Селеста, бедная Селеста... - Александра Матвеева

Я стащила с себя обрывки сарафана, затолкала их в сумку, надела джинсы и свитер. Кошка, теперь лежащий в позе сфинкса, наблюдал за мной. Я погладила острые ушки, подхватила сумку и вышла из комнаты.

В доме царили полумрак и тишина. Я спустилась до середины лестницы, прислонилась спиной к стене и снова прислушалась. С этого места мне была видна освещенная лампочкой прихожая и входная дверь. Путь свободен.

Требовалось миновать кабинет. Я поравнялась с дверью и увидела, что она приоткрыта. В кабинете горел свет. Поколебавшись, я поставила у стены сумку и проскользнула в дверную щель. Безумная надежда двигала мной. Я надеялась, что наш недавний разговор — нелепая ошибка, я неправильно поняла Градова, все еще можно изменить и поправить. Головой я знала, что дура, что ошиблась в Градове, что человек не имеет права даже по ошибке произнести такие гадкие слова. Но мое сердце не хотело отказаться от придуманной сказки о счастье.

Я шагнула в кабинет и замерла. Градов лежал на полу прямо передо мной, лежал на спине, раскинув голые ноги. Его голова частично находилась под столом, но я увидела кровь на виске и темную лужицу под щекой. Его грудь в вырезе халата оставалась неподвижной, он не дышал. Но еще раньше, чем я это осознала, что-то в обстановке комнаты подсказало, что ее хозяин мертв.

Я, не отрывая глаз от лежащего на ковре тела, спиной вышла из комнаты и сразу на цыпочках отбежала в сторону, прячась в более густой темноте. Я сделала это машинально, не раздумывая, под воздействием неожиданных обстоятельств.

У входной двери боком ко мне стояла Мария Алексеевна. Она открыла дверь и отступила назад. В прихожей возник незнакомый мне немолодой мужчина.

— Марья Алексеевна, — начал он, — мы подвезли инструмент. — И вдруг застыл, глядя куда-то вниз. Мария Алексеевна удивленно посмотрела на посетителя и проследила направление его взгляда.

Лампочка ярко освещала две неподвижные фигуры и кусочек пола, куда они устремили взгляды. По чистому полу к хозяйке важно следовал, задрав хвост, Кошка. Его маленькие лапки аккуратно переступали, оставляя ровную ниточку следов.

— Краска? — спросил мужчина, не веря себе.

Мария Алексеевна зажала рот ладонью и бросилась ко мне. Я метнулась к лестнице и опрометью по ней к себе в комнату, унося истошный крик:

— Глеб! Глебушка!

Потом какой-то кусок времени просто выпал из моей жизни. Я снова начала осознавать себя, когда скрипнула дверь и в узкую щелочку проник Кошка.

Я сидела на краю постели, согнувшись и зажав между колен ладони. Меня била непрерывная крупная дрожь, и я тупо наблюдала за Кошкой. Кошка сидел напротив меня и, сделав из левой передней лапки неуклюжий кулачок, брезгливо его вылизывал.

Внезапно я представила, как Кошка, по обыкновению двигаясь за мной следом, просачивается в кабинет, заинтересованный странным поведением хозяина, приближается к нему и наступает в лужицу у головы.

Тошнота подступила к горлу, я стремительно пронеслась в ванную, не зажигая света, упала на колени перед унитазом. Меня рвало так, что казалось, все внутренности вывернутся наизнанку.

Прошло довольно много времени, пока я смогла разогнуться и нажать ручку слива.

На дрожащих, словно желе, ногах я с трудом доплелась до раковины и подняла глаза на зеркало. Из зеркала на меня смотрело чужое странное лицо. Подбородок оказался выпачканным, и я пустила воду. Чтобы не забрызгаться, я отогнула ворот свитера и увидела темные пятна внизу у горла. Два темных пятнышка. Откуда они?

Я умылась и заворачивала воду, когда раздался мужской голос. Незнакомый и вполне благожелательный, он раздался как гром среди ясного неба и чуть не убил меня.

— Все в порядке?

Я рывком обернулась. В дверях стоял невысокий полноватый парень и безо всякого выражения смотрел на меня. Откуда он взялся и как долго здесь стоит? Именно в эту минуту до меня дошло, что в ванной светло, а я свет не включала. Значит, свет включил незнакомец. Когда? В зеркале я себя видела. Значит, тогда уже было светло. А раньше, когда я общалась с унитазом? Убей, не помню. Черт, стыдобушка какая! Интересно, а он кто?

— А вы кто?

— Интересно, правда? Вот и мне интересно, а вы кто? — ехидно ответил парень.

Почему я решила, что ответ ехидный? И голос, и выражение лица парня можно было определить термином «никакие», однако я могла поклясться, что он ехидничает. Парень подождал, не скажу ли я чего, не дождался и скомандовал:

— Пойдем! — И я послушно пошла, потому что уже догадалась, кто он.

Он повернул налево, и я подумала, что он поведет меня в кабинет, и внутренне сжалась. Дверь кабинета была открыта, там явно происходила какая-то суета и слышались мужские голоса. К счастью, в кабинет мы не вошли, парень остренько взглянул мне в лицо светлыми глазками и разочарованно отвернулся. Его можно понять. Я проходила психологический тест на должность убийцы, но не выказала нужной реакции, и теперь мент не знал, то ли я не убивала и не знаю об убийстве, то ли не убивала и знаю об убийстве, но держу себя в руках, то ли такая хладнокровная убийца, что мне наплевать на место убийства и горы трупов.

Вовсе не наплевать. Я не упала в обморок у дверей кабинета только потому, что все это время находилась в обморочном состоянии. И в этом состоянии я ходила, говорила и даже пыталась думать о чем-то постороннем. О чем угодно, только не о том, что назойливо лезет в голову с той минуты, как я увидела Градова на полу кабинета.

За кабинетом мы сразу повернули в параллельный коридорчик и пошли в обратном направлении. Выходит, я оказалась права, мент ставил мне ловушку — ходить мимо кабинета никакой необходимости не было.

Парень толкнул дверь на кухню и пропустил меня вперед. Стоя на пороге, я увидела их всех сразу.

Два незнакомых мужика: один помоложе — худощавый и, пожалуй, симпатичный — сидел за столом и поднял голову, второй — чуть за сорок, невысокий, невзрачный — стоял у окна спиной к комнате и говорил по сотовому.

Мария Алексеевна и Таня сидели на лавке у самого стола, а Лешка один в стороне, бросив на колени сильные обнаженные по локоть руки и опустив голову. Он не изменил позы, словно не заметил нашего прихода. Мария Алексеевна и Таня смотрели на меня во все глаза. Мария Алексеевна даже подалась ко мне всем корпусом и вскрикнула:

— Аленька! Какая беда… — Осеклась под взглядом худощавого милиционера, плюхнулась на лавку и заплакала. Судя по ее лицу, она все время плакала. Танино лицо следов слез не носило, оно осунулось и постарело. Таня тоже горевала, но ее горе трансформировалось в злость, и Таня злилась, что явно читалось на ее лице.