Десант на Эльтиген - Василий Гладков

С полудня опять интенсивный обстрел. Прямыми попаданиями разрушены две комнаты приемо-сортировочной. Убито около тридцати человек. Иссяк запас перевязочных материалов. Нет ничего — ни стерильного, ни простого. Повторных перевязок совершенно не делаем. Осколком снаряда ранен в грудь повар Шмулерман. С помощью начподива Копылова отыскали подвал рядом с операционной. Думаю сделать в нем убежище от обстрела. Частью раненых занялся Шастин. При переноске раненых тяжело ранен санитар Берин. Попаданием снаряда в палату оторвало руку санитару Муралиеву.

Ночью ожесточенный морской бой. Красиво смотреть, но неприятно переживать. Наши катера неудачно пытались торпедировать немецкие баржи — торпеды попали на берег. Прожекторы противника беспрерывно освещают рейд.

Самолеты сбросили груз. Перевязочный материал и продукты. По месту падения парашютов немцы ведут огонь шрапнелью.

В 16.00 во время работы в операционную попал снаряд. Убита Саша Колесникова, так любившая жизнь. Осколок попал в шею.

Приспосабливаем сарайчик. Молов укрепляет крышу вторым накатом. Санитары расширяют подвал. Теперь в нем умещается десять человек. Днем здесь спасаемся от обстрела. Вечером, при переходе из здания в здание, ранен майор медицинской службы Парфенов. Осколком снаряда в лучезапястный сустав. Ночью под грохот снарядов хоронили Сашу Колесникову.

"Операционная должна быть светлой, теплой и легко подвергаться уборке"… Когда и для кого это написано! В сарайчике темно. Нет окон. Проломанная на север дверь закрыта плащ-палаткой, чтобы немного защитить раненых от пронизывающего ветра. Вблизи беспрерывно рвутся снаряды, и пыль клубами крутится над столами.

Гладков и Копылов принимают все меры к сохранению людей. Саперы начали рыть ниши в горе. Операционная по моему проекту.

Самолеты в большом количестве сбрасывают грузы. Ночью, несмотря на блокаду со стороны немцев, разгрузилось несколько наших катеров.

Пасмурно и холодно. Около 16.00 появился немецкий бомбардировщик. Сделав два захода, сбросил бомбы. Попадание в школу и сарайчики с ранеными. Убито несколько человек. Артобстрел. Снова попадание в операционную.

Пыль слепит глаза. Помещения в горе будут готовы к двадцатому числу. Из-за интенсивного обстрела невозможно работать. Решили перенести работу операционной на вечер.

Пробыл целый день у саперов. Застал в медсанбате раненого со жгутом. Пробыл без помощи 8 часов. Поругался с Иошпе и ординаторами. Уточнили показания в работе. Повторные перевязки — вечером. Слепые ранения безотлагательно.

Исключительно хорошее состояние ран, несмотря на исключительно неблагоприятные условия. Газовая инфекция наблюдалась в 5—6 случаях. На повторных перевязках изредка приходится исправлять ошибки — добавлять разрезы. Перевязки стараюсь делать как можно реже. Обход — ежедневно. И все же до 40 перевязок в день.

Море очень бурное. Воздушный бой. Подход четырех катеров. Первая эвакуация раненых за десять дней.

Справа, со стороны Керчи, сильная канонада. Ни мы, ни немцы не делаем попыток к активизации действий. Жаль, что мало у нас боеприпасов. Огонька бы побольше, скорее прорвались бы к Керчи!

Вышла группа солдат, высадившихся у немцев в тылу. Горя приняли!

Огневой налет. Попадание в палату нетранспортабельных и кухню. Убита Катя Безус. Несколько человек повторно ранены.

Пошло улучшение. Сухарей 200 граммов и мясные консервы. Приятные разговоры о вкусных вещах, или "голодной курице просо снится". Слабительные свойства местной воды. Соленый компот.

Район медсанбата похож на изрытое оспой лицо. Воронка на воронке. С утра налет вражеской авиации. В 8.45 меня контузило в моем капонирчике. Около часа лежал без сознания. Сильная головная боль. Невозможно смотреть правым глазом. Больше никто не пострадал.

Ночь для меня прошла довольно плохо. Много бредил. Ухаживала Наташа Зайцева… Как трудно работать при свете масляных плошек. Чад и копоть. Доисторические времена. И в такой обстановке производим операции брюшной и грудной полости, ампутации. Общее состояние раненых удовлетворительное. Ночью самолеты сбросили ампулы с плазмой и жидкостью Бабского. Расчет совсем на клиническую работу!

