Оттепель - Евгений Васильевич Шалашов

Разумеется, что сказал младший фейерверкер Данилов своему приятелю ефрейтору Лобову мне абсолютно неинтересно. И маты, которыми иной полковник-генерал сыплет в сторону императора, мне тоже читать не с руки. Матюгом больше, матюгом меньше, переживу. А господа с густыми эполетами потом сами станут жалеть о своих словах. А нет… Ну, будем думать, что с такими делать.

А вот пьяный кутеж, устроенный командиром дивизии генерал-майором Энквистом — уже любопытно.

С генералами, проявившими доблесть и отвагу в борьбе с Зеленым змеем, у нас теперь так. Сто грамм водки или коньяка, а вечером — пусть и двести, это вообще не в счет. А вот, ежели господин генерал появляется в пьяном виде при подчиненных — уже хуже. И мне позор (я же его в генералы производил!), да и делу плохо. Первый раз замечен — спускаем все на тормозах, а я, делаю вид, что ничего не было. Один раз простить можно. Во второй раз вышестоящий начальник производит беседу — с дивизионными командирами разбирается командир корпуса, с корпусными — командующий армией, а уж с командармами — командующие фронтов. Тьфу-тьфу, но ни командующие армиями, не говоря уже о фронтах, пока замечены не были.

И с Энквистом бы можно все было замять, тем более, что пьянка произошла не на фронте, а в тылу, куда генерал прибыл для лечения. И лечился командир дивизии в особом госпитале, где пользуют исключительно полковников и генералов. И ладно, если бы это был простой кутеж, так нет же, господин Энквист решил гульнуть в духе купчишек девятнадцатого столетия — с проститутками и цыганами, да еще напоить не только своих товарищей по несчастью (в госпитале лежало двенадцать полковников и пять генералов), так еще умудрился спалить и сам госпиталь. Спасибо медицинскому персоналу, сумевшему вытащить из огня всех раненых и больных, а иначе, было бы совсем плохо.

Опять-таки, что с этим делать? Вроде бы, сам же говорил, что по первому разу простить можно, а здесь, получается, уже и нельзя.

А ведь замяли бы дело господа генералы — списали бы пожар на происки вражеских диверсантов, а еще лучше (и проще) — на короткое замыкание. Тот же Жуков, а то и Рокоссовский, могли и не пожелать выносить сор из избы. А я на них даже и не сержусь. Я и сам-то, в бытность свою замкомвзвода не выносил кое-какие дела более высокому начальству. А зачем? Сами разберемся, а командиру взвода, тем более ротному лишнее знать не нужно. Здесь, конечно же, и звания повыше, и утраты побольше, но принцип-то тот же самый.

А вот когда у меня на столе лежит обстоятельный и подробный доклад, с объяснительными записками, тут уже совсем иное дело.

За Энквиста ходатайствовал генерал от инфантерии Жуков. Мол — кутеж кутежом, но генерал дельный, на фронте себя проявил молодцом. Его дивизия первой вошла в Минск, а потом первой вышла на границу Российской империи. И, на фронте у него по всей дивизии «сухой закон». Сорвался человек, с кем не бывает? А госпиталь… Так ведь можно же и простить?

Георгия Константиновича я безмерно уважаю, но он из своего кармана мне стоимость госпиталя и медицинского оборудования, а также всего прочего, на что тратятся государственные деньги, не выложит. У командующего фронтом таких денег нет. Жуков предложил скинуться всем фронтом — то есть, не нижним чинам с унтер-офицерами, не младшим офицерам, а только старшим и высшим офицерам. Мысль, надо сказать, дельная. Понимаю, что не оскудеет государство российское от одного сожженного госпиталя, восстановим, но важен сам принцип. Да и с какой стати офицеры должны платить за чужие кутежи?

Первым от меня получил «люлей» начальник госпиталя — подполковник медицинской службы Дадыкин. Какого… лешего распустил своих выздоравливающих? Во время лечения все полковники и генералы обязаны слушаться не только подполковников медслужбы, но даже прапорщиков. Дадыкина разжаловали в капитаны и отправили возглавлять медсанбат на передовой. Врач он хороший, коли его собственное начальство доверило госпиталь для высоких чинов, но раз командовать не умеет, то пусть на фронте и учится.

