Повелитель гроз. Анакир. Белая змея - Танит Ли

Переулок снова повернул, и за поворотом на земле лежала на спине сломанная кукла с широко раскинутыми руками. В тот же миг, как он увидел ее, память внезапно вернулась к нему, и горло у него свело болезненной судорогой. Он прислонился к стене, дрожа и бормоча ее имя. Что случилось с ней и с отчаянными бессознательными призывами ее разума? И что, что погрузило его во мрак?

По переулку, шаркая, брел какой-то человек. Ральднор схватил его за руку, и прежде чем тот успел вырваться, спросил его:

— Как дойти до Галечной улицы?

Прохожий сердито заворчал. Ральднор сунул ему под нос монетку. Тот буркнул что-то невнятное, схватил монетку и поспешил убраться. Ральднор пустился бегом.

Взошло солнце, тускло-красный пузырь, а он все еще кружил и кружил по путаным лабиринтам Лин-Абиссы, то и дело обращаясь к прохожим за помощью. В конце концов он все же выбрался на знакомые улицы и ввалился на двор гостиницы.

И сразу стало ясно, что произошло непоправимое.

Две глубокие борозды — следы колесницы — четко отпечатались на снегу, а рядом с ними были и другие следы, как будто кого-то тащили в колесницу, и какие-то коричневые пятна.

Ральднор как во сне побрел через двор в гостиницу. Огни погасли, и в зале никого не было. Он усилием воли заставил себя пройти через зал и подняться по ступеням, остановившись перед дверью крохотной комнатушки, в которой она жила. Из-за двери не доносилось ни звука, но все же он ощутил чье-то присутствие. Он толкнул дверь, и она беззвучно распахнулась.

Было очень темно, потому что ставни так никто и не поднял. Но он различил тело девушки, лежащее на узкой кровати, и мужчину, сидящего рядом с ней. Мужчина поднял глаза и уперся взглядом прямо ему в лицо. Это был Рас.

— Она мертва.

— Нет, — не поверил Ральднор.

— Она мертва. Если бы ты пошел вместе с нами на обед к заравийцу, она бы тоже пошла. Если бы ты попросил ее, она пошла бы с тобой. Но ты ушел в бордель и оставил ее здесь одну, и они пришли за ней, пока ты развлекался со своей шлюхой. — Его голос был тусклым и невыразительным. — Мы с Орваном пришли слишком поздно. Его солдаты уже принесли ее обратно. Это он велел им. Амрек. Она должна была развлекать Амрека, но умерла, прежде чем он успел что-то с ней сделать. В детстве она всегда его боялась, я помню это. Ты отнял ее у меня, а я позволил тебе сделать это. Я не смог помешать тебе. Но зачем ты сделал это, Ральднор, если она была не нужна тебе? Она была совсем ребенком, Ральднор. Почему ты не оставил ее в покое?

Ральднор был не в силах оторвать глаз от Аниси, ему хотелось подойти к ней, прикоснуться, но она была такой ужасно неподвижной. Ее белое лицо было совершенно пустым, точно забытая кем-то маска. Он развернулся и стал спускаться по лестнице, пересек пустой зал и снова вышел во двор. Кто пытался защитить ее? Должно быть, какой-нибудь степняк пролил эту кровь.

Он вышел через ворота и зашагал, сам не зная куда.

В конце концов он очнулся, обнаружив, что сидит на невысокой каменной стене, а какой-то человек что-то настойчиво говорит ему, пытаясь заставить его подняться и куда-то идти. Он некоторое время тупо смотрел на этого человека, пока наконец не понял, что это Зарос.

— Это я виноват в ее смерти, — сказал Ральднор. — Это моя кровь должна была быть на том снегу.

Но Зарос поймал его руку и поднял на ноги, и они зашагали куда-то через толпу. Ральднор решил, что Зарос ведет его обратно в бордель, и начал кричать на него. Зарос подозвал какого-то мордоворота, привалившегося к дверному косяку:

— Сварл, мой приятель не в себе. Помоги мне с ним управиться.

Верзила коротко кивнул, и они вдвоем потащили его по лестнице в какое-то незнакомое здание. Открылась дверь в чье-то экзотическое жилище, и его толкнули на кушетку. В комнату вошла худощавая темноволосая женщина.

— О, Зарос, ты же обещал мне, что будешь обращаться с ним ласково.

Ральднор не мог понять причину такой заботы, поскольку она не была ему знакома, но когда ее прохладная рука легко скользнула по его лицу, ее прикосновение, казалось, выпустило наружу всю его горечь, и она обнимала его, когда он плакал, и гладила по голове, как сестра.

Он не знал, кого оплакивает — Аниси или Эраз, призрачный образ своей матери, которая, несмотря ни на что, была очень ему дорога, или возлюбленную, с которой он делил мысли, и к которой, по сути, ничего не чувствовал. Ибо даже одурманенный этой болью, он понимал это, и понимал, что беловолосая девушка станет его вечной карой.

Аниси склонилась над ним, коснувшись его плеча. Он поднялся в темноте, и она стояла в ожидании, а ветер развевал ее серебристые волосы. Белая луна светила ей в спину, и он видел очертания ее хрупких косточек под прозрачной кожей. Когда он приблизился к ней, она подняла руки, и по ее телу побежали трещины, точно чернильная паутина на алебастре. В один миг она рассыпалась в золотистый прах, и ветер раздул его, унося к луне и оставив ему одну лишь тьму.

Вечера, ночи, рассветы, новые сумерки и восходы сменяли друг друга бесконечной чередой. Он уже привык к роскошному жилищу Зароса, в котором сидел, заживо разъедаемый бездумной апатией.

Через три или четыре дня зашел Орван, и на его выразительном лице сейчас читалась лишь нерешительная печаль.

— Ральднор… Скоро начнется оттепель. Завтра вечером или, возможно, послезавтра. Тогда мы отправимся на Равнины.

Ральднор ничего не ответил, но Орван так же безмолвно смотрел на него, и в конце концов он сказал:

— Зачем ты мне это говоришь?

— Потому что нам нужно уезжать — пока снова не пошел снег. Ты же понимаешь, что после этого путешествие станет невозможным.

— Зачем ты мне это говоришь? — повторил Ральднор. — Я не поеду с вами.

— У тебя нет выбора. Ральднор, тебе придется поехать с нами. Неужели ты не видел, что здесь начинается? Амрек хорошо постарался. Даже заравийцы уже начали бояться и ненавидеть нас. Мы каждый день встречаем на рынке и на площадях людей, рассказывающих об извращениях и колдовстве, которые якобы процветают на Равнинах… Тебе придется ехать…

— Нет, Орван. Ты всегда считал меня Висом. И я и есть Вис. Она… она могла бы изменить меня, сделать из меня жителя Равнин, такого, как ты, будь она немного сильнее. И не надо укорять меня за эти слова. Я сознаю каждую каплю своей вины.

Он почувствовал легчайшее, еле уловимое прикосновение к своим мыслям, как будто разум Орвана, как и ее когда-то, коснулся его разума сквозь какую-то искажающую пелену.

— Возвращайся на Равнины, когда сможешь, — сказал Орван. — Когда тебе станет лучше. Ты ведь знаешь, что мы всегда будем рады тебе…