СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

Ну вот, а теперь мне пора идти. Надо будет еще книжку почитать, про рыцарей. Надо же к школе готовиться. А школа – это серьезнее, чем папины коровки и ромашки.

На пороге оранжереи я оглянулась и помахала рукой:

— Пока, динозавтр.

Мне кажется, он тоже пытается мне помахать – но лапки у него слишком маленькие. Поэтому он просто стоит и смотрит мне вслед.

Я спрашивала у папы, все ли правильно с динозавтром. А папа ответил, что никто не знает – потому что никто никогда живых динозавтров не видел. Они все умерли еще до того, как человек появился. Я спрашивала – как это, Земля и без человека. А папа рассказал, что давным-давно и Земля была другая, и жили там другие существа. И сказал, что раньше думали, что на Марсе кто-то живет. Того же Марсианского Свинкса в пример приводили, якобы большой-большой памятник. А еще раньше, давным-давно, правда, когда уже динозавтров не было, думали, что на Марсе вообще кто-то вроде людей есть.

Папа сказал, что они до сих пор не знают, была ли на Марсе жизнь. Одни говорят, что была – другие что нет. А кто прав – тем более непонятно.

А динозавтра жалко. Я иногда представляю, как это оно – когда ты один остался. Или когда родился – и уже один. Я бы хотела прийти к нему, погладить по шкуре – мне кажется, что она у него мягкая-мягкая…и теплая. У него такие добрые глаза, что шкура обязательно должна быть мягкой и теплой. Но папа говорит, что завтра. Эх, завтра-завтра…пока, динозавтр.

Папа говорит, что если что, я могу заходить в его кабинет и оставлять то, что нашла. Он часто в лаборатории, но мне туда нельзя – потому что там все в белых халатах, а мне халат сшить не успели. Только костюм для улицы сделали. Ну и ладно. Видела я эту лабораторию через дверь, ничего интересного. Дяди в белых халатах, много всего стеклянного и всякого синенького много.

Поэтому я сразу пробежала в папин кабинет и положила ему на стол пакетик с божьей коровкой. А потом… А потом на окно села бабочка. Понимаете, бабочка! С той стороны!

Сначала я испугалась, что это я как-то случайно выпустила бабочку. Ведь мало ли что! А потом подумала и поняла – нет, это не я. Ведь у папы нет бабочек. Он с ними не работает почему-то. Точнее, он объяснял, почему, но я забыла. Это была настоящая марсианская бабочка, вы понимаете? Всамделишная марсианская бабочка! Значит, на Марсе есть жизнь! И я об этом узнала первая! Узнала по-настоящему и совершенно точно!

Бабочка сидела на окне и делала крыльями вот так, как, знаете, всегда делают бабочки – расправляют и снова складывают, словно куда-то медленно летят. Я подошла к окну поближе. Бабочка не улетала. Я сначала хотела постучать по стеклу, а потом вдруг передумала. Вот смотрите.

Если я сейчас постучу, то бабочка испугается и улетит, так? Так. А как я тогда потом докажу, что я видела именно бабочку? Что я ее не придумала? Вот. Никак.

Я осторожно отошла от окна. Бабочка продолжала шевелить крылышками, но делала это все медленнее и медленнее, словно вот-вот заснет.

Можно было, конечно, позвать взрослых, например, папу – но пока они спросят, зачем, пока поверят, пока придут… бабочка и улететь может. И они мне тогда не поверят и обидятся, что я их просто так вызвала. Еще подумают, что мне скучно и я так с ними поиграть захотела. Нет.

Мне надо самой поймать бабочку и показать ее им. Тогда мне и верить не надо будет – вот же она, всамделишная марсианская бабочка. А если она улетит…что ж… тогда об этом буду знать только я. Но зато никто не будет мне не верить и смеяться.

Я быстро-быстро сбегала в свою комнату и надела костюм для улицы. Вообще папа строго-настрого запретил мне выходить одной, сказал, что нам тогда сильно от мамы попадет. Но, думаю, что когда мама узнает про бабочку, она ругаться не будет.

Главное было – не встретить никого по дороге. А то обязательно бы стали спрашивать – куда я иду, да еще в таком костюме. А потом взяли бы за руку и привели к папе. И никакой бабочки, вот.

Но никого не было. Это и понятно – все или в лаборатории или на улице работают, по коридорам никто ходить не любит. Потому что коридоры скучные. Ни окон, ни интересных кнопочек, только несколько лампочек и все.

Для того, чтобы выйти на улицу, нужно нажать три кнопочки и потянуть за рычаг. Папа смеется, что это специально для того, чтобы маленькие девочки одни не гуляли – но он-то не знает, что можно не тянуть, а просто вот так вот упереться и повиснуть. И тогда дверь откроется. Но, честно говоря, я сама об этом только что узнала.

