Добрый доктор Айбандит - Дарья Донцова

Быстро подойдя к служебному «Форду», я схватилась за ручку дверцы и дернула. Потом всунулась в салон.

– Что случилось?

Девочка лет тринадцати-четырнадцати заплакала.

– Тетенька, помогите!

На ней была неподходящая по возрасту одежда, отдаленно напоминающая офисный костюм, – юбка до колена, белая блузка и пиджачок без пуговиц, причем все совершенно не делового, веселого зеленого цвета. Девочка могла показаться симпатичней, если б не экстремально короткая стрижка. Волосы ее были, похоже, сбриты совсем недавно и сейчас слегка отросли. Из-за дурацкой прически нос казался слишком длинным, а щеки круглыми. Зато большие темно-карие глаза были огромными, а окружавшие их ресницы густыми и загнутыми, как у куклы.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – сквозь рыдания повторяла незнакомка. – Спасите!

– Тебя обидел полицейский? – удивленно спросила я.

– Он меня приковал, – прошептала девочка и заелозила на сиденье.

Юбка ее задралась, стал виден шрам чуть повыше коленки.

На одном ее запястье был защелкнут наручник, а второй «браслет» закреплен на железной скобе, которая выступала из сиденья.

– Вот мерзавец! – вырвалось из моей груди. – Ну, я с ним разберусь… Что бы ты ни совершила, полицейский не имеет права таким образом поступать с несовершеннолетней. Сиди тихо, сейчас мужику мало не покажется.

Арестантка опустила голову.

– Нет, тетенька, его моя мама попросила. Она меня ненавидит, хочет убить, заперла в больнице, не выпускает. Я всем приношу несчастье! Они все умерли! Все-все! Пожалуйста, пожалуйста, отцепите меня, я убегу и спрячусь. Смотрите, она мне голову побрила, сама, машинкой…

– Эй, вы чего тут делаете? – спросил за спиной грубый голос.

Я обернулась, увидела Андрея, Георгия и третьего полицейского, хозяина машины, в которой плакала девочка.

– А ну отойдите от служебного автомобиля! – приказал он.

Но я быстро села на переднее сиденье.

– Немедленно объясните, по какой причине вы задержали подростка, да еще приковали наручниками к сиденью. Имейте в виду, вам это так с рук не сойдет – я запомнила номерной знак и непременно сообщу вашему начальству, как вы обращаетесь с несовершеннолетними.

– Тетенька, пожалуйста, позвоните Юлии Сергеевне Волчек, учительнице литературы из колледжа! – закричала «арестантка». – Попросите ее приехать в больницу, пусть…

Полицейский нагнулся, быстро выдернул меня из автомобиля, захлопнул дверцу и с укоризной произнес:

– Гражданочка, не лезьте не в свое дело. Девчонку родные поместили в клинику Волкова, а наркоманка оттуда удрала. Звать ее Лора Гаспарян, лет красотке немного, но она уже нехороших дел натворить успела, приводов у нее куча. Ворует в магазинах, тырит кошельки в метро, а все ради того, чтобы дозу купить. И хитрая, почище обезьяны! О побеге нам пару часов назад сообщили. Я ее случайно на улице увидел – приметная у поганки внешность, волос почти нет. Вот, везу назад в больницу, а наручниками пристегнул не сразу, вначале просто усадил. Так она вон чего учудила…

Полицейский повернул голову, и я увидела у него на шее длинные глубокие царапины.

– Не успел до светофора доехать, как пакостница сзади напала, еле-еле ее от себя оторвал. Сама виновата – зачем драться полезла? Я понимаю: ребенок, больная, но мне как поступить прикажете? Как с бешеной кошкой справиться? Один ведь сегодня катаюсь. Не положено, конечно, без напарника, но у нас почти весь личный состав с гриппом слег.

– Да ну? – обрадовался Георгий. – И у нас та же петрушка.

Я посмотрела на заднее сиденье. Лора прижалась лицом к окну, по ее щекам потоком текли слезы.

– Актриса, – вздохнул полицейский. – Пока сюда докатил, настоящую трагедию разыграла. Все вокруг плохие, она одна хорошая, жертва интриг, наркотики никогда не употребляла, не курит, не пьет, белый ангел во плоти. А злая мать из ненависти держит девочку в клинике, где ее травят лекарствами. И так убедительно говорила, что я, если б не знал ее послужной список, вполне бы мог поверить в мамашу-монстра.

– Так это Лора Гаспарян… – пробормотала я. – Извините меня, пожалуйста.

– Ничего, гражданочка, я вас понимаю, – перебил полицейский. – У меня у самого дочка есть. Вы с торчками небось никогда не сталкивались, не знаете, какие они пронырливые, на все ради дозы готовы. Вот уж горе-то родителям!

