Булавин 1-2(СИ) - Василий Сахаров

  - Понял, Кондрат, все сделаем, - кивнул Банников, перекрестился на икону, висящую в углу, что-то прошептал про себя и выбежал за дверь.

  Григорий умчался поднимать своих ветеранов, а Кондрат еще долго сидел и над чем-то раздумывал.

  - Батя, - окликнул я его тогда.

  - Чего Никиша? - он посмотрел на меня.

  - Вот ты сейчас Григорию сказал, что мы не достигнем того, чего хотим. А чего мы хотим, ведь каждый атаман и полковник за свою правду бьется? Скоропадский с Чечелем за вольную Украину и независимого гетмана Мазепу. Это понятно, царь "23 пункта" не выполняет и земли украинские все плотней под себя подгребает. Лукьян Хохол и Костя Гордеенко за волю казацкую, чтобы все, как и прежде осталось. Поздеев, Зерщиков, Фролов, донские старшины и Кумшацкий, думают царя попугать, автономию получить и остаться в составе России. Лоскут, Драный и Иван Павлов хотят до Москвы дойти, и всем крепостным людям свободу дать. А как ты видишь дальнейшее наше житье?

  Помедлив, отец ответил:

  - Непростые у тебя вопросы сын, и это хорошо, думающим человеком растешь. Ты прав, каждый командир в наших армиях конечную цель видит особо. Но пока наши общие цели совпадали. Было необходимо уничтожить карателей и зубы свои показать. Мы это сделали. Теперь надо от царя отбиться. И мы отобьемся. Что после этого делать? Пока даже и не знаю, хотя немало над этим думал. И если по-простому, то надо на Москву идти и выкорчевать род Романовых под корень, но боязно.

  - Тебе, и боязно? - удивился я.

  - Да, сын. Столько лет цари в белокаменной на троне сидели, что народ к этому привык, и может так получиться, что мы сами по себе останемся. И тогда всем плохо придется. Представь себе, что взяли мы Москву, это вполне возможно. Но дальше-то что? Оставить там гультяйство, которое будет каждый день нового атамана избирать и боярское добро от рассвета до заката дуванить? Нет уж, такого нам не надо.

  - Но ведь в Воронеже, Царицыне и многих городках, что с нами, все нормально.

  - Правильно, потому что мы рядом и силой оружия всегда готовы свои законы поддержать. Опять же народ на окраинах российских понимающий и не понаслышке знает о том, что воля казацкая это не вседозволенность, а в первую очередь обязанность перед обществом и общиной. А дальше, в Центральной России темный лес. И даже посади мы сейчас на трон крестьянского царя, то вполне возможно, что он станет таким кровавым палачом, против которого Петро Окаянный просто шаловливый мальчишка с детскими мечтами о выходе к Балтийскому морю любой ценой.

  - И что же делать?

  - Делать? - Кондрат, слегка прищурив глаза, посмотрел на меня и сказал: - Необходимо дать Руси нового царя, возможно даже Романова, который больше о людях, чем о завоеваниях будет думать, и собрать всех казаков в единое целое, дабы мы могли не только себя защитить, но и тех, кто с нами заодно. Это для начала, а там видно будет. Однако от Руси отворачиваться не след, хотя тот же султан османский всегда будет рад нас под свое крыло принять, со всеми нашими свободами и вольностями, а Речь Посполитая понимает, как много она потеряла после ухода Украины к Москве.

  - Трудно нам будет.

  - Да уж, нелегко. Но ты ведь мне поможешь?

  Посмотрев на отца, который весело улыбался, невольно я тоже в улыбке расплылся и подтвердил:

  - Да, конечно же, помогу.

  - Вот и добре, сын. Главное, что я не один. Ты рядом, Игнат Некрасов вскоре вернется, Банников готов любой приказ исполнить, и Филатов с нами заодно, а сколько сотенных командиров и полковников готовы меня поддержать, таких сразу и не сосчитаешь. Вот поэтому я и думаю, что все у нас получится.

Россия. Астрахань. 05.11.1707.

  Поздней ночью на Табачный двор, что стоит в Белом городе славного города Астрахань, стекались люди. Шли они, как правило, тайком, пробираясь темными переулками, мало хожеными в ночное время улочками и дворами, испуганно замирая каждый раз, когда по городу топали сапоги солдатских патрулей или ночных сторожей. Около полуночи, семь человек собрались, где и было заранее оговорено, в небольшом сарае, который притулился в темном углу Табачного двора.

