Путешествие на восходе солнца: 15 японских концепций жизни - Ле Йен Мэй

вокруг нас. Если бы меня попросили дать наглядное объяснение, я бы показала югэн на примере жидкости: у нее есть абсолютно понятные характеристики, но ее форма зависит от сосуда. Отличительные черты оказываются неважными, потому что она постоянно меняется и приобретает новые формы, поэтому нужно смотреть на общее.

Актер театра но достигает состояния, в котором практически стирается «я», благодаря чему он может полностью отдаться игре. Дело в том, что все сущее одинаково в момент, когда освобождается от «я». Только так мы можем стать частью природы.

В пространстве, где проходят представления но, нет каких-либо отличительных деталей, для того чтобы зрители могли сосредоточиться на восприятии. Никаких декораций, никакого реквизита, иногда движения актеров не связаны с репликами. Часто поднимается тема границы между жизнью и смертью, между привязанностью к этому миру, который является источником страданий, и свободным духом, для которого нет границ.

Апогей нового осознания наступает, когда мы обнаруживаем, что перемены – это не опасно, таков смысл всего сущего, поэтому они – единственная основа жизни и, следовательно, источник красивого и удивительного. Кроме театра но, эстетика очарования встречается в некоторых наиболее характерных формах искусства, таких как чайная церемония, поэзия хайку и японские сады, которые каждый раз воссоздают условия, необходимые для постижения югэн. К примеру, в одном из хайку Басё обращается к образу луны в сумрачную ночь, который волновал и Сётэцу. Автор связывает этот образ с домом в самом широком смысле и с желанной целью, для достижения которой было приложено много усилий:

Луна над горой.Туман у подножья.Дымятся поля[21].

Великолепие как хайку, так и югэн заключается в недосказанности. Поэзия пленит чувства и разум, и это еще один из множества способов, через которые проявляется югэн. Это не значит, что хайку и югэн нельзя объяснить. То, что истинный смысл трудно понять, еще не подразумевает, что это невозможно. Он не покрыт слоями таинственности, никто не делает хайку намеренно запутанными, скорее от читателя ожидается иной подход – развитие способности, которую можно будет применять наряду с пониманием теории и чувственным восприятием.

Вот другой пример, который можно привести для более глубокого познания истинной природы югэн: сравним две картины – одну поразительно красочную и другую, на которой изображена одна жирная черная линия. Только для восприятия одной из картин зрителю потребуется активно включиться. Если хорошенько задуматься, первая картина воспринимается такой, какой ее написали: красный будет тем красным, который решил использовать художник, желтый – тем самым желтым, зеленый – тем самым зеленым и т. д. Но когда перед нами только черная линия, расчерчивающая пространство белоснежного полотна, холст может приобрести любые оттенки, которые способен представить наш разум, но в первую очередь мы получим собственный цветовой опыт.

В этом и заключается волшебство очарования югэн: всегда остается пространство для того, что может произойти, для чего-то глубокого и недоступного познанию. Истинную природу всего сущего, ее образ можно постичь через общение с ней, и неважно, окажется это общение простым или в нее придется погружаться так долго, что перехватит дыхание. Испытав благоговение перед чудом мироздания, мы зачастую задаемся вопросом, как можно чувствовать себя частью Вселенной в реальности, которая кажется чем-то гораздо большим, чем мы сами. Как можно воспринимать себя в этом? Как найти свое место в мире? Как открыть свою индивидуальность в больших городах или в горах, гуляя среди величественных деревьев, полностью погружаясь в природу?

В наше время тяжело найти эту точку соприкосновения. Те самые отпуска, о которых мы так мечтаем круглый год и о которых говорим как о возможности расслабиться и отдохнуть от городской суматохи, выливаются в пробки на дорогах, оборудованные пляжи и спа со всевозможными удобствами. Так происходит потому, что нам нелегко ощущать себя комфортно в обстановке, с которой мы больше не чувствуем связи. То же самое может произойти и с нашим домом, пусть даже мы там живем, обставляем его на свой вкус предметами, которые нам принадлежат и которые мы выбрали, – бывает, что нам сложно почувствовать связь с ним, потому что мы не справляемся с беспорядком.