А вот его подчиненные получили благодарность за умелые действия, а сестра милосердия, что вытащила из огня генерал-лейтенанта (не то он тяжелораным был, не то упился!) была даже отмечена Георгиевской медалью «За храбрость». Как-никак, спасла не простого офицера, а цельного генерала. А что не так? Девушка до этого пыталась остановить пьянку, но кто ее послушает? Вот, ушла к себе в комнату плакать, а когда начался пожар, спасать прибежала.

Вот честно, мне было стыдно перед этой девчонкой за своих отцов-командиров.

Далее — всем участникам пьянки официально выражено монаршее, то есть, мое неудовольствие. Ни званий их лишать не стали, ни орденов. Их даже не стали пугать, что самая почетная награда — орден «Отечественной войны» им не светит. А вот в чем станет выражаться «монаршеское неудовольствие», пусть думают сами. И пусть это неудовольствие висит над ними, как Домоклов меч.

А с самим Энквистом я поступил так. Из генералов разжаловал в полковники, но на дивизии оставил. Если он человек достойный, то станет сражаться и полковником, а нет — застрелиться, допустим, с горя, то похороним и поставим на его место другого.

Была у меня мысль намекнуть полковникам и генералам — мол, если на свои средства восстановите госпиталь, то есть надежда на прощение. Нет, сожженный госпиталь я отстрою на свои собственные деньги. Коль скоро именно я подписывал указы о присвоении генеральских званий (ладно, мой предшественник, но это без разницы) то и ответственность тоже я сам несу.

Жаль, разумеется, потому что «карманные» деньги можно потратить и с большей пользой. Вон, Пырьев уже давно просит выделить средства на киностудию, а я отговариваюсь войной.

Стало стыдно и я черкнул записку Титову, чтобы тот выделил моему «министру кинематографии» запрошенные средства.

Вот так вот и работаем, от одной проблемы к другой.

Глава 19

Сила пропаганды

Действуя по рекомендации Громова, мы оцепили купол вокруг Ярославля, на этот раз уже плотным кольцом, так чтобы ни одна живая душа не пробралась. Главная задача у солдат была ждать, когда купол погаснет. Все надеялись, что неизвестный одарённый устанет. А когда это произойдет, то будет необходимо действовать стремительно, убедиться, что купол не возобновляет своё свечение, попробовать бросить отряд на разведку. О штурме пока говорить рано, но вот безопасно разведать территорию не мешало бы.

Также, по рекомендации Громова, были сделаны, как он выразился, магоотводы — небольшие пирамидки, собранные из осколков камней кристаллов Вернадского, которые должны были оттянуть на себя часть магической силы, обильно разливаемой внутри купола.

Эти магоотводы должны были выполнять роль этакого встречного пала, который использовали, чтобы остановить лесной пожар. Основной задачей было замедлить рост купола, возможно остановить, а если уж совсем всё пойдёт хорошо, попробовать сжать его и уменьшить. Всё-таки в этих магоотводах, которые Громов разработал, едва ли не сидя у меня в кабинете, кристаллы использовались чистые, а не грязные, выращенные на Волге.

В остальном же со стороны Ярославля, никаких новостей больше не было. Мы по-прежнему были в неведении и ждали развязки ситуации.

На фронте внешних новостей было куда больше. Снова в бой пошли пропагандисты, обнаружив новое, на удивление простое, но от этого не менее действенное и эффективное оружие. Они стали транслировать как на нашей территории, так и на территории противников, информацию о наших потерях и о потерях франко-немецкой армии.

Казалось бы, я сам видел эти сводки и втайне радовался тому, что наши потери значительно меньше, чем потери противника. Но здесь и понятно, что наступающие войска всегда теряют больше бойцов, чем защищающиеся. Но всё же, несмотря на удаль наших офицеров, лихачество лётчиков, мои слова хоть как-то, но были услышаны. И солдаты, а в первую очередь их командиры стремились сохранить жизни бойцов, не бросать их в отчаянные атаки, не рисковать понапрасну жизнями, а действовать максимально эффективно, холодно, и стремиться нанести больше ущерба врагу, а не себе.

В итоге, как оказалось, потери составляли в среднем по фронту: один наш боец на семь вражеских. Эти цифры на самом-то деле поражали.

А пропагандисты, и журналисты в своих репортажах с должной им искусностью стали преподносить эту информацию в том ключе, что Россия просто непобедима. Причём не потому, что у нас армия уже насчитывает больше трёх миллионов человек, а потому, что император бережет каждого воина. Да что там император, Бог бережет каждого воина, и не позволяет нашим бойцам умирать понапрасну. Что, мол, удача сопутствует нашим бойцам на территории России, и что император