Оно - Стивен Кинг

Крышка бардачка откинулась, ударив Генри по коленям, в свете зажегшейся внутри маленькой лампочки он увидел бутылку «Тексас драйвер», наполовину пустую. Генри достал бутылку, открыл и сделал большой глоток. Спиртное проскочило по горлу прохладным шелком и влилось в желудок раскаленной лавой. Генри содрогнулся, застонал, а потом почувствовал себя чуть лучше, уже не столь оторванным от окружающего мира.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Голова Рыгало повернулась к нему. Генри услышал, как сухожилия шеи заскрипели, словно несмазанные петли. Рыгало с мгновение сверлил его взглядом мертвого глаза, и Генри только теперь понял, что Рыгало лишился и большей части носа. Создавалось ощущение, будто кто-то полакомился носом Рыгало. Может, собака. Или крысы. Скорее крысы. В тоннелях, куда они загнали в тот день сопляков, крыс хватало.

Двигаясь так же медленно, голова Рыгало повернулась обратно, лицом к дороге. Генри не возражал. Когда старина Рыгало так смотрел на него… что ж, Генри чувствовал себя не в своей тарелке. Что-то читалось во взгляде единственного мертвого глаза. Упрек? Злость? Что-то еще?

«За рулем этого автомобиля мертвый мальчишка».

Генри посмотрел на свою руку и увидел на коже огромные мурашки. Быстро отхлебнул из бутылки. Пошло легче, тепло стало расходиться по телу.

«Плимут» спустился с холма Подъем-в-милю, выкатился на кольцевую развязку, по которой транспорт двигался против часовой стрелки… только в этот ночной час никакого транспорта не было. Все светофоры мигали желтым, заливая световыми импульсами темные близлежащие дома и пустынные улицы. Стояла такая тишина, что Генри слышал, как щелкают реле в каждом светофоре… или ему только казалось, что он слышит?

— Я никогда не собирался бросить тебя там в тот день, Рыгало, — сказал Генри. — Я хочу сказать… ну, ты понимаешь… если у тебя возникали такие мысли.

Вновь заскрипели мертвые сухожилия. Опять Рыгало посмотрел на него запавшим глазом. Губы растянулись в жуткой усмешке, обнажившей черно-зеленые десны, на которых разросся свой сад плесени. «И что означает эта усмешка? — спросил себя Генри, когда автомобиль скользил по Главной улице мимо Универмага Фриза на одной стороне и кинотеатра „Аладдин“ и закусочной „У Нэна“ на другой. — Прощающая усмешка? Усмешка давнего друга? Или усмешка, которая говорит: „Я разберусь с тобой, Генри. Я разберусь с тобой за то, что в тот день ты бросил меня и Вика!“ Что это за усмешка?»

— Ты должен понимать, как все тогда было, — начал Генри и замолчал. Как тогда было? В голове у него все смешалось, словно элементы картинки-головоломки, которые только что вывалили на один из этих говенных карточных столов в комнате отдыха в «Джунипер-Хилл». Как было в точности? Они крались за жирдяем и сучкой до Канзас-стрит, затаились в кустах, наблюдая, как те поднимаются по склону наверх. Если бы они скрылись из виду, то он с Виктором и Рыгало бросились бы за ними: двое лучше, чем ни одного, а с остальными можно разобраться и позже.

Но они не скрылись. Просто привалились к ограждению, разговаривали, смотрели на улицу. Время от времени поглядывали вниз, на Пустошь, но Генри и его дружки из кустов не высовывались.

Небо, помнил Генри, постепенно темнело — с запада наплывали облака. Воздух густел. Собирался дождь.

И что произошло потом? Что?..

Костлявая когтистая рука сомкнулась на предплечье Генри, и он вскрикнул. Он уплывал в ватную серость, но ужасное прикосновение Рыгало и боль, от крика пронзившая кинжалом живот, вернули его обратно. Генри оглянулся и увидел лицо Рыгало в каких-то двух дюймах от своего. Глубоко вдохнул и тут же пожалел об этом. Старина Рыгало и впрямь смердел. Вновь Генри подумал о ведре помидоров, надолго забытом в темном углу сарая. Желудок скрутило.

Внезапно он вспомнил, чем все закончилось… во всяком случае, для Рыгало и Вика. Как что-то вышло из темноты, когда они стояли под шахтой с дренажной решеткой наверху, гадая, куда пойти. Что-то… Генри не мог сказать, что именно, пока Виктор не закричал: «Франкенштейн! Это Франкенштейн!» И — да, к ним приближался созданный Франкенштейном монстр, с болтами, торчащими из шеи, глубоким шрамом на лбу, в башмаках, похожих на детские кубики.

«Франкенштейн! — вновь прокричал Вик. — Фран…» А потом Вик остался без головы. Голова Вика уже летела через тоннель, чтобы стукнуться о дальнюю стену, издав глухой чавкающий звук. Желтые водянистые глаза монстра остановились на нем, Генри, и он замер. Потерял контроль над мочевым пузырем и почувствовал, как теплый поток стекает по ногам.

Тварь шагнула к нему, и Рыгало… Рыгало…

— Послушай, я знаю, что убежал, — признался Генри. — Не следовало мне этого делать, но… но…

Рыгало только смотрел на него.

— Я заблудился, — прошептал Генри, как бы объясняя старине Рыгало, что ему тоже досталось. Прозвучало не очень, с тем же успехом он мог сказать: «Да, я знаю, что тебя убили, Рыгало, но и я занозил палец». Но как же все было ужасно… действительно ужасно. Он долгие часы бродил по миру вонючей темноты, пока наконец, он это помнил, не стал кричать. В какой-то момент он упал в колодец — и падал долго, успев подумать: «Как хорошо, сейчас я умру, и меня здесь больше не будет» — и оказался в быстром потоке воды. Он предположил, что находится под Каналом. Потом его вынесло в меркнущий солнечный свет, он доплыл до берега и выбрался из Кендускига менее чем в пятидесяти ярдах от того места, где двадцатью шестью годами позже утонет Адриан Меллон. Поскользнулся, упал, ударился головой, потерял сознание. Пришел в себя уже в темноте. Каким-то образом нашел дорогу до Шоссе 2, откуда его подвезли домой. Там Генри уже ждали копы.

Но это было тогда, и с тех пор утекло много воды. Рыгало закрыл его собой, и монстр Франкенштейна содрал с его черепа левую половину лица — это все, что успел увидеть Генри, прежде чем дал деру. Но теперь Рыгало вернулся и на что-то указывал.

Генри увидел, что они остановились перед «Дерри таун-хаусом», и внезапно все понял. «Таун-хаус» — единственный отель, оставшийся в Дерри с той поры. В 1958 году приезжие могли остановиться также в «Восточной звезде» в конце Биржевой улицы или в «Приюте странника» на Торо-стрит. Но оба эти отеля исчезли, когда Дерри начал активно застраиваться (Генри все это знал, не зря же в «Джунипер-Хилл» он ежедневно читал «Дерри ньюс»). Остался только «Таун-хаус» да несколько паршивеньких маленьких мотелей у автострады.

«Их всех я найду здесь, — подумал Генри. — В одном месте. Всех, кто остался. Спящими в своих кроватях, с образами круглых леденцов — или, возможно, канализационных тоннелей, — пляшущими в голове. И я до них доберусь. Прикончу одного за другим».