Вниз по реке (Сборник рассказов) - Анатолий Радов

— Папа, я ведь не умру? Я должен дождаться птицу.

Александр поднялся со стула и быстро вышел из детской. Переступив через порог, он зарыдал, не в силах больше сдерживаться, а, дойдя до кухни, упал на колени и стал молча бить кулаками об пол. Внутри него было пусто, навсегда пусто. Ни слов, ни мыслей, только чёрная, бескрайняя боль.

— Папа! — послышался слабый крик из детской. Он поднялся.

— Посмотри, птица не вернулась?

— Нет ещё, сынок! — крикнул в ответ Александр и неподвижно уставился в окно. За окном привычный мёртвый мир. Чёрные кости деревьев, вечно пасмурное, угрюмое небо, безжизненная до самого горизонта даль. С тех пор, как на ближайший город упала ядерная ракета, весь мир стал мёртв. Как и его жена. Как и его сын через какое-то время. Как и он сам, хотя продолжал ходить, дышать, есть. В его деревне многие продолжали так жить, хороня своих близких. Тех, кого радиация не щадила, тех, кто не мог ей сопротивляться. Вот уже два года продолжали.

Жена умерла через четыре месяца после ракетного удара. Она была такой хрупкой. Александр вспомнил, как она дрожащими губами спрашивала у него о… обо всём. В тот день, когда США нанесли ядерный удар по двадцати самым крупным городам и двенадцати военным базам у неё были сотни вопросов.

— Почему мы не остановили ракеты?

— Не знаю.

— Но ведь нам всегда говорили, что мы надёжно защищены!

— Не знаю.

— Почему они ударили?

— Не знаю.

Хотя конечно он знал. Останавливать ракеты было практически нечем. Все эти россказни о новых ПРО, о ядерном щите, о вновь возвращающейся военной мощи страны, всё это были сказки. Сказки, в которых счастливый конец был не предусмотрен. Но все верили. Верили, когда видели по телевизору, как создаются новые самолёты, подводные лодки, ракеты. Ведь никто им не объяснял, что из созданного только один новый самолёт, одна новая подводная лодка, одна новая ракета останется здесь. Чтобы летать, плавать, размещаться, мозолить глаза, не давая сказке окончательно превратиться в ложь. Он вспомнил годы службы. Старенькие Т-72. А по телевизору в то же время вовсю горланили о полной их замене на новейшие Т-90. Но он никаких Т-90 ни разу не видел. А люди… люди они с детства приучены слушать сказки.

— Почему же они ударили? Почему? — плача, снова и снова спрашивала жена.

— Не знаю. Не знаю! Не знаю, чёрт их дери!

Всё он знал. Но зачем объяснять ей? Что от этого изменится?

Тридцать пять лет они почти даром забирали наши ресурсы, давая взамен ничего для них не стоящие зелёные бумажки. И вот, когда очередной преемник, хотя скорее, наследник престола, распродав все земли, официально продал им ещё и основные нефте- и газодобывающие компании, народ не выдержал. И хорошо, что нашлись те, кто смог объяснить, растолковать, разложить по полочкам настоящее положение дел, и люди наконец-то поняли и поднялись. Армия отказалась воевать со своими «подзащитными», и большая часть командиров повернули войска против официальной власти. Это был прекрасное время.

Александр смотрел на мир за окном безучастным взглядом. Воспоминания и настоящее — теперь это две совершенно разные вещи. Станут они вновь одним когда-нибудь? Он не знал. Он уже ничего не знал.

— Папа, нет птицы?!

— А? Что сынок?!

— Птицы, папа!

— Нет, ещё!

