Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917 - Геогрий Чернявский

В то же время Красин стоял во главе Боевой технической группы при ЦК, ответственной за вооруженную борьбу, в том числе за террористические акты, и руководил нелегальной перевозкой в Россию оружия, закупленного за границей. Красин признавался Троцкому, что мечтает создать «бомбу величиной с грецкий орех». Это был в то время отчаянный авантюрист, организатор грязных финансовых операций, в которых, впрочем, принимали участие и более благообразные лица, связанные с большевиками, например писатель М. Горький и его гражданская жена и одновременно любовница фабриканта С.Т. Морозова, известная драматическая актриса М.Ф. Юрковская (сценический псевдоним Андреева). Имеются убедительные свидетельства, что, выдоив из фабриканта максимум средств при жизни Саввы Морозова, Красин в мае 1905 г., отправившись на французский курорт Канны, где находился Морозов, убил его, так как к тому времени страховой полис Морозова на очень крупную по тем временам сумму был оформлен на Юрковскую (Андрееву). Красин же создал на месте преступления видимость самоубийства Морозова и сумел избежать расследования и наказания [363] . Так поразительно уголовщина смыкалась с политическим экстремизмом.

Троцкий был первым из социалистических эмигрантов, возвратившихся в Россию в связи с началом революции. После него, с большим временным отрывом – в середине октября, то есть приблизительно тогда, когда была объявлена политическая амнистия, в Петербург приехал Парвус, который тотчас же встретился с Троцким и стал вместе с ним работать. В конце октября появились Мартов, Засулич и Ленин. Аксельрод также собирался в Петербург, но заболел и от поездки отказался. Плеханов же был настолько занят своими теоретическими изысканиями, что даже не подумал о возвращении в Россию. Другие социалистические деятели тоже остались за рубежом, в значительной мере в силу личной осторожности.

Часто меняя в Киеве жилье (квартира молодого адвоката, дом профессора технологического института, приют у некой либеральной вдовы), Троцкий пользовался услугами именно тех либералов, которых столь презрительно характеризовал в своей публицистике. Одно время он даже скрывался в глазной лечебнице, где ему покровительствовал главный врач [364] . По договоренности с Красиным Троцкий стал писать тексты прокламаций, обращенных к различным слоям населения. Из этого цикла документов в собрание сочинений Троцкого вошли только две прокламации, обращенные к крестьянам («Крестьяне, к вам наше слово!» и «Новые царские милости»), опубликованные от имени ЦК РСДРП весной 1905 г. [365] Обе прокламации были напечатаны в подпольной большевистской типографии «Нина», располагавшейся в Баку. Как подпись ЦК РСДРП, так и использование бакинской типографии свидетельствуют, что сразу же после возвращения в Россию Троцкий не только установил личные контакты с Красиным, но и в определенной степени сблизился с умеренной в политическом отношении частью большевиков, готовой к объединению с меньшевиками.

Основным содержанием этих прокламаций был призыв к крестьянству, причем к крестьянству в целом, не расчленяя его на отдельные имущественные слои, к поддержанию борьбы городских рабочих «с народными врагами» – царским двором, правительством и чиновничеством, помещиками, а также либералами, которые обманывают крестьян. В прокламациях выдвигались требования к крестьянам отказаться от уплаты налогов, вооружиться, предпринимать походы в соседние города для прямой поддержки пролетариата. Одновременно Троцкий призывал к созыву всенародного Учредительного собрания. Всего, видимо, Троцким в это время было написано пять прокламаций, обращенных к крестьянам, рабочим, солдатам и интеллигенции.

Социал-демократ, меньшевик Гарви, прочитав выпущенные от имени ЦК прокламации, сказал: «Все они написаны блестяще. Ясно, это рука опытного и яркого партийного литератора». Особо на Гарви произвел впечатление лозунг «Да здравствует Временное революционное правительство!». На состоявшейся в квартире киевской социал-демократки С.М. Заруцкой конспиративной встрече с Троцким Гарви увидел (они встречались впервые) высокого мужчину «в огромной шубе до пят и с енотовым воротником до плеч, в руках боярская меховая шапка… точно барин: так дисгармонировало одеяние Троцкого с крохотной комнаткой и с нашими косоворотками!» [366] .

