поездка в обитой изнутри металлической «Бочке», что на канатах мчится через пороги к водопаду Лошадиная Подкова, где бурлит настоящая вода Ниагары; «Кружевихрь», «Танцы дикарок» и «Катапульта Кони-Айленда»; а также согревающий душу визит на «Старую Плантацию», где семьдесят пять настоящих черных с юга (на самом деле, белых актеров в черном гриме) бренчат на банджо, танцуют до упаду, едят арбузы, собирают хлопок и поют спиричуэлсы на четыре голоса, а милостивый Хозяин сидит на веранде между дочкой-блондинкой и верной черной мамкой, которая то и дело вскрикивает «Ххосподя– я!»

Этот непрерывно меняющийся ландшафт аттракционов, представлений, экзотических пейзажей и воссозданных культурных диковин был опутан сложной системой фуникулеров, спроектированной Данцикером. Она оплетала весь парк, и с фуникулеров посетители могли одновременно наблюдать все многообразие развлечений. Еще Данцикер разработал уменьшенную модель метро, где ездили открытые вагоны размером с вагонетки американских горок, с настоящими моторами. В метро, протянувшемся под всей территорией парка, имелось двадцать четыре станции, обозначенные маленькими киосками в двадцати четырех разных стилях, включая шапито, готический собор, вигвам, персидскую беседку, бревенчатую хижину и дворец мавров.