Дела и ужасы Жени Осинкиной (сборник) - Мариэтта Чудакова

– С кем войны-то, мать?

– Как с кем? – удивилась старушка. – С мериканцами, с кем же еще-то? Только и думают, как нас унистожить!

– Да мы сами себя лучше всех унистожим, – уже себе под нос пробормотал Леша, удаляясь от словоохотливой собеседницы скорыми шагами.

– А мы? – жалобно крикнула из машины Женя. – Нам выйти можно?

– Вам? – переспросил Саня и повернулся к часовому, давно покинувшему свой пост. – Ты как, служивый, в себе? Ну-ка дай мне от греха Калашникова.

Саня ловко выхватил у однополчанина, так и не проронившего за время этой содержательной беседы ни слова, автомат, вмиг проделал что нужно, вернул часовому уже в безопасном виде и обернулся к машине.

– Теперь, Женя, выходи! И ты, Том! Только за нами идите, без нас – никуда. Я тут еще не разобрался, на этой местности.

Женя и Том в мгновенье ока выкатились из машины и пристроились за водителями. Сплоченная группа интуристов начала медленный путь по поселку.

Глава 3 Цветочки

Уже заметно светало, в листве деревьев, стеной обступавших поселок, слышался шорох, возня, неясное воркование – просыпались птицы. Пробирал утренний холодок.

Из соседнего со старушкиным дома, такой же развалюхи, выбежал босиком мальчик лет восьми с льняными, до белизны выгоревшими за лето, спутанными со сна волосами – видно, по неотложному маленькому делу. Завидя чужих, он так и застыл, ухватясь рукой за резинку трусов.

– Чего встал, генерал? – крикнул Леша. – Давай-давай, делай свое дело – да не тут, за домом! – и выходи к нам, разговор есть.

Мальчик резво забежал за дом и быстро вернулся. Но близко к калитке не подошел, смотрел испуганно.

– Вы оттуда? – спросил он наконец и неопределенно махнул рукой в сторону дороги. – А как вас пропустили-то – без комбинезонов?

– Каких еще комбинезонов?

– Ну... засситных...

– От чего защищаться-то, генерал? – серьезно спросил Леша, вглядываясь в мальчика.

– Дак там жа спидом все заражоно!

– Где – там?

– Дак везде! Только Москву засси... защи... засситили... Там чисто... Потому выходить отседа никуда нельзя. В Москву только можно – на самолете...

Он вздохнул. И слушавшим его стало ясно, что вздыхает мальчик о своей давней и несбыточной мечте – билете на самолет в Москву.

Том отметил про себя, что мальчик, как и старушка, говорил «дак» (она, правда, еще говорила «дык») вместо «так». Еще ему почему-то понравилось, как мальчишка сказал «заражо́но» вместо «заражено». В смысл же сказанного Том вдуматься еще не успел.

– Так, – сказал Леша и посмотрел на часового. У того лицо давно приобрело окаменелый вид – точь-в-точь как у тех, кто стоит на посту у Могилы Неизвестного солдата.

– Ой! – вскрикнула вдруг Женя, впервые за все время подавшая голос. – Цветочки какие красивые!

И показала рукой – за огородами мальчикова домишки виднелось алое поле.

– Так, – повторил Леша, глянув на поле, – почему-то уже грозным тоном. – Веди, служивый, показывай цветочки.

Часовой двинулся вперед, по-прежнему, как робот, переставляя негнущиеся ноги, и все потянулись за ним. Мальчик, забыв про СПИД, вышел за калитку к пришельцам и пошлепал за ними босыми ногами, завороженно таращась то на одного, то на другого.

Пришельцам было еще невдомек, что он впервые в жизни увидел не местных.

Вскоре их взгляду открылось большое маковое поле. Покачивая крупными головками, маки нежно алели сплошным ковром. Однако, приглядевшись, легко было различить рядки.

Мак не был дикорастущим. Кто-то посадил его правильными рядами, полол и поливал.

Леша шагнул к ближайшему рядку и увидел то, что ожидал. Стебли были надрезаны, по ним стекал белый сок.

Глава 4 Ягодки

Медленно, как в кино, Леша повернулся всем туловом к часовому и заговорил очень тихим голосом. Но почему-то от звука его голоса у ни в чем не повинного и не робкого Тома душа ушла куда-то в пятки. И ему вдруг захотелось в тот же миг убежать и спрятаться подальше.

– И кто же тут сбытом наркоты занимается? Ты, что ли?

– Не я, – впервые за долгое время заговорил часовой. И голос его странно выдавливался из горла, будто часового душил кто-то во время разговора. – Не я, а сам...

Голос осип и совсем пропал.

– И где этот сам? – грозно, уже возвысив голос, спросил Леша.

Женя, ничего совершенно не понимая, переводила взгляд с одного на другого. Саня же весь подобрался, и показалось на миг, что на плече его повис невидимый Калашников.

