Змея и Крылья Ночи - Карисса Бродбент

больше угроз поступало со стороны Дома Крови. Это было бы еще более тревожно.

Я не знала, есть ли смысл вообще беспокоиться об этом. Как и ожидалось Винсент отвернулся и ничего не сказал. Один мускул дернулся на его щеке, сигнализируя о его раздражении.

У меня в животе завязался узел беспокойства, когда я вспомнила усмешку Анжелики и то, как она смотрела на меня, а также подумала о вампире Райне, который являлся ришанцем. В теории, Кеджари был изолированным турниром, в котором каждый участник был на равных. Но на практике? Это было лишь продолжением напряженности и конфликтов внешнего мира.

— Если здесь происходят события, которые могут повлиять на то, что происходит там, я должна знать об этом, — сказала я.

— Тебе нужно сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых. Ни на чем другом.

— Я сосредоточена на том, чтобы остаться в живых.

— Бросившись в лапы ришана? Я учил тебя лучше.

Прежде чем я смогла остановить себя, я выплюнула:

— Ты бы предпочел, чтобы я позволила себе истечь кровью до смерти? Мне нужно было действовать, и я пыталась прийти к тебе за помощью, а тебя не было рядом!

Слова слетели с моих губ слишком быстро, чтобы остановить их, острые, как лезвия клинков, которые он дал мне в последний раз, когда мы встретились. Его глаза метнулись ко мне, в них мелькнула обида, которая быстро застыла, превратившись в лед.

Я сразу же пожалела о своих словах. Я слишком сильно надавила. Перемена в нем была разительной и мгновенной, как будто те же черты лица были маской, которую теперь носил совершенно другой мужчина.

Винсент, мой отец, любил меня больше всего на свете. Но Винсент, Король Ночнорожденных, был слишком безжалостен, чтобы допустить малейший проблеск эмоций, будь то любовь или нет.

— Ты думаешь, я не делал все возможное, чтобы помочь тебе? — холодно сказал он.

— Делал, — сказала я. — Конечно, делал.

— Я дал тебе эти клинки, чтобы помочь тебе стать той, кто заслуживает владеть ими. Если ты не хочешь этого…

— Хочу.

В последний раз, когда он говорил так, он вышел из моей комнаты и не разговаривал со мной в течение недели. Мне было немного стыдно за внезапную, отчаянную панику, охватившую меня при мысли о том, что он может вот так уйти.

Инородная жесткость в его выражении лица не смягчилась. Он отвернулся, оставив силуэт на фоне горизонта Сивринажа.

— Я прошу прощения, — сказала я, сглатывая комок в горле. — Я знаю, что ты делаешь все, что в твоих силах. Я не должна была подразумевать обратное.

И я говорила серьезно. Я слишком остро отреагировала на его ворчание по поводу чрезмерной заботы. Всем, кем я была, я была обязана Винсенту, и я никогда не забывала об этом.

Прошло несколько долгих, напряженных секунд. Я невольно выдохнула, когда он снова повернулся ко мне, и выражение его лица было уже не как у неуважаемого короля, а как у моего обеспокоенного, уставшего отца.

— Я был бы там, — сказал он, — если бы мог.

Это были слова наиболее близкие к извинениям, которое я когда-либо получала. Я никогда не видела, чтобы Винсент извинялся перед кем-либо за что-либо, никогда. Но нужно было научиться слышать то, что оставалось между словами. Точно так же, как он никогда не говорил мне, что любит меня, но я слышала это в каждом строгом наставлении. И сейчас, хотя он не сказал, что ему жаль, я услышала это в чуть более низком темпе его голоса в этом единственном предложении.

С такими людьми, как Винсент, нужно было прогибаться. Достигать того, что они сами тебе не дадут.

— Я знаю, — пробормотала я.

Он посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом.

— Ты должна выиграть.

Он сказал это не с нежностью, а с прямой твердостью. Это был приказ.

— Я знаю.

Он протянул руку и коснулся моей щеки.

Я вздрогнула, потому что это было так неожиданно. Я едва могла вспомнить, когда Винсент в последний раз прикасался ко мне, кроме как для того, чтобы нанести удар на арене для спарринга. И все же, какая-то часть меня хотела прижаться к нему.

Когда я была совсем маленькой, он иногда обнимал меня. Одним из моих самых ранних воспоминаний было то, как я положила голову на плечо Винсента и почувствовала внезапный толчок от осознания того, что я в безопасности. Даже будучи такой юной я знала, насколько это редкое явление и тогда я почувствовала это как вздох облегчения, как будто я неосознанно затаила дыхание с того дня, когда мой дом рухнул вокруг меня.

Прошло очень много времени с тех пор, как я чувствовала себя так. Однажды любовь стала не предлогом безопасности, а напоминанием обо всем жестоком и опасном в мире.

Он отдернул руку и отступил назад.

— Держись рядом со своим союзником, — сказал он. — Но держи зубы наготове, маленькая змейка. Следи за его спиной, но не позволяй ему видеть твою. Потому что как только ты повернешься спиной, он убьет тебя. Используй его. Но никогда не позволяй ему использовать тебя.

Все это я прекрасно понимала. Я кивнула.

Он полез в карман и протянул мне еще один маленький пузырек с целебным зельем.

— Береги его, — сказал он. — Я не знаю, когда смогу достать еще.

Я сунула зелье в рюкзак и выскользнула в ночь.

В любом случае, это было гораздо полезнее, чем объятия.

Я БОЛЬШЕ НИКОГО не встретила по дороге в Лунный дворец. В предрассветные часы часто бывает тихо, большинство вампиров уже ушли в свои владения, готовясь ко сну, и путь мой был уединенным.

И все же, когда я готовилась преодолеть стены дворца, я остановилась.

Оглянувшись через плечо, я не увидела ничего, кроме безмолвных мощеных дорожек и мутных, не прорисованных очертаний разросшихся розовых лоз. Ни намека на движение. Ни единого звука.

И все же волоски на моем затылке поднялись, как будто под воздействием пристального взгляда.

Я вздрогнула, повернулась к стене и перелезла через нее.

К ТОМУ ВРЕМЕНИ, когда я поднялась по всем лестницам, рассвет уже появился над горизонтом. Когда я открыла дверь нашего апартамента, то с удивлением увидела, что шторы раздвинуты, и в пространство между ними протиснулась внушительная фигура Райна. Он прислонился к окну, прислонив одну руку к стеклу.

— Где ты была? — спросил он, не поворачиваясь.

— Это не твоя забота. — Я закрыла дверь и пересекла гостиную.

— Это