Мозголомка. Сборник рассказов - Гарри Веда

Эту фразу Джон переводил с каменным лицом и закрытыми глазами. Пусть чешет. Я ведь за него, а не за медведя. Но какой циничный сукин сын этот Стоггман.

— Более того, — увлекаясь и заводясь, Билли распалялся и в его глазах заплясали азартные огоньки, — в глобальных рамках, на уровне нашей цивилизации, использование вашего способа обработки высвободит колоссальное количество ресурса, который можно будет использовать для развития в других направлениях. И, я вам скажу, величина выгоды, которую получит человечество, будет таковой, что все мы, как минимум войдем в историю. Ваш остров, его мораль, уклад жизни станут знаменитыми. У вас появятся последователи. Вы сможете значительно расширить ваши границы.

Старик молча слушал, чуть прикрыв глаза и склонив голову набок. В моменты, когда Билли делал паузы, он чуть оживал и кивал, чтобы продолжали, дескать, я слушаю, слушаю, все понимаю, не останавливайся.

— Ваша маленькая цивилизация, о которой мир ничего не хочет знать, сможет громко заявить о себе. Вы можете сделать мир счастливее! Для этого мы предлагаем вам продать нам методику обработки. Мы готовы предоставить вам лучших специалистов для обучения, уж за этим дело не станет. Называйте цену, мы за ней не постоим, мы честные партнеры!

В воздухе воцарилась пауза. Старый мистер задумчиво медленно-медленно качал головой из стороны в сторону, а честнАя компания, как первоклассники смотрели на него, с вопрошающим выражением на лицах. Неожиданно дедуган запел в ответ.

— Продать? — Джон переводил вполголоса совершенно бесстрастно, он совсем не забивал собой голос дедушки, не передавал интонаций и в целом выходила не то песня, начитанная репом под аккомпанемент певучей музыкальной темы, не то закадровый перевод.

— Продать? — повторил дед, — вы предлагаете продать истину, оставленную нам предками? Вы хотите, чтобы мы оценили нашу историю и культуру в каких-то единицах и обменяли ее? На что? Что вы дадите нам взамен? Мы долго и счастливо живем в нашем раю. Мы не знаем бед, мы благодарны судьбе за такую участь. Как это все можно оценить?

— Наверное, я неверно выразился. Ваша история и ваша жизнь будет всегда в ваших руках. Сколько вас здесь? Десять тысяч? Вы поддерживаете постоянной численность населения, вы зажаты рамками. Биологическими. Социальными. Мы предложим вам свободное расширение колонии. Вы, все вы, сразу попадете в разряд самых богатых наций мира. Вам станут доступны множество благ, о большей части которых вы даже не слышали. У вас высокоразвитое общество, насколько я успел заметить. Но во многих областях, особенно технических, вы сможете прогрессировать очень сильно. И очень быстро. Я оценил ваши культурные и творческие достижения. Благодаря нашему сотрудничеству множество стран и огромное количество людей смогут оценить это так же, как я… — Билли крыл по площадям, чувствуя, что инициатива почему-то ускользает. Ну, ничего, должны же быть верные слова, тем паче, что все правильно говорю. Найдем дорожку. — Вы ведь убеждены в верности вашей жизненной философии? Разве не есть высшее достижение философа — всеобщее приятие его мыслей. А дело, которое мы сделаем вместе — будет весомейшим аргументом в вашу пользу. Если вам претит оценивать ваш ресурс — сделаем проще. Мы организуем компанию на паритетных правах и будем, как партнеры получать прибыль. Мы с вами потратим достаточное количество времени, чтобы найти паритет, и чтобы все остались довольны долевым участием. Важно принципиальное согласие сотрудничать. Мы протягиваем вам руку, чтобы быстро вытащить на олимп. И это только потому, что вы этого достойны. Ну, и себя, конечно, не обидим… — Билли рассмеялся и подмигнул старому жрецу, придав своей физиономии максимально возможный дружелюбный вид.

Старый вождь молча смотрел на Билла. Взгляд был очень твердым. Но по-прежнему незлым. Он практически не изменился. Только стал чуть печальнее. Порыв ветерка сквозь распахнутое окно расшевелил длинные седые волосы. Подручный деда подошел ближе, остановился в шаге за спиной старика, чуть правее и с любопытством разглядывал белых людей. Старый аксакал медленно водил взглядом по лицу вице-президента, становилось слегка не по себе. Пауза затягивалась. Не сдаемся. Ждем и молчим, должна же быть хоть какая-то реакция на мои слова. Если, конечно, абонент не выжил из ума.

