Дочь горного короля - Дэвид Геммел

– Нет, не чушь. Герои нужны всегда.

– Нужны-то нужны, но порой они оказываются в стане наших врагов. И что тогда делать, Обрин?

– Я не философ. Живу по собственным правилам. Чужого не беру, ничего дурного не делаю. Бог рассудит меня, когда время придет.

– Как и всех нас грешных, дружище. Но что, по-твоему, Бог скажет о нас с тобой, когда перед Ним предстанет дух замученного, искалеченного на дыбе Фелла?

Обрин почувствовал себя еще хуже. Ему хотелось уйти, но он не ушел.

– Откуда мне знать.

– Думаю, ты догадываешься, – грустно произнес Колларин.

– Я знаю, какого ответа ты хочешь! – разгорячился Обрин. – Изволь, я отвечу. Справедливо ли поступают с Феллом? Нет. Заслуживает ли он смерти? Нет, не заслуживает. И что же? Я исполняю приказ барона, нашего повелителя, потому что это мой долг, а ты согласился выследить горца за деньги. Почему, спрашивается?

– Не без причины, Обрин, – улыбнулся Искатель. – Ты слышал, что случилось с той женщиной?

– Говорят, ее изнасиловали, но я не верю. Уил Стампер был не такой человек. Я знал его. Мы дружили.

– Однако он в этом участвовал. Я был в той камере и прочел это по следам крови. Они все насиловали ее. И резали, и кусали, и избивали. Из-за того лишь, что она отказалась отдать барону своего ястреба. Герои ребята, правда?

Обрин ответил не сразу. День угасал, костры становились все ярче.

– Я не могу изменить этот мир, – наконец сказал он. – Фелл спас женщину, и я этому рад. Теперь он поплатится за ее спасение, и это меня печалит. За свою жизнь я не раз видел, как гибнут хорошие люди и преуспевают плохие. Так устроен мир, Колларин.

– Скоро ты еще и не то увидишь, – холодно молвил Искатель.

– О чем это ты?

– О весеннем походе, когда барон примется истреблять горцев. Ты увидишь пылающие дома, услышишь крики женщин и детей, будешь смотреть, как жирует воронье на трупах землепашцев и пастухов.

– Это всего лишь слухи, к тому же глупые, – отрезал Обрин. – Там не с кем сражаться.

– Я Колларин-Искатель, – сказал человек в зеленом. – И никогда не лгу, как и ты.

Обрин спустился вниз, в лагерь. Солдат дал ему миску с похлебкой, и он посидел со своими людьми, слушая про баб, с которыми у них были шашни, и про земли, в которых они воевали. Потом налил в миску еще похлебки и пошел к Феллу. Горец молча взглянул на него.

– Вот, принес тебе поесть. – Обрин поднес миску ко рту пленного. Тот отвернулся. – Ты извини меня, Фелл. Я думаю, ты правильно поступил. Надеюсь, что женщина успела уйти подальше. – Фелл посмотрел ему прямо в глаза, но вновь не сказал ни слова.

Вернувшись к костру, Обрин распорядился помыть котелки и выставить часовых на ночь. Колларин снова сидел у ручья, завернувшись в зеленый плащ.

Обрин приспособил вместо подушки седло, снял кольчужный наголовник и панцирь, отстегнул пояс с мечом и кинжалом. Он всегда засыпал легко, все семнадцать лет, что провел на военной службе. Палящий зной куширских равнин, пронизывающая стужа клитийских гор, качка на корабле в бурю – ничто ему не мешало. Для ветерана это самое главное. Сон восстанавливает силы, успокаивает душу. Усталому, невыспавшемуся солдату удачи в бою не видать.

Но в эту ночь сон к нему не спешил. Обрин лежал на спине, глядя на звезды и яркую, как фонарь, луну.

Он шел по узкой тропе, под переплетенными ветвями громадных деревьев. Оглянувшись, он увидел бесконечный, уходящий во тьму туннель с редкими пятнами лунного света.Обрин пошел дальше. В ночи он не слышал ни крика сов, ни шороха листьев – лишь собственные тихие шаги. Впереди, на перекрестке, показался яркий лунный колодец. Там, на камне у края тропы, сидел воин – огромный, с серебрящимися при луне волосами. Белая борода, заплетенная в две косицы, ниспадала на серебряный панцирь. В земле рядом с ним торчал двуручный палаш-клеймор с серебряной рукоятью и большим багровым камнем в эфесе.

– Красивый клинок, – сказал Обрин.

Воин встал, оказавшись на добрый фут выше него, и проговорил зычным басом:

– Он хорошо послужил мне.

Обрин заглянул в его глубоко посаженные, холодные глаза цвета ненастного неба, но страха не ощутил.

– Где это мы? – спросил он.

Воин обвел рукой три дороги, берущие начало в колодце света, и сказал:

– На распутье.

Обрин заметил, что у незнакомца только одна перчатка – выкованная из железа, но на вид гибкая, точно кожаная, – и спросил:

– Кто ты?

– Странник, побывавший во многих краях. Я поднимался на горы и скакал по равнинам. Одни дороги прямые, другие извилистые, но легких среди них нет.

– Да, воинские дороги. Мне ли не знать их. Ни очага, ни дома, ни близких. Железный Путь. – Обрин почувствовал усталость и сел.

Воин опустился на камень рядом.

– Каким же путем ты идешь теперь?

– Иду, куда мне велят. Какой еще выбор может быть у солдата? Семнадцать лет я служу барону. Я видел, как умирали друзья, и пыль многих стран ложилась на мои сапоги. Плечо у меня болит, колено не любит долгой ходьбы. Еще три года, и я могу обратиться за своим гектаром земли. Может, и обращусь – если еще не забуду к тому времени, как ее обрабатывать, землю. Ну, а ты куда путь держишь?

– Новых дорог для меня больше нет. Я тоже хотел возделывать землю, выращивать скот, но меня попросили исправить одно мелкое зло. Охота одного дворянина, скача через поле, растоптала игравшего там ребенка. Девочке переломали все ноги, а заплатить за лечение родителям было нечем. Я пошел к тому дворянину и потребовал правосудия.

– Можешь не продолжать, – вздохнул Обрин. – Правосудия для бедняков не было, нет и не будет. Он, должно быть, рассмеялся тебе в лицо?

– Нет. Он велел меня высечь за дерзость.

– А девочка?

– Она осталась жива. Я пошел к дворянину еще раз, и он заплатил.

– Что же побудило его передумать?

– Он не передумал. Остался при своем мнении. Я насадил его голову на пику и спалил его дом. Пожар пылал ярко – он освещал небо на много миль и зажигал людские сердца. Тридцать лет это пламя не угасало.

– Боже! На тебя объявили охоту?

– Само собой. А потом я сам стал охотником.

– И удача сопутствовала тебе?

– Всегда. До последнего дня.

– А что случилось в последний день?

Воин лениво вытащил меч из земли. Рубин горел, как свежая кровь, в клинке отражалась луна.

– Мы выиграли войну. Наша земля стала свободной. Я думал, что никого из моих врагов больше нет в живых – непростительная ошибка для воина. Однажды я ехал и смотрел, как собираются тучи над вершиной Хай-Друина. Меня застали врасплох. Мой благородный конь донес меня до опушки леса и только тогда пал мертвым. Люди, напавшие на меня, сражались когда-то на моей стороне и даже бывали отличены. Не друзья, но товарищи по оружию – ты понимаешь. У меня сердце разрывалось, когда я убивал кого-то из них. Телесные раны по сравнению с этим не значили ничего.