Реки Судьбы - Екатерина Селезнёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его подопечная, не просыпаясь, трогательно обхватила его руками, и он, испытывая щемящее чувство нежности, поцеловал её и вспыхнул. Девочка во сне видела его и стонала от того, что видела. Она была пылкой, но ничего не знала о сексе. Ему стало не по себе от её сна, но он, не отрываясь, смотрел его — этот сон околдовал его. Нет, это было не желание тела Лилдах — во сне девочка кусала его, а её руки трепетно ласкали его тело. Рэйнер потрясённо хмыкнул, а его плоть дёрнулась, ожидая следующих действий. В дверь постучали, и он вздрогнул.
Мастер, который зашёл к ним, покачал головой, разглядывая спящую девушку.
— Она не Лилдах! Останься с ней, что-то мне тревожно.
Рэйнер, соглашаясь с ним, кивнул, и, уложив девушку на диван, закутал в мех.
— Знаешь, она так доверчива!
Мастер в сомнении повёл бровями и пошёл к выходу, у дверей он остановился и мягко возразил:
— Не обольщайся, она верит нам только потому, что боится Рамсея.
«Не только» — мысленно возразил дорим, что, конечно, не услышал мастер. Рэйнер с силой сжал руки в кулаки, он очень хотел потрогать девочку так, как ей приснилось, и объяснить, что прикосновения могут быть ярче.
— Душ! Вот, что мне нужно! — прорычал он. Только через полчаса Рэйнеру удалось усмирить своё тело.
Утро следующего дня началось с обычных упражнений. Обнаружив, что Рэйнер с улыбкой наблюдает за ней, Вера раздражённо спросила:
— Мне можно умываться? Рисунок не смоется?
— Мойся, эту краску можно снять только специальным раствором.
В ванной она долго не возилась. В этом мире зимой из крана всегда текла чуть тёплая вода, ей Тара как-то сказала, что холодной не может быть, потому что вода замёрзнет, а горячая снижает иммунитет. Тара рассказала, что есть специальные заведения, где можно принять горячую ванну. Осознав ещё раз, что она в чужом мире и в чужом теле, Вера всплакнула.
Когда вышла из ванной, Рэйнер, ухмыльнувшись, заметил:
— После таких слёзоизлияний и в туалет ходить не надо, — она разозлилась, а он подтянул её к себе и укусил шею. — Только не возмущайся! Это следы нашей ночной страсти.
Он удивился, осознав, что ушло напряжение, пережитое ночью. «Марф, наконец-то!» — мысленно перевёл дорим дыхание. Вера чуть не упала от удовольствия, но сердито огрызнулась:
— Ах ты, говнюк!
— Ага, — он ухмыльнулся.
Они, обнявшись, отправились завтракать. Вера шла, прижимаясь к нему бедром (А что делать?), но ей это нравилось.
Рэйнер не верил, не хотел верить тому, что она переживала — ей безумно понравился его укус. Она отвернулась от него, и он, как первокурсник, продолжил подслушивать. Вера нахмурилась и опустила глаза, когда он внезапно закашлялся, а она продолжила грезить наяву и не знала, что его бросило в жар от её очень откровенных мыслей. Она представляла, как он покусывает её грудь. Дорим же ничего не понимал, за Лилдах он не замечал таких желаний, значит, это не было памятью тела. Он опять прикоснулся к её сознанию и опешил, она как-то закрылась от него. Рэйнер разозлился и на неё и на себя.
Во время завтрака, он периодически касался рукой её колена так, чтобы это видел Франк, тот злился и нервничал, потому что не понимал и не любил геев. От всего этого у Веры в голове выпрямились извилины, и по рельсам, направленным к станции «секс», металась одна мысль «Ещё!».
После завтрака их работодатель сообщил, что пришёл заказчик и пора работать. Он сильно сомневался, что парнишка, которого привёл Тарив, способен на что-то серьёзное, но оба новоявленных гея пошли за Франком в его офис. Там сидел высокий этан и нервно листал проспект фирмы. Увидев живописную группу, он уставился на них взглядом людоеда и неожиданно для Веры тонким голосом возопил:
— Ну?!
Франк засуетился, усаживая их, а Вера, которая уже измучилась от желания прижаться к Рэйнеру, неприязненно спросила:
— Что ну?
— Где реклама?
— Реклама чего?
— Макарон.
Франк, увидев их вопросительные лица, пояснил, что макароны заказчика — это новый прорыв в технологии простой пищи.
— Уточни, а что ты хочешь? Противный! — наглея на глазах, проговорила Вера, затем уселась на колени покровителю, и потёрлась щекой о его щёку. (Вот такие мы геи! Конечно, я развратница, но как клёво!).
Рэйнер рассердился и на неё, и на себя, потому что и ему это понравилось, но обнял её. Этан взвизгнул:
— Нужно имя! Имя моей фирмы в названии. Имя Малев.
Вера ляпнула, не подумав:
— «Макароны от Малева, скушает и королева»
Франк ойкнул, а Рэйнер заржал. Между тем этан подскочил и, взвизгнув, что это гениально, что-то бросился подписывать. После того, как он ушёл, Франк долго смотрел на подписанный чек, потом на Веру. Горько вздохнул и кинул ей длинный список.
— Может действительно надо быть геем, чтобы так рекламировать?! Выбирай, это невозможные заказы. Если мы это всё прорекламируем, все сдохнут от зависти, а у нас от клиентов не будет отказа.
Вера мрачно просмотрела список. Мелькнуло знакомое слово — Фарах.
— Это что? — и ткнула пальцем.
Франк посмотрел на палец.
— Брось! У нас своя хорошая фармацевтическая фабрика, это бесперспективно. Все отказались
— Мы с моим покровителем смотаемся и посмотрим на неё, и возможно заключим договор. Кстати, что они предлагают новенького?
— Какие-то моющие средства для хирургических отделений. Их конкуренты тоже предложили. Кстати у нас с ними договор.
— Всё равно, надо пообщаться с этими Фарах, — упрямо возразила Вера.
Сопровождаемая своим опекуном, Вера пошла к выходу. Франк горько вздохнул и уставился на список. Он не понимал, как такая чушь могла понравиться, и почему ему такое в голову не приходило.
Рэйнер внимательно следил за тем, как девушка одевается. Он обнаружил, что она, в отличие от Лилдах, абсолютно равнодушна к моде. Пришлось ему заменить ей одну меховую накидку другой, заметив, что мужчины такое не носят, даже геи. Он поймал себя на мысли, что всё время пытается задержать свои руки на её теле. Вера же рассеяно натягивала на себя то, что он ей давал, она обдумывала, что делать дальше.
— Слушай, а Семья Лилдах, как-то связана с Семьёй Фарах?
— Я не знаю о таких связях. Не понимаю, что ты ищешь?
— Что непонятного? Улики, конечно!
Он изумлённо уставился на неё.
— Улики чего?
Измученная как своим состоянием, так и его отстранённостью, Вера не сдержалась:
— Это что, вид мужского шовинизма? — её
