Гермес - Валерий Вотрин

Они сидели на небольшой круглой поляне, которую заточили в себе влажные прибрежные скалы. Когда-то неизвестный, ушедший давно народ поместил здесь капище своих богов — усеял землю правильными кругами белых нетесаных камней, в центр вогнал камень побольше, видимо, алтарь. По внешнему виду святилища было непонятно, что за боги когда-то здесь обитали. Наверно, это были простые боги, боги простых человеческих желаний, ведавшие благополучным возвращением на берег после бушующих штормов, счастливым ловом рыбы, уютом домашнего очага. Это были еще во многом неискушенные боги, не знавшие ни войн, ни голода среди своих подопечных, довольствовавшиеся лишь ежемесячной жертвой на том белом камне в центре — рыбой или птицею. Поэтому их больше здесь не было, они ушли или были уничтожены вместе с народом, им поклонявшимся. Пространство между камнями были усыпано мелкой обкатанной галькой, сквозь которую пробивалась свежая зеленая трава. Благодаря ей — зеленое на сером, — площадка эта среди скал казалась единственно живым, не сточенным влагою местом на этом побережье.

К тому времени собралось уже шестеро: Аугусто Лента, неожиданно один, Пиль, Мес, Регана и Ирид и доктор Берджих Сулла. Лента сел далеко от них, лицом к морю, и погрузился в размышления. Регана и Ирид прохаживались вокруг большого камня и беседовали. Берджих же Сулла, доктор, присел рядом с Месом на камень и сразу же включился в их общий с Пилем разговор. На Буле Сулла никогда не появлялся, сейчас объявился без приглашения, и Месу это показалось заслуживающим любопытства. Сулла был серьезен и солиден и в очках и в ослепительном белом костюме, отдаленно напоминающем врачебный халат. Своего мира он не имел, а проживал на Земле, практикуя среди людей, а заодно и изучая их. Он был блестящий ученый и врач и мог претендовать на все оттенки превосходных степеней, как, впрочем, и все остальные, когда дело касалось их Ремесла.

— Пороки, — говорил доктор Берджих Сулла, не замечая, какое впечатление произвело его появление на собеседников. Он говорил твердо и убежденно, казалось, что за каждым его словом стоит непреложный научный термин, подтвержденный многочисленными экспериментами, но и даже это не могло скрыть удручающей банальности его выводов. — Человек по сути своей порочен. Взгляните сами — какая-нибудь тысяча лет прошла с момента его появления — и вот уже вся палитра человеческих пороков заискрилась во всей своей многокрасочности. Причем заметьте, спектр ее не самый широкий: душевные пороки или, если хотите, нравственные, и пороки физические или, если будет позволено, плотские. Не будем касаться первых: не нам судить о разуме людей, когда мы так долго взлелеивали в себе понимание всей гибельности и мелочности их натуры. Поговорим лучше о вторых. Спиртное, доктор Берджих Сулла стал загибать пальцы, — наркотики, секс, различных видов психотропные средства. Как видите, с течением веков эти киты человеческого нездоровья совершенно не изменились. Может, с развитием прогресса к ним прибавится еще что-нибудь. Но основных столпов уже не поколебать, к ним можно лишь только добавить, нанести этакий дополнительный штришок. Утопии, говорите вы! — кричал он, хотя Мес с Пилем ничего не говорили. — Да, романтики-философы надеялись, что человек в будущем станет истинным властелином Вселенной. А ничего этого не произошло, да-с! Он был и остался саморазрушителем. Чрезмерность! Вот истинный бич их мира. Перегрузка во всем, даже в спорте, даже в занятиях любовью, в еде, — во всем! Человек болеет и болеть будет. Ничто не спасет его, и оставьте, оставьте эти ваши радужные надежды: он останется собой до тех самых пор, пока как биологический вид не уйдет в небытие!

Мес и Пиль кивали и цокали языками.

Тем временем появлялись остальные. Ховен. Лерке. Форкис. Мес поклонился им. Возник Банокка, тут же подошел к прогуливающимся Регане и Ирид, завязал шутливый и двусмысленный разговор. Рядом с Месом кто-то шумно вздохнул: усаживался на свое место Либан Бакст. Лента, судя по всему, нервничал: может, чуял что-то, может, переживал отсутствие матери. Вздох изумления и тихие разговоры вызвало появление Юфины Гутьеррес в неизменном черном своем платье и платке, а следом вдруг пришла Мириам, да не одна, а под руку с высоким снежно-седым белолицым человеком во всем белом и с большими крыльями за спиной. Его звали Габриэль Катабан. Мес видел отсюда, как Ховен при его виде рассвирепел, что-то хрипло пролаял, на что Катабан не обратил никакого внимания. Мириам даже не взглянула на Меса, стояла и разговаривала со своим спутником, и оба они с непонятной ему иронией окидывали взглядом собрание.

— Кто-то говорил про ангела с огненным мечом? — насмешливо осведомился Пиль.

Юфина Гутьеррес подошла к Ховену, двигаясь как оживший манекен. Мес махнул ей, и она, как будто только увидав его, кивнула ему — дернула шеей и головою в черном платке. Появились Сутех и бен Кебес. Их уже знали и приветствовали как равных, последнего — немного сдержаннее. С их появлением говорки и шум поутихли, и Мес громко произнес:

— Начнем же!

Он увидел среди задвигавшихся и рассаживающихся фигур лицо Ленты. По нему пробежала тень сомнения и недовольства.

— Мы не можем начать, — заставил он себя опровергнуть слова Меса. — Нет моей матери.

Тут же за этими словами произошло какое-то молниеносное движение. Ленту схватила черная Гутьеррес и с минуту вглядывались в его остановившиеся глаза.

— Мать, — каркнула она. — Так она — твоя мать?

— Ты, — выдохнул Лента. — Ты же исчезла!

Юфина заклекотала смехом, медленно выпустила его и ушла на свое место рядом с Ховеном. Лента сидел, совершенно потрясенный. Опомнившись, проговорил:

— Только враги миру могли пригласить ее сюда.

Юфина, по-видимому, наученная Ховеном, снова встала.

— Я пришла сюда сама, по праву, — выкрикнула. — Я имею право присутствовать на всех советах.

— Тварь! — с ненавистью глядя на нее, скрежетнул Лента и больше ничего не говорил.

Ховен в восторге зажмурился.

— Ничего, — весело прокричал Лерке. — Мы начнем сами.

Мес видел, что расселись все как-то неспроста, сторонник возле сторонника, оказавшись лицом к лицу со своими оппонентами. Лента, оставивший около себя пустое место, Бакст, как-то незаметно перебравшийся от Меса к нему, Мириам и Катабан сидели все рядом, сплоченным кружком. Их противников было больше, и число это усугублялось безучастными и равнодушными к происходящему — Баноккой, Суллой и Форкисом. Юфина Гутьеррес что-то клекотала.

— Архонты! — прозвучал бас, и Катабан встал. — Вы, семеро: Ховен, Цвингли, Лента, Сутех, Банокка и отсутствующие здесь Малларме и Редер. Я послан своим Господином!