И знаете, что? Бабочка ждала меня у выхода на улицу!

И это была именно так самая бабочка, которая сидела на окне! Что я, бабочек не могу различить, что ли?

Она сидела на красном песке – это не настоящий песок, больше похоже на пыль, как из прадедушкиного старого ковра, но тут все называют это «песок» – и продолжала складывать и расправлять крылышки. А потом вдруг взяла и взлетела. Пролетела немного и снова села. Я сделала несколько шагов к ней. Она сделала вид, что меня не видит.

Но как только мне оставалось до нее еще один шаг, она – оп! — и взлетела.

Да, я поняла! Бабочка со мной играет! Она играет в догонялки! Ну что ж… во дворе я лучше всех играла в них. Никто от меня не уходил. А уж тем более – какая-то бабочка.

Мы играли с бабочкой долго. И вы не подумайте, я смотрела, куда она летит. Если бы она улетела далеко от купола, я бы никуда не побежала за ней. Я же все-таки понимаю, когда совсем-совсем что-то не надо делать. А потом мы забежали за маленький холмик и вдруг…

… самое больное – когда ударяешься локтем, знаете, когда такие мурашки еще потом по нему бегают? — и еще когда подворачиваешь ногу.

Честно-честно, я аккуратно бежала. Не смотрела, конечно, под ноги – как туда смотреть, когда перед тобой настоящая марсианская бабочка? — но ставила их очень аккуратно.

И вдруг бах – и в ноге очень-очень больно, и я лежу на земле, то есть на марсе… лежу, в общем. Хорошо, что тут падать не так жестко, как дома – папа рассказывал, что это потому что тут что-то с силой и тяжестью другое. Но в ноге больно, как и везде. Очень-очень. А еще и встать нельзя никак. И из-за холма меня не видно, вот.

И ползти не получается, потому что как только шевельнешь ногу – так сразу будто тебя кто-то кусает по ней – аж до спины. И в глазах сразу слезы появляются. Вот.

А еще папа говорил мне, что в этих костюмах воздуха на совсем небольшое время. И когда его мало, то загорается красная лампочка. И это тоже вот.

Знаете, когда лежишь на красном песке – не сразу видишь, что красная лампочка уже давным-давно горит.

Бабочка сидела около меня и шевелила крылышками. Я протянула руку. Бабочка вздрогнула и не улетела. Я коснулась ее крылышек.

Я никогда не трогала бабочек. Дома мама запрещала мне это делать, говорила, что я обобью пыльцу с них и бабочка никогда не сможет летать. Наверное, она права. Я видела, как девчонки пытались поймать бабочек. Крылышки потом становились помятыми, в каких-то серых пятнах – и бабочки не могли взлететь. А потом их ловили мальчишки и отрывали им крылья. Зачем? Почему мальчишки пытаются всегда все сломать? Я спрашивала у папы – и папа ответил, что это называется не сломать, а «посмотреть что внутри», «исследовать».. но ведь если что-то потом не работает, то это и называется «сломать». Я очень боялась, что могу сломать эту бабочку.

Но знаете… Она была другая. Она была не такая, как на Земле. Теперь я поняла это совершенно точно. Крылышки. У нее были другие крылышки.

Эти крылышки мама бы разрешила трогать. И эти крылышки очень-очень захотели бы оторвать мальчишки. Зато их точно бы не повредили девчонки.

Они были…не могу объяснить… как листы в моем любимом альбоме для рисования. Они вроде и мягкие – и порвать очень сложно. Вот потрогаешь их вот так – жесткие как железо, а вот эдак – мягкие как ткань у маминого выходного платья. Я лежала и гладила крылья бабочки. А она не улетала.

Умереть, оказывается, не страшно. Это просто очень-очень одиноко.

А потом вдруг появилась большая черная тень и накрыла меня. И забрала меня в себя. Вот.

Теперь я всегда буду чистить зубы, без напоминания. И маме даже не надо будет рассказывать мне сказку про кариозных монстров, которую ей когда-то рассказывал прадедушка – а ее дедушка – Виталий.

Потому что, если не почистишь зубы, во рту будет очень-очень плохо пахнуть.

Я предложила папе почистить динозавтру зубы, предложила, что я сама это сделаю. Папа задумчиво посмотрел на меня и махнул рукой. Я так и не поняла, что это значило – да или нет. Наверное, все-таки да. Ведь обычно «нет» папа говорит четко и даже объясняет, почему нет. А тут просто махнул. Наверное, это «да» – только он не знает, как это сделать.

А я знаю. Надо попросить динозавтра лечь на живот и открыть рот. А потом зайти туда – и почистить тряпочкой или даже щеткой. И можно еще между зубами поковырять чем-то острым, вдруг там остатки пищи попали. Динозавтр же не может сам этого сделать, как они не понимают, у него же лапки совсем коротенькие.