Билли-враль - Кейт Уотерхаус

— Извини, что задержался, — сказал я. — Пойдем погуляем.

— А ты чего такой заведенный? — улыбнувшись, спросила Лиз.

— Да завели, — неопределенно проворчал я и подошел к ней вплотную, чтобы удостовериться, что с ее места кафетерий под балконом не просматривается. — Артур, он кого хочешь заведет. Мы поцапались из-за песни, и он пригрозил, что будет петь ее с йоркширским акцентом.

— Ну, это еще не самое страшное, — рассудительно сказала Лиз.

Я сел и несколько раз глубоко вздохнул. До чего же все-таки приятно поговорить с кем-нибудь по-человечески! Джазисты заиграли медленный вальс, и, глядя вниз на плавно кружащиеся пары, я немного успокоился.

— Ты-то, надеюсь, не сходишь с ума по Йоркширу? — спросил я Лиз.

— Нет, конечно. Но в Йоркшире есть немало хорошего. Хорошие люди, например. Одного из них я давно уже знаю. — Она ласково сжала мою руку.

— Поэтому ты вечно и пропадаешь? — спросил я.

— Может быть, — ответила Лиз.

— Я тут недавно встретил Парня с холмов, обозревателя из «Эха», — просто чтобы заполнить паузу, сказал я, — и он, значит, мне говорит…

— Кого? Джона Хардкастла? — перебила меня Лиз. — Я его тоже знаю. — Господи Иисусе, подумал я, всех-то она знает.

— Вот-вот, кажется, его, — с ужасом подтвердил я. — В общем, это был один из «Эховских» парней. Ну и он, как обычно, трепался насчет наших черно-сатанинских фабрик, а я ему, значит, и говорю: — С черно-сатанинским скопищем наших фабрик я еще могу примириться, это часть нашего исторического ландшафта, говорю. Но когда речь заходит о черно-сатанинских электростанциях, черно-сатанинских жилых кварталах и черно-сатанинских клубах…

— Здóрово! — опять перебила меня Лиз. — Ты это обязательно куда-нибудь вставь.

— А он говорит: «В том-то, — говорит, — и беда современной молодежи…»

— Молодежи? — переспросила Лиз. — Ну и наглец! Он ведь совсем ненамного старше тебя. Ты уверен, что это был Хардкастл?

— А чего тут уверяться-то? — в отчаянии сказал я. — Такой высокий, с усами, да?

— Правильно, — спокойно сказала Лиз. — Вот он сидит. — Небрежным кивком она указала на усатого парня, сидящего с несколькими приятелями за три столика от нас. Ну почему бы Парню с холмов не оказаться стариком? И зачем ему, спрашивается, усы?! Я в изнеможении откинулся на спинку стула. Теперь уж я не удивился бы, даже увидев, как внизу вытанцовывает вальс-бостон старик Граббери… теперь уж я просто ничему бы не удивился.

— Пойдем погуляем, Лиз, — обессиленно сказал я.

— А с Джоном ты не хочешь поговорить? — спросила Лиз.

— Мистер Уильям Сайрус! — заглушив музыку, хрипло рявкнули настенные динамики. — Мистер Уильям Сайрус! Вас вызывают к телефону. Вас к телефону, мистер Уильям Сайрус!

— Вас к телефону, мистер Уильям Сайрус, — повторила Лиз.

Ухватившись взмокшими ладонями за верхний брус балюстрады, я глянул в огнистую глубину танцплощадки, и передо мной взвихрилась подвижная мозаика знакомых лиц: на сцене мужественно покачивался Артур, собираясь петь очередную песню; по краю танцплощадки куда-то целеустремленно пробиралась Ведьма с сумочкой через плечо; у лестничных перил стоял остекленевший Штамп; справа от него ошеломленно замерла Рита, а мимо них длинноного вышагивал Крабрак — всю эту картину я охватил, как мне показалось, одним мгновенным взглядом и потом, подняв голову, опять увидел Парня с холмов, подозрительно косящегося в мою сторону. Мне захотелось вскочить и театрально крикнуть: «Вот он, вот он я, господа, распните меня и отстаньте к чертовой распрабабушке!»

— Мистер Уильям Сайрус, вас вызывают к телефону! — снова рявкнули динамики.

— Пойдем погуляем, — умоляюще сказал я Лиз. В этот момент кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся и без всякого удивления увидел Крабрака — он принагнулся над моим стулом, обдавая нас гнилостным дыханием и ядовито сверкая желтыми зубами.

— Можно вас на два слова, Сайрус?

Я ошалело встал и неожиданно для себя самого выкрикнул:

— К вашим услугам, господа! Кто следующий?

— Вы позволите? — с педантичной вежливостью спросил Крабрак Лиз. Она молча улыбнулась ему. Тогда он дружески прихватил меня под руку — нашел себе дружка, встревоженно подумал я — и подвел к лестнице.

