Проклятие Янтарной комнаты - Стив Берри

— Эдуард знает Макарова. Говорит, что он живет на севере. В трех километрах отсюда. Прямо у берега озера. Поезжайте по той дороге. Небольшой каменный дом с трубой.

Сюзанна улыбнулась и кивком поблагодарила за информацию, а затем услышала, как человек с той стороны площади кричит:

— Юлиус, Юлиус!

К палатке подбежал мальчик лет двенадцати. У него были светло-каштановые волосы и хорошенькое личико. Продавец что-то сказал парнишке, затем мальчик подбежал к ней. Прямо позади рынка стая уток взлетела с озера в бледно-голубое утреннее небо.

— Вы ищете Макарова? — спросил мальчик — Это мой дедушка. Я могу показать вам, где он живет. — Его юные глаза обшаривали ее грудь.

Ее улыбка стала шире:

— Тогда показывай дорогу.

Мужчинами любого возраста было так легко манипулировать!

ГЛАВА XXVII

Кельхайм, Германия

Суббота, 17 мая, 9.15

Рейчел взглянула на сидящего рядом Кристиана Кнолля. Они мчались на юг по шоссе Е533 и уже находились в тридцати минутах езды от Мюнхена. Через тонированные окна «вольво» просматривалась местность — призрачно вырисовывающиеся сквозь завесу тумана вершины, шапки снега на склонах высот, внизу одетых зелеными елями и лиственницами.

— Здесь так красиво, — сказала она.

— Весна — лучшее время, чтобы приехать в Альпы. Вы первый раз в Германии?

Она кивнула.

— Вам очень понравятся эти места.

— Вы много путешествуете? — поинтересовалась Рейчел.

— Все время.

— А где вы живете?

— У меня квартира в Вене, но я редко там бываю. Моя работа гоняет меня по всему миру.

Рейчел разглядывала своего загадочного шофера. Его плечи широки и мускулисты, шея крепкая, руки длинные и сильные. Он опять был одет в повседневную одежду. Клетчатая суконная рубашка, джинсы, ботинки и легкий запах сладкого одеколона. Кристиан был первым европейским мужчиной, с которым она по-настоящему общалась за последнее время. Может быть, очарование было именно в этом. Он безусловно возбудил ее интерес.

— В отчете КГБ сказано, что у вас двое детей. А муж есть? — спросил Кнолль.

— Раньше был. Мы в разводе.

— Это довольно широко распространено в Америке.

— Я рассматриваю сто или даже больше таких дел за неделю у себя в суде.

Кнолль покачал головой:

— Просто позор.

— Люди как будто не могут жить вместе.

— Ваш бывший муж адвокат?

— Один из лучших. — Какая-то «вольво» просвистела мимо по левому ряду. — Удивительно. Эта машина, наверное, едет сто миль в час.

— Почти сто двадцать, — сказал Кнолль. — Мы сами едем почти сто.

— Это так не похоже на Атланту.

— Он хороший отец? — продолжал допытываться Кнолль.

— Мой бывший муж? О да. Очень хороший.

— Отец из него получился лучше, чем муж?

Странные вопросы. Но она не возражала против того, чтобы ответить; анонимность незнакомца сглаживала вторжение в ее личную жизнь.

— Я бы не сказала. Пол хороший человек. Любая женщина хотела бы быть с ним.

— Почему же не вы?

— Я не сказала, что не хотела. Я просто сказала, что мы не можем жить вместе.

Кнолль, кажется, почувствовал ее колебания.

— Я не хотел совать нос в чужие дела. Просто меня интересуют другие люди. У меня самого нет постоянного дома и корней, и мне нравится выспрашивать других. Просто любопытство. Ничего более.

— Ничего страшного. Я не обижаюсь. — Несколько мгновений она сидела молча, затем сказала: — Мне надо бы позвонить и сообщить Полу, где я остановилась. Он присматривает за детьми.

— Вы можете связаться с ним сегодня вечером.

— Он вообще недоволен тем, что я поехала. Он и мой отец говорили, что мне надо держаться подальше от всего этого.

— Вы обсуждали поиски Янтарной комнаты с вашим отцом перед его смертью?

— Вовсе нет. Он оставил мне письмо вместе с завещанием.

— Тогда зачем вы здесь?

— Просто я должна это сделать.

— Я понимаю. Янтарная комната — достойная награда для многих. Люди ищут ее с войны.

— Мне так и говорили. Что делает ее такой особенной?

— Трудно сказать. Искусство по-разному воздействует на людей. Но что интересно, Янтарная комната одинаково поражает всех. Я читал отчеты девятнадцатого и начала двадцатого века. Все соглашаются, что она великолепна. Представьте себе: целая комната, покрытая янтарем.

— Звучит удивительно.