Пожалуй, можно описать югэн не как некую абстрактную идею, а как возможность стать ближе к земному миру, к окружающему нас пространству или, если обратиться к моей работе, к пространству собственного дома; так мы будем говорить не о чем-то неземном или отвлеченном, а о том, что находится вокруг нас и у нас под ногами.

Не стоит обманываться светом в конце туннеля, с которым мы часто привыкли ассоциировать образ спасения. В соответствии с принципом югэн такой свет чрезмерно ярок, в нем все становится неразличимым, он настолько ослепляющий, что в нем даже зло может маскироваться под спасение. Лучше поискать место с таким светом, в котором будет проще обрести гармонию и связь с тем, что мы еще не встречали на своем пути.

Иногда кажется, что жизнь идет по плану, по заранее выбранному маршруту, и это успокаивает. Планируя, мы будто направляем луч света в будущее, наносим нечто похожее на флуоресцентную ленту, которой обозначаем дорогу и возможные пути отступления. Тогда, возможно, югэн – умение замечать ступеньку, внимательно вглядываясь в темноту, за секунду до того, как споткнуться. Югэн – это навык ходить в темноте.

Глава 15. Моно-но аварэ: красота, заключенная в хрупкости, и несовершенство всего живого

Хонэн-ин

35°01′ 26.3"N 135°47′ 50.7"E

Мы покидаем храм Эйкан-до и идем по Тэцугаку-но мити, «тропе философа», на север. Мы проходим через поросшие мхом ворота и сразу же ощущаем уединение, которое редко можно почувствовать в большинстве городских храмов и святилищ, особенно самых крупных и известных.

Мы с Тосио оказываемся на немощеной дорожке, пролегающей среди деревьев. Она ведет к кладбищу в лесу, еще более тихому, чем сам храм. Могилы украшены традиционными цветами, благовониями, политы водой. На большей части могил стоят красивейшие сотоба (деревянные дощечки для подношений), которые можно рассмотреть. Вскоре Тосио подводит меня к могиле знаменитого Танидзаки Дзюнъитиро[22], он похоронен вдали от остальных. Это сказочное место, где воедино сплетаются воспоминания и природа, наводит моего друга на мысли о еще одном великом и знаменитом писателе Киото – нобелевском лауреате Кавабате Ясунари, о котором мы уже говорили. Кажется, никому не известно, где он похоронен.

Мы находимся на территории храма Хонэн-ин, и снова Тосио берет на себя роль моего проводника в небольшом путешествии по японской литературе. Он рассказывает мне, что в своих произведениях Кавабата часто обращался к идее эмоциональной сознательности тех, чья душа обрела пристанище. Чистота и пронзительность в момент этого обретения придают ему оттенок болезненности, но это боль, не имеющая ничего общего с подавленностью или утратой. Скорее она похожа на ностальгию, появляющуюся из-за бесконечных стремительных перемен.

В японской литературе, по словам Тосио, присутствует мотив природы, зачастую связанный с подобной болью. Возможно, причина в том, что природа неукротима, временами даже безжалостна и происходящее в ней не длится долго – вспомним, к примеру, жизненный цикл бабочки. Именно такие черты природы подчеркивают ее красоту, и именно поэтому, по словам моего друга, мы можем научиться у природы самой главной идее подхода моно-но аварэ.

Красота мимолетности

Знаете, в этом мире все мимолетно. Быстротечность ситуаций, чувств, материального и самой жизни отражена на страницах, написанных знаменитыми писателями и философами всех культур нашей планеты, и зачастую она соседствует с предложениями как можно дольше наслаждаться сущим, пока есть такая возможность.

Осознание того, что рано или поздно всему придет конец, всегда ставило человека перед выбором: с одной стороны, это осознание стимулировало его пользоваться моментом, наслаждаться жизнью здесь и сейчас, с другой – вызывало тоску, тревогу и печаль от осознания того, что все конечно. Это две стороны одной медали; обеим есть место в человеческой душе, которая, наслаждаясь и восхищаясь медленно заходящим солнцем, преисполняется тоски из-за того, что именно сейчас день умирает. Точно так же с рождением ребенка появляется волнение о его будущем и беспокойство о его жизни, а еще неописуемая радость, наполняющая сердце родителей. Или чувство эйфории, возникающее, когда зарождается новая любовь: к ней всегда примешивается смутная тревога за будущее,