Александрия - Дмитрий Барчук

На рубеже тысячелетий в канун самого Нового года Борис Николаевич Ельцин вновь удивил страну. Он сам, по собственной воле сложил с себя полномочия президента и ушел в отставку. На политическом горизонте неожиданно возникла фигура преемника. Я попросил Леонида навести справки о будущем президенте страны.

– Сим Сим заверил, что все в порядке. Курс останется неизменным. Это наш человек, – не без гордости за своих коллег доложил Неклюдов.

Уже в первой половине 2001 года мы вернули все свои долги, а вскоре прикупили еще и Дальневосточную нефтяную компанию. Теперь моя нефтяная империя простиралась от Волги до Японского моря. По разведанным запасам нефти мы вышли на второе место в стране, а по добыче – на первое. Я стал пристально присматриваться к Западно-Сибирской нефтяной компании. И уже подписал с ее главным владельцем договор о слиянии двух наших монстров. За получение контроля над объединенной компанией нам предстояло выплатить ее хозяевам три миллиарда долларов. Но для меня это уже были не такие большие деньги. Ведь за 2002 год я одних только дивидендов по своим акциям получил почти столько же. После чего Forbes и поставил меня на первую строчку в списке самых богатых людей России.

Париж встречал победителей непогодой. С раннего утра небо затянулось свинцово-серыми тучами, накрапывал мелкий дождь. Клейкие молодые листочки на деревьях ежились под порывами переменчивого мартовского ветра.

В рабочих предместьях, в кварталах бедноты, несмотря на поздний час, улицы были пустынны, окна домов закрыты. Не было привычной городской суеты, снующих туда-сюда пешеходов, гремящих экипажей, горластых торговок на обочинах. Казалось, город вымер. И только цокот подкованных копыт по камням мостовой свидетельствовал о наличии жизни.

Александр въезжал в столицу побежденного неприятеля на белом коне впереди колонны союзных войск. Рядом с ним горделиво держались в седлах союзники – генерал Шварценберг и прусский король. Даже старый друг Фридрих-Вильгельм, чувствуя историческую важность происходящего, держался в седле на редкость уверенно.

Но где же парижане? Неужели они уготовили мне такую же встречу, как москвичи Наполеону? – эта мысль сверлила ум царя и омрачала окончательное торжество.

Но слава Богу! По мере приближения победителей к центру, город стал оживать. На тротуарах их встречали женщины и дети. Вначале с опаской, но потом, увидев, что захватчики улыбаются им, горожане тоже отвечали улыбками. А они не такие и ужасные, эти русские варвары. Вон какой у них красивый и статный царь. И как он обаятельно улыбается. Такой человек не может быть злым и жестоким.

На площади Мадлен колону уже осадила ликующая толпа.

– Слава Александру! Да здравствует русский царь! Слава освободителю! – скандировали парижане.

Одна экзальтированная молодая особа в порыве чувств даже бросилась к лошади ошалевшего казака. Тот, похоже, был парень не промах, наклонился, подхватил завизжавшую от неожиданности парижанку и посадил ее на лошадь впереди себя. Толпа взревела от восторга. А юная грация теперь радостно восседала в объятиях бородача и приветливо махала платочком своим сгоравшим от зависти подругам.

Счастливый царь находился на верху блаженства. Сбылась его самая сокровенная мечта. Он победил самого Наполеона. Освободил всю Европу. И сейчас покоренный им Париж встречал его ликованием. Александр Павлович приветливо помахивал рукой в белой перчатке восторженным парижанам, незаметно отирая слезы с глаз. Он плакал от счастья и радости.

Часть третья

От царства

Остановиться можно при подъеме, но не при падении.

Глава 7. Он должен покаяться!

На православную Пасху торжественная служба проводилась на площади Согласия. Там, где почти четверть века назад казнили Людовика XVI и его жену Марию-Антуанетту.

Царь стоял в первом ряду во главе своего разномастного воинства, крестился и молился. Что он говорил себе в этот миг? Скорее всего, следующее:

– Вот я и привел по непостижимой воле Провидения моих православных воинов, чтобы обратить к Господу наши общие молитвы на том самом месте, где король пал жертвой народной ярости! Наша духовная победа полностью осуществилась!

