Звезды над нами - (Алексрома) Ромаданов

- Кха! - наконец, выдохнул он из себя, аккуратно опуская стакан на стол. - Умеют буржуи делать! Крепкая, а пьется, как вода... Живи, парень!

- Это тебе не "табуретовка"! - засмеялся я, весело поглядывая на усомнившихся было в моих чудотворных способностях Аню с Альбиной, которые теперь облегченно развалились на своих стульях. (В скобках должен признаться, что "чудо" объяснялось до смешного просто: пока Альбина открывала дверь Грачиле, а Аня оцепенело следила за ней, я вылил в бутыль из фляжки чистый медицинский спирт, которым меня щедро снабдил Мишка перед моим выходом в морозную ночь).

- А ччой-то у вас какое-то фуфло из ведра торчит? = удивился Грачила, только теперь замечая нашу елку-метелку.

- Сам ты фуфло! - ответил я, окончательно осмелев. - Это наша "новогодняя елка". Мы Новый год встречаем.

- Укололись, что ли? - совсем дружелюбно спросил он.

- Мы не колемся, - спокойно пояснил я, - просто мы отмечаем наступление на Земле новой эры.

- Чего?! - оторопел Грачила, забывая прикурить засунутую в рот папиросу.

- Сегодня ночью наступила эра всепобеждающего добра и всеобщей любви, - объявила ему Аня.

Грачила повернулся к ней и застыл в удивлении, неожиданно для себя замечая, что перед ним сидит красавица. Углы его губ дрогнули, что, очевидно, должно было означать смущение: он явно решил, что весь мир уже знает о наступлении новой эры, и только один он пребывает в неведении в своей глухой Египтовке, потому что не читает газет и не смотрит программу "Время". Он вдруг потряс нечесаной головой, как бы просыпаясь, а потом улыбнулся совсем беззащитной улыбкой и сказал:

- Я тоже добрый. Просто мне сильно выпить захотелось... А вы что сидите, как на поминках?! Праздник ведь! Альбинк, заведи мою любимую... ну, эту, ты знаешь... "Миллион алых роз".

Потрясенная Альбинка с трудом очнулась и поставила на проигрыватель заезженный миньон Пугачевой. Грачила с неожиданной для него галантностью пригласил на танец Аню, а я пригласил Альбинку. Кружась с ней в танце, я смотрел на Грачилу, который теперь напоминал скорее ручногокролика, а не матерого уголовника, и с грустью думал про себя: "Неужели, люди не могут стать добрыми без Второго пришествия или объявления "Новой эры"?! О, Господи, неужели нельзя обойтись без этих спектаклей?!" В этот самый момент Аня поймала мой взгляд и спросила глазами: "Позволишь ли ты мне исцелить страждущего?" Я едва заметно кивнул ей в ответ, и она потихоньку увела совсем ошалевшего от счастья Грачилу за фанерную перегородку.

- Будем ложиться спать? - спросил я Альбинку, которая уже дремала, повиснув на мне.

- Да, ты ложись, - ответила она с полузакрытыми глазами. = Я сейчас...

Альбинка вышла на двор, а я разделся и улегся на стоявший у стены узкий топчан. Вернувшись через минуту, она растерянно встала посреди комнаты, прислушиваясь к доносящимся из-за перегородки глухим аниным постанываниям.

- Что с тобой? - спросил я ее.

- Не знаю, куда лечь, - озадаченно ответила она.

- Ложись со мной, - просто сказал я.

- А мы поместимся? - заволновалась она.

- Там видно будет, - улыбнулся я.

Альбинка выключила свет и, раздевшись, осторожно пристроилась на топчан с самого края. Минуту мы лежали бок о бок в молчаливой неподвижности, а потом она спросила тихо:

- Ты не ревнуешь Аню, что она там... с Грачилой?

- Все люди - братья, - смиренно ответил я.

- Но братья ж не ебутся, - робко возразила она.

- Это лишь одна из форм проявления любви к ближнему, = успокоил я Альбинку, плавно спуская с ее полусогнутых ножек мягкий подол ночной рубашки.

11. Скорый поезд "Углов-Москва"

Проснувшись утром следующего дня, я с трудом разлепил глаза, будто накануне и правда запивал шампанское "Смирновской", и увидел перед собой незатейливую картину из цикла "Будни деревенской жизни": Альбина разжигала огонь в печи, сидя на корточках перед распахнутой чугунной дверцей и дуя в черный зев с торчащими из него поленьями, а Аня мела пол той самой метлой, которая совсем недавно играла на импровизированном новогоднем представлении роль "елочки-красавицы". Постреливали разгорающиеся в печке лучины и ширкали по половицам прутья, словно жалуясь, что их лишили макияжа...

- Вставай-вставай, лежебока, хватит спящим претворяться! = повернулась ко мне Альбинка с шутливой сердитостью.

- Притворюшка - дядя Хрюшка, - вынесла свой приговор Аня.

- Как же я встану, если вы на меня глазеете?! - возразил я, сладко потягиваясь.

- Можно подумать, мы с Алей твоего богатства не видели, = рассмеялась Аня.

"Мы с Алей, - повторил я про себя, припоминая подробности прошедшей ночи. - Вот вам и первое "великое свершение" мессии: создание в Египтовке "шведской семьи"! Ну что ж, - вздохнул я украдкой, - в конце концов, я человек, и ничто человеческое мне не чуждо".

- А где Грачила? - спросил я, запрятывая в трусы свое "богатство".

- Он пошел сдаваться в милицию, - торжественно объявила Аня.

- Куда?!

- В "ментовку", - по-простому разъяснила Аня. - Под утро он мне признался, что ограбил церквушку в соседнем селе, и теперь его мучает совесть, потому что он обидел Бога. Он сказал, что "больше пятерика ему не светит", а когда он выйдет, мы поженимся... Что вы уставились на меня, как на дурочку?! Я ему поверила, потому что у него добрая душа, он ведь только с виду такой грозный, а сам как младенец: положит голову на грудь и тихо плачет... Я полюбила его! - закричала она с вызовом.

- Если так, то ты на правильном пути, - сказал я, не показывая вида, что сильно озадачен. - Любовь всегда права.

- Ты все понимаешь, Зоро! - кинулась мне Аня на шею со слезами на глазах. - Ты -замечательный, ты лучше всех, и я тебя тоже люблю, но... я ему нужна больше, чем тебе, ведь ты умный и сильный, а он совсем глупый и такой беззащитный...

Альбина выслушала все это с открытым ртом и, когда Аня обняла меня, покрутила у нее за спиной пальцем у виска: совсем рехнулась, девушка! Я хотел сказать Ане что-то в том смысле, что благословляю ее, но мне помешал громкий стук в дверь, будто стучали палкой.

- Твоего жениха за примерное поведение досрочно выпустили, - съязвила Альбина. - Сейчас свадьбу гулять будем!

Все мы и на самом деле ожидали увидеть передумавшего Грачилу, но когда Альбина отворила дверь, в дом вошел, устало опираясь на снятые лыжи, анин папа. В комнате повисла неловкая тишина, как если бы великовозрастных детей застали за игрой в постыдные игры. Аня с Альбиной растерянно поглядывали на меня: "Скажи же что-нибудь!" - но я не знал, что сказать, и в тупом молчании наблюдал, как по просмоленному дереву лыж сползают на пол снежные микро-лавины.

- Здравствуй, Оля, - нарушил он, наконец, тишину.

- Что ты здесь делаешь? - покраснела в ответ Оля-Аня.