Навеки твоя Эмбер. Том 1 - Кэтлин Уинзор

— Доброе утро, миссис Сент-Клер. Извините, я, кажется, напугала вас, мадам. Я хотела спросить, как вы поживаете. Мои комнаты как раз рядом с вашими, и хозяин сказал мне, что вы больны лихорадкой и лежите в постели. У меня есть средство, от которого лихорадку как рукой снимет…

Глаза, улыбка — все говорило о самом дружеском расположении незнакомки. Она восхищалась красотой и нарядом Эмбер. Благодарная за внимание и за возможность с кем-то поговорить, Эмбер сделала короткий реверанс.

— Хранит вас Господь, мадам, но полагаю, лихорадка почти прошла.

Тут к ней подъехала карета и остановилась; лакей открыл дверцу, откинул ступеньки и протянул Эмбер руку, чтобы помочь войти. Она заколебалась всего на мгновение — сказалось двухнедельное затворничество. Эмбер почувствовала некоторое смущение. Но ведь она была отчаянно одинока, а эта дама выглядела такой доброй. Она бы поостереглась какой-нибудь шикарно одетой молодой женщины ее возраста, сладкого голоса женщин, которых встречала прежде и которым старалась подражать. Сейчас же она не знала, что сказать, поэтому еще раз, сделав реверанс, стала подниматься в карету.

— Ах, скажите, — вскричала незнакомка, — это ваш фамильный герб? — Она имела в виду герб Брюса, который Эмбер забыла снять с дверцы кареты.

— Ну да, — не колеблясь ответила Эмбер. Она не сомневалась, что эта женщина не сумеет отличить один герб от другого. Во всяком случае для нее самой все гербы казались одинаковыми — с дурацкими львиными головами, клетками и полосками.

— Ведь я хорошо знаю вашего отца! Мое поместье рядом с Пикерингом в Йоркшире!

— Я из Эссекса, мадам. Около Хитстоуна. — Она уже начала сожалеть, что солгала, потому что теперь ее могут поймать на этом.

— Ну конечно же, миссис Сент-Клер! Как же глупо с моей стороны! Но ваш герб так похож на герб наших соседей. Теперь-то я вижу разницу. Позвольте представиться, мадам, — миссис Гудмен.

— Рада познакомиться, мадам. — Эмбер поклонилась, думая о том, насколько правильно для благородной леди она себя ведет. Эмбер научилась мелочам светских манер у француза-учителя и наблюдая за друзьями лорда Карлтона. — Не подвезти ли вас куда-нибудь?

— Ах, мне не хотелось бы затруднять вас, дорогая, но я собиралась купить кое-какие мелочи в Чейндже[15].

Эмбер знала, что Чейндж — модное место для отдыха, покупок и для рандеву светских молодых людей и леди. Она решила, что для ее прогулки — Чейндж вполне подходящий маршрут.

— Я сама хотела туда отправиться, мадам. Прошу вас, поедемте вместе.

Миссис Гудмен не раздумывая села в карету, оправила юбки на сиденье и стала обмахиваться веером — стояла сентябрьская жара. Коляска тронулась по тряской булыжной мостовой. Дамы иногда вступали в спор с кучером, выбирая наиболее короткую дорогу или же ожидая проезда телег с углем, которые передвигались очень медленно и мешали каретам. Эмбер и Салли Гудмен оживленно беседовали, и Эмбер почти забыла, что она — содержанка, носящая в своем чреве внебрачного младенца.

Салли Гудмен являла собой пышнотелую даму, у нее были полные розовые руки, а грудь выпирала из платья с низким декольте. Ее кожа была покрыта рябинками, хотя она и пыталась как могла скрыть этот дефект под толстым слоем бело-розового крема. Волосы двух-трех оттенков светло-желтого цвета со всей очевидностью свидетельствовали о вмешательстве в природу. Салли признавала двадцать восемь из своих тридцати девяти лет, и действительно умудрялась выглядеть моложе. Одевалась она со своеобразной элегантностью, хотя опытный глаз немедленно определил бы, что платья сшиты из второсортных тканей и второсортными портными. И в манерах ее ощущалась та же второсортность. Но та сердечность и доброжелательность, которые исходили от Салли, согревали и утешали Эмбер в ее одиночестве и тоске.

Миссис Гудмен, казалось, происходила из благородных и имела средства. По ее словам, она ненадолго задержалась в Лондоне, пока муж находился за границей по делам. По деревенскому акценту Эмбер Салли определила, что она живет в помещичьей усадьбе и тоже приехала в Лондон погостить. Эмбер устраивало такое заблуждение, и она с радостью подтвердила это.

— Боже мой, милая моя, — воскликнула миссис Гудмен, — так вы совсем одна? Такая молодая и красивая? Ах, ведь здесь в Лондоне столько злых людей!

Эмбер сама поразилась готовому ответу:

— О, я в гостях у своей тетушки… то есть, я…я собираюсь навестить ее, как только она вернется из Франции… она была при дворе его величества…

— Ну конечно, — согласилась миссис Гудмен. —Мой муж. тоже был там некоторое время, но король решил, что будет больше пользы, если он приедет сюда и примет участие в заговоре. А где живет ваша тетушка, дорогая?

— Она живет на Странде… о, это великолепный дом! — Элмсбери однажды проезжал мимо своего дома на Странде, хотя он еще не получил его обратно.

— Надеюсь, она скоро вернется. Боюсь, ваши родители беспокоятся, что вы так долго здесь одна. Вы не замужем, дорогая?

При этом вопросе Эмбер бросило в жар, она опустила глаза. Но тут же придумала очередную ложь, уже готовую сорваться с языка:

— Нет… не замужем… Но скоро выхожу. У тетушки есть один джентльмен на примете, кажется, она сказала, что граф. Он сейчас путешествует, но скоро вернется домой, вместе с ней. — Потом она вспомнила то, что ей рассказывал Элмсбери о родителях Брюса, и добавила: — Мои родители умерли. Отец погиб в битве при Марстонских болотах, а мать умерла десять лет назад в Париже.

— О, бедное дитя. Значит, у вас нет попечителя, никто о вас не заботится?

— Моей попечительницей является тетя, когда она здесь. А после ее отъезда за границу эту роль взяла на себя другая моя тетя.

Миссис Гудмен покачала головой и сочувственно сжала руку Эмбер. Эмбер осталась очень благодарна своей новой знакомой за интерес к ее жизни и сочувствие. Потому что одно то, что у нее есть, с кем поговорить по душам и поделиться впечатлениями, значило для нее многое. Ведь в одиночестве она всегда чувствовала себя такой несчастной и растерянной.

Чейндж размещался на пересечении Корнхилл и Треднидл-стрит[16], неподалеку от «Королевских сарацинов».

Здание галереи представляло собой гигантский прямоугольник с двором внутри, а галереи разделялись на маленькие магазинчики, где хозяйничала одна симпатичная молодая женщина, которая все время выкрикивала: «Что желаете, джентльмены? Что желаете, дамы? Ленты, перчатки, духи…» Там толпились молодые франты, заигрывали с продавщицами и, прислонившись к колоннам, разглядывали проходящих дам, нахально заговаривая с ними. Двор заполняли строго одетые торговцы, они вели серьезные разговоры о делах, об акциях и закладных, о морской торговле.