Глава 22

Поскольку время плавно подобралось к обеду, мы с Максом встретились в маленьком кафе, сели за столик, и я в деталях описала свой визит в клинику.

– Интересно… – протянул муж, когда мой рассказ завершился.

– И нестыковок немало, – кивнула я.

Макс оторвался от супа.

– Правда? Ни одной не заметил.

Я отложила вилку, которой ковыряла салат с курицей.

– Но ведь они сразу бросаются в глаза, как мелкие, так и крупные! Вот, смотри… Женя в начале беседы рассказывала о том, какая Марина Евгеньевна прекрасная, самоотверженная мать. Ради детей талантливая актриса бросила сцену, отказалась от главной роли в известном фильме, отдала славу и деньги другой артистке, сидела с маленькими Колей и Женечкой, которые никогда не посещали ни ясли, ни садик.

– Я всегда считал, что малыша до первого класса надо оставлять дома, под ласковым крылом мамы или бабушки, – медленно произнес Макс. – Да и потом ребенка не следует сдавать в интернат. Увы, многим женщинам приходится выбирать: либо материнство, либо продвижение по служебной лестнице, совместить две ипостаси не получается.

Я на секунду примолкла. К сожалению, моему мужу не повезло – Капа постаралась отделаться от сына, когда тот едва выпутался из пеленок[7].

– Продолжай, пожалуйста, – попросил Макс.

Я отодвинула от себя тарелку.

– Трудно быть вруном, редко кому, кроме хорошо обученных сотрудников спецслужб, удается лгать последовательно и при этом не забывать, что ты нафантазировал. Впрочем, даже у шпионов бывают промахи. А Женечка обычный человек, поэтому, расхвалив свою мать и сообщив, что та никогда не отдавала детей до семи лет в разные муниципальные учреждения, через десять минут рассказала, как любила ездить летом на дачу вместе со своим детским садиком. Упс! Не сошлись у нее концы с концами.

– Ерунда, – легкомысленно отмахнулся Макс. – Женя любит Марину Евгеньевну и, вероятно, страдала в раннем детстве от ее невнимательности, вот и придумала себе образ нежной, заботливой матушки. Я сам, когда очутился в круглосуточном детском санатории, по ночам накрывался с головой одеялом и говорил себе: «Мамулечка – летчик, она защищает родину, служит на Севере, маленьким детям туда нельзя, там холодно, белые медведи ходят. Вот выполнит она все задания и вернется за мной». Твердил я эти слова, как мантру, и поверил в них, стал другим ребятам рассказывать. Меня пару раз за вранье старшеклассники крепко побили. Где-то лет в восемь я понял, что лучше не строить воздушные замки. Но у нас в группе была Наташа Лунина, вот она, как бы ей ни доставалось, упорно повторяла: «Мои родители работают за границей, папа посол, а мама ему помогает. Завершится их командировка, они меня отсюда заберут». А все знали, что Наташина мать изменила мужу и убежала с любовником, отец женился на другой. Никому из родителей Лунина была не нужна, поэтому и очутилась в интернате. Ей прямо в глаза говорили: «Ната, не лги». Но девочка упорно стояла на своем. Вероятно, Евгения на нее похожа.

– Может, и так, – согласилась я. – В конце концов, невинная фантазия про мать никому не наносит вреда. Но дальше хуже. Евгения рассказала, что она в день трагедии с Олегом болела гриппом, лежала с температурой. Отцу позвонили, Федор Николаевич спешно собрался, заглянул к дочке в спальню и спросил, не нужно ли той чего, например воды.

– Ну и что? – не понял Макс. – Судя по тому, что мы узнали про Волкова, он замечательный отец, обожает своих детей и заботится о чужих отпрысках. Мало кто захочет удочерить проблемную девочку, малолетнюю проститутку, а Федор Николаевич принял в свою семью Эмилию.

– Ты не дослушал, – остановила я мужа. – Зачем приносить больной запас питья?

– Отличный вопрос! – восхитился Макс. – Отец уходит, мать на спектакле, у Жени высокая температура, кто подаст ей стакан воды? Обязательно надо поставить ей на тумбочку бутылку.

– Правильно! – воскликнула я. – Но это – если в квартире никого нет. А Женя уверяла, что Николай находился в своей комнате, читал книжку. Зачем отцу так беспокоиться? Ведь дочка могла позвать старшего брата. Дальше – больше. Евгения поведала, что после ухода Федора Николаевича захотела в туалет, попыталась встать, но не смогла из-за слабости и головокружения. Пришлось ей ждать прихода матери. И возникает все тот же вопрос: почему больная не позвала Колю? Да потому, что его в квартире не было! Теперь следующий вопрос: по какой причине Женечка говорила неправду? Могла ведь сказать, что брат веселился в клубе, был в кино, гулял с подружкой. Ничего страшного в таком времяпрепровождении нет. Но Евгения солгала, и это настораживает.