Новая власть первым делом национализировала все ресурсы, и перекрыла бесконечные газовые потоки, по которым уходил газ, деньги за который люди попросту не видели, так как они в Россию и не приходили, а оседали где-то в иностранных банках. Цены на ресурсы должны были взлететь неимоверно, и при честности, которую гарантировала новая власть, достичь достойного уровня, предполагалось не через какие-то мифические, постоянно отодвигающиеся сроки, а всего через семь месяцев, но…

Не прошло и недели, как Америка нанесла ядерный удар. Благо, в последнее время никто не мешал ей к этому готовиться. Он к тому времени уже вернулся домой. И он видел вдалеке шляпку гриба. И он хотел вновь идти защищать себя, семью, родину, но…

Странно. Американцы не стали начинать наземной операции. Возможно, их солдаты отказались идти в заражённую местность, возможно ещё что-то. Как бы там не было, наступления не последовало. И потянулись месяцы неизвестности.

— Папа!

Александр поднялся и поспешил в детскую.

Сын приподнялся на локте. Он задыхался. Александр бросился к нему, осторожно обнял тоненькое тело. Прижал к себе.

— Всё хорошо, сынок. Дыши.

— Да, папа. Птица…

— Ты увидишь птицу, сынок.

— Правда?

— Да. Разве я тебе когда-нибудь врал?

— Нет — дыхание сына выровнялось, и Александр понял, что тот уснул. Он аккуратно положил голову сына на подушку и вернулся на кухню.

— Сколько ему ещё? — спросил он шёпотом у мёртвого мира за стеклом — Когда ты заберёшь его?

Жена умирала мучительно. Она беззвучно плакала, глядя в потолок. Её глаза казались такими тёмными на фоне белой подушки. Хотя ему тогда всё казалось тёмным. Мир и всё во что он до этого верил, всё разом померкло, и стало похоже на пепел сгоревшей бумаги.

— Ребёнок — шептала она чернеющими губами — Мой малыш останется здесь без меня. Что с ним будет дальше?

— Ты не умрёшь. Ты поправишься — лгал ей Александр, проводя рукой по мягким, всегда слишком влажным волосам.

— Я умру, Саша.

— Нет!

Её они хоронили вдвоём. Муж и сын. И никого больше. Людям было не до чужих смертей и могил.

Александр вернулся на кухню и снова стал смотреть в окно. Без того тёмное небо начинало темнеть ещё сильнее. Шла ночь, непроглядная и какая-то чужая. Теперь Александру всё здесь казалось чужим. Разве что эта птица? Птица казалась своей, родной. Хищная птица. Ни коршун, ни канюк, Александр таких раньше не видел. Может, это был орёл. Один. После ядерного удара все остальные крылатые куда-то пропали. Видимо, почувствовав угрозу своей жизни, они попросту навсегда улетели на юг, а эта появилась. Она почти каждый день садилась на крышу их дома, и печально смотрела в сторону города. Может тоже, кого-то потеряла? Наверное, птицы, как и люди, помнят своих мёртвых, и скорбят по ним. Когда птица кричала, Александр вздрагивал, и ему становилось не по себе. Слишком много боли было в её крике. А иногда в крике была злость, и тогда Александр невольно поднимал голову и искал взгляд птицы. Но осенью, в начале сентября, исчезла и она. Улетела вслед за остальными на юг. Александр не винил её, и не ждал. А вот его умирающий сын ждал.

Александр положил голову на кухонный стол и погрузился в какой-то полусон-полубред. Он снова видел шляпку гриба, тёмные от болезни и слёз глаза жены, задыхающегося сына. Он приподнимал голову, встряхивал ею, голова снова падала на стол, и он видел свою жену ещё здоровой, видел звонко смеющегося сына, но это продолжалось недолго. Вновь над всем этим поднимался грибок, и снова ужас и слёзы в глазах своих любимых, снова падающий с неба серый снег, снова смерти. Сотни смертей. Он вновь встряхивал головой, и так продолжалось раз за разом. Возвращалось и возвращалось, замкнутое вкруг новое будущее. Странное будущее, в котором почему-то не хватило места для его жены, для его сына, для его страны.