…Положение без перемен. Справа никаких известий. Экстренное партсобрание. Поймали двух румын. Противник собирается наступать…"

На этом обрываются записи за ноябрь. Период блокады приближался к концу. В последних числах ноября нам действительно через пленных стало известно, что немцы готовятся стереть нас с лица земли. Но прежде чем рассказать о декабрьском штурме, обрушившемся на плацдарм, надо остановиться на событии, которое сыграло огромную роль в жизни десанта. Она удесятерило наши силы, приготовило к новым подвигам души солдат и офицеров дивизии. 18 ноября Родина чествовала героев Эльтигена.

Прочные корни

В ночь на 18 ноября штабная рация приняла Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении личного состава десанта на Эльтиген. Тридцати четырем солдатам и офицерам присвоено звание Героя Советского Союза. Тысячи наших боевых товарищей награждены орденами и медалями.

Ночь прошла без сна. Указ заставил многое мысленно пережить заново и многое обдумать.

Подошел Иван и, встав "смирно", сказал:

— Разрешите поздравить, товарищ командир!

— Спасибо, дорогой! — Я обнял его и на мгновение почувствовал, что он прильнул ко мне всем телом, как сын. Потом он взял себя в руки и вышел из капонира.

Едва забрезжил рассвет, немцы начали «приветствовать» нас артиллерийскими и минометными налетами. Зашел Копылов. Он тоже был взволнован высокой честью, оказанной нашей дивизии партией и правительством. Смеясь, спросил:

— Слышал, как фрицы бесятся?

— Орут?

— Еще как! Оперативность, мерзавцы, проявляют… Сидит у них наш десант вот здесь. — Копылов похлопал себя рукой по шее.

— Эльтиген связал их по рукам. В этом неоспоримая заслуга десанта. Мы мечтали о большем. Не так бы хотелось, Михаил Васильевич, отметить этот великий для дивизии день, но… Пошли к Героям?

— Да, пойдем!

Мы решили лично поздравить всех товарищей, получивших звание Героя Советского Союза, а также тех, кто был награжден орденом Ленина. В первую очередь направились в 39-й полк, где Героев было больше, чем в других частях.

Над Керченским проливом низко плыли густые, набухшие дождём облака. Море шумело раскатами волн, как в день форсирования. Кричало немецкое радио: "Поздравляем красный десант с наградами! Они вам боком выйдут, гер-р-рои!"

Траншея, пересекая поселок, вела на северо-западную окраину, к небольшой сопке. У ее подножия располагался штаб полка. Блиндаж был построен немцами, поэтому амбразура, теперь ненужная, глядела на пролив. Около нее стояли товарищи, уже собравшиеся в штабе.

— А верно, — послышался голос Ковешникова, — сегодняшнее утро похоже на утро первого ноября? Смотрите, так же низко плывут облака и волны грозно бьются о берег.

— Да, — ответил Мирошник, — первое ноября никто из нас не забудет! Вот в том месте я подал команду: "За борт!" Дно оказалось обманчивым. Сначала вода была по пояс, а потом все глубже и глубже, Толстов брассом махнул…

— Нет, товарищ капитан, с пэтээром не выплывешь. Правее там отмель, мы с Фуниковым по ней проскочили. Один только раз окунулся с головой.

— Вон чайки, товарищи, — воскликнул Толстов. — Смотрите, все кружат и кружат над одним местом. Вы знаете, они мину видят! Мне рассказывал один капитан, что моряки по чайкам ориентируются, чтобы не наскочить на мину. Чайки кружатся над минами, ожидая добычу. Уже знают, что будет здесь много глушеной рыбы.

— И птица к войне привыкла.

— Пусть к ней черт привыкает!

— А что же ты хочешь, Василий? — спросил Исмагулов.

— Хочу, чтобы сегодня кончилась война, — ответил Толстов. — Вернулся бы в свой колхоз, эх, и поработал бы! Чтобы в Лысогорской все было — и красивые школы, и просторные дома. Как надоели эти траншеи, блиндажи и вся эта кротовая жизнь!

— У тебя большие потребности, — добродушно сказал Исмагулов. — Мне бы сейчас кусок баранины. Килограмма на два.

— Ничего себе аппетит! — откликнулся старшина Поправка. — Двумя кило я взвод накормлю!

— У нас в Казахстане так не едят. Бывало, сядешь втроем — барашка нету…

Во время этого оживленного разговора мы зашли в блиндаж. Раздалась команда "Смирно!". В этой роте стало одиннадцать Героев. Все они были в отряде первого броска. Восемнадцать дней назад они первыми прошли от берега в глубь эльтигенского плацдарма тысячу двести шагов.

Что ни человек, то замечательный характер — цельный, волевой, с идейной убежденностью. Несмотря на молодость — все Герои полка еще не вышли из комсомольского возраста, хотя многие и носили у сердца партийный билет, — эти люди обладали высокой военной выучкой. Общество заложило им в души, а фронт развил необходимое качество солдат и большевиков: один за всех и все за одного.