Троцкий изложил собравшимся концепцию революции, из которой вытекало выдвижение лозунга Временного революционного правительства. Гарви вспоминал: «Внешне Троцкий говорил, как всегда, блестяще. Через 2 – 3 минуты он уже встал со стула и говорил жестикулируя, точно на большом митинге. Это как-то неприятно резануло – все же разговор происходил в тесном кругу партийных товарищей. Ораторские приемы, жестикуляция, отточенные фразы – все это не соответствовало обстановке, отдавало позой, ставшей, кстати, у Троцкого второй натурой. Широкими мазками набрасывал он картину развертывавшейся революции: в одном углу поднималось стомиллионное крестьянство, в другом – армия, в третьем – угнетенные национальности, и казалось, тесна комната для широких обобщений и для не менее широких жестов Троцкого. Он приехал меньшевиком, но меньшевиком собственного покроя, со своими схемами и планами – и это сразу почувствовалось, даже независимо от содержания его речи» [367] .

Ораторское мастерство, однако, не привлекло на сторону Троцкого киевских меньшевиков. Все присутствовавшие выступили против докладчика, доказывая, что в результате попыток «углубить революцию» за пределы объективных возможностей неизбежно наступит ее поражение. Троцкий был явно разочарован. Простились они сухо.

Находясь в Киеве, Троцкий вновь установил связь с «Искрой». Толерантная редакция опубликовала его «Письмо из России» под заголовком «Нечто о квалифицированных демократах» и два «Политических письма» [368] . Все эти материалы были подписаны псевдонимом Неофит (новообращенный), который имел явный политический подтекст, подчеркивая изменение политических позиций их автора. «Письмо из России» содержало жесткие нападки на «самый вредный тип демократов» – из числа бывших марксистов, сгруппировавшихся вокруг журнала «Освобождение» (и в первую очередь на Струве), стремившихся «донести правду до царя». Впрочем, чуть ниже Троцкий признавал, что освобожденцы пытаются оказать на царское правительство давление с целью проведения либеральных реформ при опоре на земства, базируясь на сравнительно радикальные решения незадолго перед этим состоявшегося Всероссийского земского съезда. Однако «орудий давления у освобожденцев нет, – они заботились не о сплочении сил (хотя бы одной интеллигентской демократии!) для давления на земцев, а об развращении (другого слова не подыщешь) политической совести этой интеллигенции безоговорочным следованием за земцами» [369] .

В «Политических письмах», особенно во втором из них, Троцкий вступал в прямую полемику с редакцией «Искры» – с Плехановым, Мартовым, Аксельродом, Мартыновым, которые, поместив в газете статью Парвуса «Итоги и перспективы», выразили осторожное несогласие с ее содержанием. Троцкий пошел еще дальше. Он решительно возражал Плеханову, высказавшему в передовой статье «Искры» от 3 марта мысль о том, что в своей борьбе «пролетариат может рассчитывать на более или менее деятельную поддержку со стороны других слоев населения», имея в виду прежде всего либеральную буржуазию.

Троцкий полагал, что очередным, причем непосредственным, ближайшим этапом революции должно стать вооруженное восстание, которое необходимо организовать, и «выполнение этой черной работы революции, организация восстания, становится в данный момент… высшей политической обязанностью» [370] . Автор высказывал еще одно «крамольное» положение. Оно, в свою очередь, обращало внимание не просто новизной, но противоречило всем привычным догмам классического социал-демократизма, ибо последний проводил решительный логический и хронологический рубеж между эпохами буржуазно-демократической и социалистической революций. Троцкий писал:

«Победу восстания, как и торжество всей революции, может обеспечить только пролетариат. Другие группы городского населения и крестьянство сыграют в революции свою роль, поскольку будут идти за пролетариатом, поддерживать его, облегчать ему работу. Самостоятельной революционной роли, сколько-нибудь равносильной роли пролетариата, не сыграют ни крестьянство, ни мещанство, ни интеллигенция!

Это значит не что иное, как то, что революционное развитие влечет пролетариат, а вместе с ним нашу партию к временному политическому господству» [371] .

Ответа на теоретико-политические заключения Троцкого в «Искре» не последовало. Но со второй половины марта его сотрудничество в газете прекратилось, видимо к взаимному чувству облегчения. К этому времени Троцкий уже покинул Киев. В конце февраля или начале марта вместе с женой он перебрался в Петербург. От Красина он получил паспорт на имя помещика Викентьева и явочный адрес. Последний был неожиданным – Константиновское артиллерийское училище, квартира старшего врача военного учебного заведения Александра Александровича Литкенса на Забалканском проспекте. Сам врач сочувствовал социалистам, а его сыновья Александр и Евграф принимали непосредственное участие в подпольных организациях. Иной раз в квартиру старшего врача, на глазах вахтера, к Троцкому приходили «такие фигуры, каких двор военного училища и его лестницы не видали никогда. Но низший служебный персонал относился к старшему врачу с симпатией, доносов не было, и все сходило с рук благополучно» [372] .