— Я понял, что вы хотите мне донести. — Старик перевел взгляд на Джона, потом на Нику, кивнул, обращаясь ко всем троим. — Приглашаю вас остаться на нашем острове и провести здесь чудесный вечер. Мы рады гостям, а вы — особо дорогие гости. Кроме этого господина, — старик положил руку на плечо Джона, — никто из вас не интересовался нами, мы попросту никого не видели. И теперь очень рады вашему вниманию. Завтра, когда солнце будет высоко и перестанет подниматься выше, мы снова встретимся. И я скажу наш ответ. Пусть в вашем сердце будет мир. — Жрец приложил левую ладонь к сердцу и коротким кивком показал, что аудиенция окончена.

Когда троица оказалась за дверью зала, Билл шумно выдохнул воздух через ноздри и вытер пот со лба. Даже не успел заметить, когда он выступил. Сколько все длилось? Несколько минут, не дольше… И это были самые тяжелые переговоры в жизни. И, пожалуй, одни из самых коротких.

Лишь однажды, несколько лет назад, когда наводили мосты для размещения тридцати гипермаркетов в Японии, было нечто подобное. Узкоглазые молча выслушали десятиминутное выступление тогда еще директора по развитию, потом помолчали минут десять, затем старый японец, сидевший чуть поодаль кивнул и молча удалился, а двое его сподручных тут же приступили к обсуждению деталей контракта.

— Вполне в стиле, — Джон вращал трость между пальцами, — я же не думаю, будто ты ожидал, что старик с воплем «о, благодетели!» кинется заключать нас в свои объятья.

— Но конструктивизма могло бы быть и побольше. Он меня точно понял? Джон, будет обидно, если из-за неточного перевода…

— Иди нафиг.

— Ну, не обижайся, в таком деле каждая мелочь важна. Стоит упустить хоть…

— Иди нафиг два.

— Ладно… но я ведь все правильно говорил — это важно. Я допускаю, что колумбовский вариант с зеркальцами и бусиками здесь не пройдет. Но, согласитесь, нам есть чем удивить пусть и культурное, но все-таки первобытное общество. Я исключительно про техническое развитие, не стреляйте в меня.

— Билл, пойдем, посмотришь картину, — включилась Ника, кто о чем, а голый о бане…

— Пойдем, конечно. Но каково, а… я никогда себя так не чувствовал… как безусый юнец… Даже когда таким был.

И продуктовый магнат, ворча, поплелся вслед за спутницей. Джон задумчиво смотрел им вслед еще какое-то время, потом подошел к окну, поставил трость к стене, оперся руками на резной оконный проем и закрыл глаза. Прошлое опустилось на плечи, придавив своей невесомой тяжестью… Вот они с Биллом сидят в пабе, пропускают пинту за пинтой и бесконечно спорят. Вот старенький профессор права вызывает Джона и перед аудиторией разносит его реферат, а Билли горячо вступается… Хорошо помнилось то лето, которое они с Биллом и его подругой Никой провели на Ибице… Музыка, молодость, драйв, море… какое было море, сказочное… А вот и вечеринка, на которой Джон с Никой долго болтают о какой-то ерунде, потом, вдруг, потеряв голову, сбегают… Джон так четко вспомнил подробности той ночи, что сердце заколотилось, как живое, как тогда… луна бесстыдно смотрела в окно и великаны-деревья осуждающе качали головами — не смей, как ты потом будешь смотреть ему в глаза… Помнил он и то сладкое адреналиновое счастье, с которым он все-таки посмел… Взгляд в глаза другу он тоже помнил. Билли молча вел машину, Джон сидел рядом, Ника примолкла на заднем сидении… Эта тягучая тишина, об которую со звоном можно сломать ногти… Вдруг по щеке Билла покатилась слеза… потом сильный удар, боль в затылке… Когда Джон очнулся, уже подоспела скорая, полиция… искореженный фиат, обнявший бетонную тумбу всей своей грудью до самого багажника и взволнованное лицо Ники с ссадинами и рассеченной бровью… Билла увезли раньше, и больше они не общались…