Из‑за боязни заговора царь вначале остановился в особняке наполеоновского министра иностранных дел Талейрана. Но затем, когда Наполеон в Фонтенбло подписал свое отречение от престола и за себя, и за своих родственников, Александр понял, что опасаться ему французов незачем, и переселился в Елисейский дворец.

Российский самодержец очень быстро освоился в Париже. Мог вечером запросто один выйти из дворца и прогуляться по Елисейским полям или Марсову полю. Улицы столицы мира в эти дни кишели иноземцами. Вот добродушные казаки в косматых меховых папахах катают у себя на плечах светящихся от радости парижских сорванцов. Вот молоденькие, еще безусые русские офицеры в туго затянутых ремнях, чтобы грудь выпирала колесом, мило флиртуют с беззаботными парижанками. Но особенным успехом у французов и француженок пользовались российские инородцы. Настоящие толпы сопровождали черкесских и калмыцких воинов. Они словно явились в сердце цивилизованной Европы из глубины веков, словно сошли со средневековой гравюры, потому не было отбоя от желающих увидеть такую диковину воочию.

Царь ходил с неизменной тихой улыбкой на устах в этой толчее нового Вавилона, стоял на набережной Сены, вдыхал аромат парижской весны и свежего кофе, исходящий из многочисленных кофеен, и наслаждался.

Ему редко удавалось побыть одному. Его сразу узнавали, и вокруг него собиралась толпа.

– Почему вы столько медлили? Почему раньше не пришли в Париж, где вас так ждали? – спросила одна дама.

Царь застенчиво улыбнулся и ответил:

– Меня задержало великое мужество французов, мадам.

Побежденные рукоплескали великодушию победителя.

Когда он проходил по Вандомской площади, то, прикрыв глаза от заходящего солнца, посмотрел вверх на возвышающуюся статую Наполеона и произнес фразу, которая затем с быстротой молнии облетела весь Париж:

– Если бы меня поставили так высоко, у меня бы закружилась голова.

В Муниципальном собрании депутаты поставили вопрос о переименовании Аустерлицкого моста, чтобы не травмировать самолюбие русского царя, напоминая ему о былом поражении. На что Александр вновь очень удачно ответил:

– Зачем? Достаточно того, что я и моя армия прошли по этому мосту.

Не мудрено, что вскоре все в Париже были влюблены в обворожительного, деликатного, набожного и великодушного русского царя.

Однако два вопроса требовали незамедлительного решения: будущее политическое устройство Франции и дальнейшая судьба Наполеона.

– Казнить его, и дело с концом, – предложил австрийский министр иностранных дел князь Меттерних. – Отродье революции, как и его предшественники, должен закончить свое существование на дьявольском порождении революции – гильотине.

Прусский король молча пожал плечами. В отличие от Александра, он не мог простить все причиненные ему Наполеоном оскорбления и тоже считал, что лучше смыть их кровью.

Хитрый Талейран тоже не ответил ни да, ни нет:

– С точки зрения кардинального решения проблемы казнь бывшего узурпатора представлялась бы, может быть, обоснованной, но вы не забывайте, господа, что влияние Наполеона на умы французов по-прежнему велико. Как бы его насильственное умерщвление не привело к новому социальному взрыву, к новой революции. Великодушие царя Александра приносит гораздо больше пользы в усмирении революции, чем любые карательные меры.

При этих словах все собравшиеся устремили свои взоры на русского царя.

– Ваше Величество, король, и вы, господа министры, – обратился Александр к представителям держав-победительниц. – Я согласен, что за свои преступления перед Богом и народами Европы Наполеон заслужил самого сурового наказания. Но если мы сейчас возьмем на себя грех его смертоубийства, то мы, господа, признаем тем самым, что ничем не отличаемся от бунтовщиков и захватчиков. Мы принесли во Францию мир. Давайте же не будем еще проливать кровь.

Участники совещания встретили предложение русского царя в молчании. Но Александр еще не закончил свою речь.

– Наполеон – личность неординарная. Это смутьян, но великий смутьян. Таких в истории можно пересчитать по пальцам. Он не раз выигрывал у наших стран сражения. Да, он унижал нас своими победами, но он с благородством победителя не опускался до физического уничтожения правящих династий.

– А убийство герцога Энгиенского? Вы о нем забыли, государь? – напомнил Меттерних.