  В 1705 году вспыхнула Астрахань, поскольку не могли больше местные стрельцы и солдаты терпеть бесчинств городского воеводы Ржевского, дерущего с них три шкуры и не оставлявшего никакой возможности прокормить свои семьи. Корыстен был этот воевода чрезвычайно, хлебного жалованья давать им не велел, с бань брал по рублю и по 5 алтын, с погребов по гривне, и подымных по 2 деньги с каждого дыма. Хочешь заточить топор, плати 4 алтына, хочешь сварить пива или браги, так опять плати, с конного стрельца 5 алтын, а с пешего полная гривна. Вдов стрелецких, чьи мужья погибли в Свейском походе, и с тех, деньги требовал, да и слушать не хотел, что нечего им отдать, бил женщин на правеже, и доходило до того, что некоторые семьи детей родных продавали, домишки свои худые, и шли по миру. Впрочем, не отставали от него и другие начальники, рангом поменьше. Особенно выделялся стрелецкий командир Чижевский, который даже повелел ружья у стрельцов отобрать.

  Вот тогда и собрались заодно стрелец Московского полка Григорий Артемьев, стрельцы Гачалов, Шелудяк и пушкарь Тысячного полка Гурий Агеев. Сговорились они биться за правду, и ранним утром 30 июля началось восстание.

  Заговор астраханских стрельцов увенчался полным успехом. В один день были взяты под белы рученьки и казнены больше трехсот местных командиров, воевод и иностранцев. Причем, индусская и персидская городские торговые общины, насчитывающие по несколько сот человек, не пострадали вовсе, а били восставшие только офицеров и чиновников из европейцев. Городского воеводу Ржевского, после долгих поисков обнаружили в курятнике, приволокли на круг и там предали мучительной смерти, всячески пытая и запихивая ему в рот серебряные рубли.

  Шесть месяцев продержалась астраханская вольница, но на помощь им никто не пришел, даже донские казаки, на которых и была основная надежа. Наоборот, тогдашний войсковой атаман Максимов выслал на Волгу четыре казачьих полка в помощь царскому боярину Шереметеву, присланному с войском для подавления стрелецкого бунта.

  Попытались стрельцы вымолить у царя прощения и объяснить, почему они пошли на бунт, но было поздно. В конце января 1706 года воевода Шереметев предпринял штурм города, и восставшие были разбиты. Под следствием оказалось 500 человек из стрельцов и солдат. Вот тогда и пришла им расплата, 314 человек были казнены, да еще 45, не выдержав пыток, в тюрьме городской погибли.

  За это дело, воевода Шереметев получил от царя 2400 дворов крепостных людишек. В Астрахань на руководство городом был назначен деятельный Федор Матвеевич Апраксин и, казалось, что все окончательно успокоилось.

  Однако искры недовольства продолжали тлеть среди стрельцов и солдат. Некоторые активные участники бунта уцелели и сегодня они собрались вместе.

  - Ну, что, все в сборе? - спросил стрелецкий десятник Федор Никитин.

  - Да все, - откликнулся ему другой, Петр Кириллов. - Давай говори, зачем собирал, а то опасно нынче по городу в ночную пору ходить. Не забылся еще наш прошлогодний бунт.

  - Это точно, - поддержал его конный стрелец Иван Борзов. - При малейшем подозрении в подвалы на дыбу поволокут.

  - Так вот, - начал Никитин. - С Царицына верный человек прибежал, сказывал, что город отдался казакам, притеснений тамошним стрельцам и служивым не чинят, грабежей нет, а войско казачье на Черный Яр двинулось.

  - То так, - дополнил его Борзов. - Был сегодня в Приказе, так там сказывают, что скоро вверх по Волге всеми полками двинемся.

  - А нам что с того? - спросил Кириллов.

  Никитин прошелся к двери, посмотрел, не подсматривает ли кто и, убедившись, что все спокойно, вернулся в круг и продолжил:

  - Надо к казакам переходить...

  - Нет, - возмутился один из стрельцов. - Они нам помощи в прошлом году не дали, и мы в стороне останемся.

  - Цыц... - шикнул на него Никитин. - Человек, что ко мне прибежал, письмо принес от атамана Булавина, войсковой печатью скрепленное.

  Никитин достал из-за пазухи свернутый лист бумаги и все присутствующие, заинтересованные посланием, придвинулись поближе. Аккуратно развернув послание, Никитин полушепотом принялся зачитывать:

  "От донских атаманов молодцов, от Кондратия Афанасьевича Булавина и от всего Великого Войска Донского, всем астраханским стрельцам, солдатам и жителям. Ведомо нам, какие горести и притеснения вы претерпели от царевых воевод да иноземцев, поскольку сами претерпели немало. Вот потому, не имея больше возможности терпеть, поднялись мы всем Войском Донским и, призвав себе на помощь братьев наших с Сечи, Терека и Яика, а также все крестьянство желающее воли, отошли мы от царя московского и порешили своим государством жить по законам справедливым. Помня, про удалой и славный астраханский народ, обращаемся мы к вам и желаем вашего присоединения к делу нашему. Богатая и привольная Астрахань, должна стать самостоятельным и независимым торговым городом, который будет управляться по справедливости и правде, избираемым советом из лучших людей. В том наше самое главное желание. А если у вас беда будет, то мы на помощь придем, а коли у нас, то вы к нам".