— Я, конечно, выбрал не самое удачное место и время, — доверительно начал он, — но нам обязательно нужно закончить начатый в конторе разговор.

— В самом деле? — сглотнув слюну, сказал я.

— В самом деле, Сайрус, — отозвался он. — Думается, что при нынешних обстоятельствах вам следует воздержаться от выхода на работу в понедельник. И не приходить, покуда мы не известим вас. Думается, что я должен был сообщить вам об этом сегодня же, Сайрус.

— Так, значит, я…

— Нет, Сайрус, это отнюдь не значит, что мы закончили с вами все расчеты. Отнюдь не значит, Сайрус. Боюсь, что вам еще предстоит многое прояснить и обеспечить.

— Так, значит, я…

— Прояснить и обеспечить, Сайрус, — повторил Краб-рак. — Вы вели себя оч-ч-чень, оч-ч-чень странно в течение оч-ч-чень, оч-ч-чень продолжительного времени, Сайрус. И странно — это еще оч-ч-чень мягко сказано, Сайрус. Короче, вам следует считать себя временно отстраненным от работы до выяснения некоторых важнейших обстоятельств.

Он отпустил мою руку.

— Как уже было сказано, я, конечно, выбрал не совсем удачное время и место для серьезной беседы, — продолжал бубнить Крабрак, — и мне вовсе не хочется портить вам отдых, Сайрус. Нет, этого мне вовсе не хочется. Но вам надо приготовить очччень, очччень серьезные объяснения.

— Счастливого отдыха, Дженкинс, — невольно пробормотал я. — А когда вы вернетесь, я расскажу вам кое-что неприятное.

— Что-что?

— Да нет, это я просто из комиксов. Из Билли-врального листка.

— Вот-вот, Сайрус, — сейчас же подхватил Крабрак. — Думается, что вы слишком увлечены комиксами. — Он странно глянул на меня и начал спускаться по лестнице. «Ох и подлюга, ну и подлюга», — неслышно шептал я, глядя на фалды его длинного, с разрезом пиджака.

— Мистер Уильям Сайрус, вас вызывают к телефону, — хрипло возвестили динамики.

Я кивнул Лиз и, подождав, когда Крабрак отойдет подальше, спустился вслед за ним на танцплощадку.

Глава одиннадцатая

На улице было тихо. По-вечернему прохладный сумрак освещали, то ярко вспыхивая, то мрачно приугасая, розоватые газосветные лампы. У конечной остановки трамвая, который давно уже здесь не ходил, темнела скамейка, установленная в память о советнике Норвилле; сидящие на ней старики один за другим с трудом подымались на ноги и плотнее укутывались в шарфы, собираясь идти домой. Разбрелись по домам и ребятишки, игравшие днем на кучах песка — эти песчаные кучи, возвышающиеся на окраинах Страхтона, назойливо напоминали о том, что город, медленно разрастаясь, оплетает окрестные холмы серой паутиной пыльных дорог.

Я стоял у входа в «Рокси», рассеянно рассматривая клубные витрины с глянцевыми, растрескавшимися от времени фотографиями и желтоватыми объявлениями о Бале листопада. Одна витрина была посвящена Мисс Страхтон, и на меня глядела с нее зубасто улыбающаяся Рита в картонной короне и атласной ленте. На широких кирпичных ступенях «Рокси» стоял швейцар в голубой, вылинявшей от многочисленных стирок форме Корпуса ветеранов и посматривал на прохожих настороженно-полицейским взглядом. Двое парней в ярких галстуках и с набриолиненными волосами неуверенно подошли к кассе. Это были приятели Штампа, которых я уже видел сегодня в «Мелодии».

— Опоздали, друзья, — выставив вперед руки, сказал им швейцар. — Приходите в следующую субботу.

— Это еще почему? — спросил один из парней.

— А потому, что опоздали, — ответил ему швейцар. — Мистер Мордик распорядился больше никого сегодня не пускать.

— Пошел-ка ты со своим Мордиком… — начал один из парней,

— Да нам ведь просто надо вызвать приятеля, — перебил его второй.

— Он и сам скоро выйдет, нечего его вызывать, — сказал швейцар, и парни молча ушли.

Я смотрел в глубину застеленного голубым ковром фойе на стайку девчонок, шушукающихся возле дамской уборной, и вскоре увидел, как они слегка раздались в стороны, чтобы пропустить Лиз. Некоторые неодобрительно посмотрели ей вслед. Я опять отметил про себя, как неряшливо она выглядит, и мне вспомнилось, что я, пожалуй, ни разу не видел ее в какой-нибудь другой одежде. Она появлялась после своих исчезновений ничуть не изменившаяся и словно бы одетая в униформу, так что даже в Амброзии, на параде в честь нашего победоносного ноябрьского восстания, она стояла на ступенях все в той же замшевой куртке и посеревшей от пыли юбке.

А сейчас она вышла из «Рокси» и остановилась рядом со мной у клубной витрины.