— Янтарь очень ценится. Вы много знаете о нем? — спросил Кнолль.

— Почти ничего.

— Это просто ископаемая древесная смола, в возрасте от сорока до пятидесяти миллионов лет. Сок растений, отвердевший за тысячелетия и превратившийся в драгоценный камень. Греки называли его электрон — солнечное вещество — за его цвет и еще потому, что, если его потереть, он производит электрическую энергию. Шопен перебирал янтарные четки, прежде чем сесть за пианино. Он теплый на ощупь и забирает испарину.

— Я этого не знала.

— Римляне верили, что если вы Лев по знаку зодиака, то ношение янтаря принесет вам удачу. А если вы Телец — то неприятности.

— Может, мне стоит приобрести немного янтаря. Я Лев.

Он улыбнулся:

— Если вы верите в такие вещи. Средневековые доктора предписывали янтарные ингаляции для лечения воспаления горла. Его пары во время кипения очень душисты и предположительно обладают лечебным эффектом. Русские называют его морским фимиамом. Они также… Извините, я, наверное, докучаю вам.

— Вовсе нет. Это интересно.

— Пары могут ускорить созревание плодов. Есть арабская легенда об одном шахе, который приказал своему садовнику принести ему свежих груш. Проблема была в том, что был не сезон и фрукты не могли созреть еще в течение месяца. Шах пригрозил обезглавить садовника, если он не достанет спелых груш. Поэтому садовник сорвал несколько незрелых груш и провел ночь, молясь Аллаху и куря янтарный фимиам. На следующий день в ответ на его молитвы груши были розовыми, сладкими и вполне пригодными для еды. — Кнолль пожал плечами. — Правда это или нет, никто не знает. Но янтарные испарения действительно содержат этилен, который стимулирует раннее созревание. Он также может смягчать кожу. Египтяне использовали эти испарения в процессе мумификации.

— Я знаю только ювелирные украшения из янтаря, и еще я видела картинки с насекомыми и листьями внутри.

— Фрэнсис Бэкон назвал их королевскими могилами. Ученые рассматривают янтарь как капсулу времени. Художники думают о нем как о краске. У него более двухсот пятидесяти оттенков. Голубой и зеленый — самые редкие. Красный, желтый, коричневый, черный и золотой — наиболее часто встречающиеся. В Средние века возникали целые гильдии, которые контролировали распространение янтаря. Янтарная комната была изготовлена в восемнадцатом веке, высшее творение человеческих рук.

— Вы так хорошо знакомы с этим предметом.

— Это моя работа.

Машина замедлила ход.

— Наш поворот, — сказал Кнолль, когда они съехали с шоссе по короткому склону, и затормозил внизу. — Отсюда поедем на запад. Мы уже недалеко от Кельхайма. — Он крутанул руль направо и быстро переключил передачи, набирая скорость.

— На кого вы работаете?

— Не могу сказать. Мой наниматель — частное лицо.

— Но очевидно, богатый.

— Почему вы так решили?

— Посылает вас в разные уголки земного шара в поисках предметов искусства. Это хобби не для бедного мужчины.

— Разве я сказал, что мой наниматель — мужчина?

Рейчел усмехнулась:

— Нет, не сказали.

— Хорошая попытка, ваша честь.

Зеленые поля с редко стоящими высокими елями простирались вдоль шоссе. Она открыла окно и стала вдыхать прозрачный воздух.

— Мы поднимаемся, не так ли?

— Альпы начинаются здесь и простираются на юг до Италии. Прежде чем мы доберемся до Кельхайма, станет прохладнее.

Раньше она удивлялась, почему он надел рубашку с длинными рукавами и джинсы. Сама она была одета в шорты цвета хаки и блузку на пуговицах с короткими рукавами. Вдруг Рейчел осознала, что впервые после развода едет куда-либо не с Полом, а с другим мужчиной. Раньше она всегда ездила с детьми, с отцом или подругой.

— Я действительно имел в виду то, что сказал вчера. Мне жаль вашего отца, — проговорил Кнолль.

— Он был очень стар.

— Это ужасное обстоятельство в отношениях с родителями. Однажды мы их теряем.

Его слова прозвучали искренне. Слова, которых она ожидала, безусловно сказанные из вежливости. Но она оценила его внимание.

И находила его все более интригующим.

ГЛАВА XXVIII

Кельхайм, Германия

Суббота, 17 мая, 11.45

Рейчел внимательно разглядывала старика, который открыл дверь. Он был небольшого роста, с узким лицом и лохматыми седыми волосами. Седеющая же щетина покрывала его увядшие подбородок и шею. Его фигура была худощавая, кожа оттенка талька, а лицо сморщенное, как грецкий орех. Старику было по меньшей мере восемьдесят, и ее первая мысль была об отце и о том, как этот человек напоминает его.