– Скоро подъехать должен из города...

– Когда – скоро?

– Через сорок минут подъедет точно.

– Охрана у него большая? – отрывисто продолжал допрос Леша.

– Не-а. Один только. Но... как сказать? Многих стоит.

– Чего? Ты толком говори! – Леша повысил голос.

– Здесь тебе тоже не учащиеся музыкальной школы собрались, – ввернул свое слово Саня. – Ты, сержант, нас не пугай, а то у меня уже штаны... – тут Саня взглянул на Женю и осекся. – Кто такой, охранник-то этот гребаный?

Саня опять покосился на Женю, но посчитал, что слово он выбрал цензурное (хотя охранник заслуживал совсем другого), и этого достаточно.

– Чего пугать, – бормотал часовой, а сам был бледен и затравленно озирался. – Уходить вам надо, братцы, вот что. И вас, и меня положат. Отморозок он... Два раза сидел. Говорят, в 95-м под вышку шел – она еще была тогда, – да другого подставил. К нам сюда недавно пришел. Хвастался, что зимой девушку какую-то убил – по заказу, за большие деньги. Где-то под Курганом, что ли.

Тут Женя широко открыла свои круглые глаза, а Том рот приоткрыл от внимания.

– А хозяин, – продолжал часовой, с трудом ворочая будто присыхающим к гортани языком, – тоже не хужее. Ему сам черт не брат... И в городе у него все схвачено. Он такими объемами наркоты ворочает, что его никто не тронет – ни милиция, ни прокурор. Он всех прикормил, весь город. Ничего с ним никто не сделает. Говорю – уходить вам надо. Вон дети с вами, – он кивнул на вылезшего из машины и протирающего глаза Мячика, который после непомерно долгого сна вообще мог сойти за дошкольника, – они и их не пожалеют...

– А что, сержант, – сурово заговорил Леша, – ты им поможешь, что ли, однополчан кончать?

– Да что – «поможешь»! – выкрикнул вдруг часовой. – У нас с вами один Калашников на троих!

– «У нас с вами» – это другой разговор, – удовлетворенно подытожил Леша. – А у них что – много оружия с собой?

– Ну наркоту же возят – сами понимаете! – неизвестно почему оживившись и даже размахивая руками, повествовал часовой. – Два Калашникова у них с собой и Макаровых штуки три. И боекомплектов полмашины.

– А какая машина-то?

– Джип бронированный – как у инкассаторов. «Форд».

– За рулем у них кто?

– Сам же и за рулем. Никому не доверяет. А этот справа сидит...

– Как его зовут-то, который справа?

– Имя-фамилию не знаю, а так – Харон.

– Харон? – удивился Саня. – Что это за кликуха такая? Никогда не слышал. На блатную не похожа.

– Оружие на коленях? – отрывисто осведомился Леша.

– Ну да. Калаш всегда при нем. На въезде-то он его в ноги кладет, тут они опасности не ждут никакой – старики, женщины да дети... Три парня были, начали рыпаться, так Харон их в лес увел – и с концами...

– Как это – увел? А чего они пошли-то – их же трое, говоришь, было?

– Так по одному уводил, – неохотно ответил Часовой.

– Понятно... Другие думали – их не тронет, верно?

– Верно... У двоих дети были. За детей боялись.

– А где дети-то их?

– Здесь и живут.

– Так что они тут – рабство, что ли, ввели?

– Можно и так назвать...

– И сколько ж здесь рабов этих проживает?

– Да человек сорок. И детей штук десять. Не учатся – только на грядках. И всем еще велят мак жевать. Они и ходят вполпьяна, только лыбятся. Собирают сок этот, тут же и обрабатывают... Хозяин с Хароном в город наркоту везут, а из города – продукты, одежду... Ну, пасту зубную, мыло стиральное...

– Жвачку?.. – добавил почему-то Саня.

– Не, это не привозят. Только то, что при советской власти было... Ребята тутошние и не знают про жвачку-то...

Женя и Том уже оба стояли с приоткрытым ртом, как на иллюстрациях в книжке для малышей.

А Мячик в этот разговор не встревал и даже скорей всего его не слышал, потому что тем временем нашел общий язык с мальчишкой. У того не сходил с физиономии жгучий интерес к невиданным гостям. Но Мячика он особо выделил, потащил обратно к своему дому, вынес к калитке крынку парного молока утренней дойки, и теперь тот пил, запрокинув голову и явно наслаждаясь. Городского «нормализованного» молока Мячик не признавал: считал его обратом – тем полностью обезжиренным молоком из-под сепаратора, которым поят телят.

– Так что – тут никто не знает, что ли, что советская власть лет десять как спеклась? Или только старушка эта чумная? – спросил Леша.

– А откуда? Телевизоры они все поразбивали, приемники отняли. Про мобильники тут и не слышал никто...