Ветер уносит мертвые листья - Екатерина Сергеевна Манойло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Денис сделал виноватое лицо и отложил бумаги. Теперь все его внимание было сосредоточено на личинке. Несколько минут молодые родители ворковали, целовались, заглядывали в люльку и, только когда с третьего раза не получилось сделать селфи на телефон, вспомнили о присутствии Кысы.
– Ваня, сфотографируй нас! – скомандовала сестра и протянула Кысе мужнин мобильник.
– Ну, поздравляю… – сказал Кыса, протирая камеру футболкой. – Раз-два-три…
– Еще пофотай, – потребовал Денис.
Кыса положил телефон на кровать. От Угаренки он еще мог терпеть такой тон, но от этого…
– Как сходила в квартиру свою бывшую? – начал Кыса допрос.
– Да никак, – Аня пожала плечами. – Дениска, покачай Леона.
– Ань, ну какой Леон? Все же будут Леней звать, – неуверенно возразил Денис.
– Кто все?
– Ну, мои все. Давай не Леон, а?
– Ладно, – смягчилась мамаша.
– Ань, я всю кредитку на похороны матери потратил, – вмешался Кыса. – Теперь в долгу, как в шелку.
– Вань, ты что думаешь, родить человека дешевле, чем похоронить?
– А ничего, что это твоя мать тоже? – зло спросил Кыса, чем вызвал неодобрительный взгляд родственничка.
– Палехче, ладно?
– Да, и моя мать. Поэтому я тоже претендую на наследство, – нагло заявила Анька. – Как будем квартирный вопрос решать, братец? Может, ты съедешь? Уступишь благородно мамину жилплощадь. У меня все-таки малыш, чего нам по съемным мотаться.
Кыса обомлел. Он ведь считал Аньку богатой парижанкой и забыл, что она может заинтересоваться престижной московской трешкой. Раньше нос воротила от родительских хором, а теперь желает туда заселиться. Получается, он сейчас в худшем положении, чем до убийства Угаренко?
– С какой стати я должен тебе уступать?
– Ну, как хочешь, – сестра сузила и без того опухшие глаза. – Но имей в виду, как вступим в наследство, я свою долю продам. Через суд или как угодно. Дениска, а давай купим «ламборджини»?
– А давай! – с легкостью ответил Дениска, будто это не он только что расстраивался из-за счета в родильном отделении.
Личинка запищала. Анька тут же превратилась из озлобленной суки в заботливую мамашу.
– Иди ко мне, мой котеночек, – приторно так заворковала она и вынула дряблыми руками младенца из люльки.
– А знаешь, я уступлю свою долю, если девчонок себе заберешь, – выпалил Кыса.
Анька усмехнулась.
– Если тебя так беспокоит судьба девчонок, сам с ними живи.
Дениска тем временем встал, потянулся, испуская запах молодого здорового пота. Открыл маленький холодильник и тут же чем-то зачавкал. Выпрямился, вытер пальцы о пожарно-алые брюки.
Кыса молча наблюдал, точно смотрел сериал.
– Ну, если еда включена, то, может, и не сильно дорого, – Денис нашел пульт и направил его в телевизор. – Ань, а можно включу чего-нибудь? Дети же глухие в этом возрасте.
Заклацал кнопками. Палата наполнилась веселым шипением мяса на сковороде, шло кулинарное шоу. Дениска поплыл в улыбке. Анька глянула на него как на щенка и медленно спустила похудевшие ноги с кровати. В белых плотных чулках они были похожи на аккуратные кегли, даже обрисовались щиколотки. А вот спина… круглая спина была такой же пухлой, даже лопатки не проступали. Реши Кыса повторить свой подвиг, пришлось бы сантиметров на десять глубже проталкивать нож и бить наугад в однородный плотный жир.
– А ты пробовала фрикасе? – внезапно спросил Дениска у жены.
– Конечно, – деловито ответила Анька, – но во Франции есть блюда и повкуснее.
– А вот я не ел такое, – Дениска снова нырнул в холодильник, словно там располагался целый французский ресторан.
– Ну, мы теперь москвичи, можем себе позволить, – Анька пытливо посмотрела на брата. – Фрикасе-курасе.
Кыса вскочил со стула. Три энергичных шага, и вот он уже в прихожей, хлопнул дверью что есть силы. В ответ заныли коридорные окна. Тут же откуда ни возьмись появилась Инга.
– Вы что делаете? – смерила Кысу холодным взглядом высокомерной хостес. – Тут нельзя так себя вести!
Теперь уже никто не рад Кысе.
13
Лимонное здание с красными воротами, где на синей табличке значился нужный Нюкте адрес, походило на детский сад. Она даже несколько раз моргнула и сощурилась, сверяя номер корпуса с запиской Андрея. Да, это оно – то самое отделение полиции. Пришлось объехать здание несколько раз, чтобы найти место для парковки. Кружение убаюкивало Нюкту, и встречные машины, которые обыкновенно куда-то спешили, сейчас казались непроснувшимися. Притершись колесами к новенькому бордюру, Нюкта выползла из «лексуса». За ней выскочила тенью и тут же исчезла Мина.
Хорошенькие, аккуратно крашенные железные ворота были распахнуты. В маленьком квадратном дворе вышагивал туда-сюда мужчина-мальчик неопределенного возраста. Худые ноги в трениках, объемная теплая куртка, шапка с надписью Sport наезжала на кустистые бровищи. Время от времени худой заглядывал в желтую курьерскую термосумку, которая стояла на земле раскрытой и зияла пустотой. Курьер тяжко вздыхал и разговаривал сам с собой на шипящем языке. Завидев Нюкту, он сдвинул Sport на лоб. На крошечной смуглой мордочке влажно заблестели синяки, похожие на переспелую хурму. Ему можно было дать и двадцать, и сорок лет.
Из арочного окна за происходящим следило серое мужское лицо. Видимо, охранник. Окинул посетительницу быстрым служебным взглядом и запищал магнитным замком. Нюкта поежилась и потянула дверь на себя. Избитый курьер юркнул за ней. Охранник в камуфляжной форме и сланцах на шерстяной носок загородил ему проход.
– Ну, а ты куда? Сказал же, обожди. Понимаешь по-русски? – лицо мужчины было теперь красным, а не серым.
Мужчина-мальчик кивнул и задом вывалился на улицу. Дверь за ним закрывалась медленно, и было слышно, как под шипящее ругательство нога ударила по термосундуку.
– Эти косоглазые достали, их грабят и бьют через день, а они все никак не свалят… – бурчал охранник.
– Я к следователю на опознание, – перебила Нюкта и протянула раскрытый на фотографии паспорт.
Охранник развернулся, отпер хлипкую дверь, и рядом с Нюктой на стене, увешанной формами заявлений и фотороботами, распахнулось квадратное окошко. Камуфляжный скрипнул стулом, пошуршал журналом, старательно записал в нем серию и номер документа. Нюкта подумала: тяжело сидеть целый день в такой каморке, она бы тоже выходила поразмяться и встречала бы посетителей лично.
– Вас ждут уже, – охранник высунул в окно руку, поплясал ею, точно то была марионетка в кукольном театре, и наконец указал куда-то в коридор. – Вам прямо, потом налево и там упретесь в холодильник. Скажете, что к Ренате Искандеровне. А обратно вас потом проводят.
Нюкта сунула паспорт в карман и двинулась, куда указал охранник. Внутри здание не имело ничего общего с детским садом: бледно-зеленого цвета стены, кое-где сбита штукатурка, пол искусственного камня в белую крапинку, напоминающую гранулы жира в холодце. И еще запах… Что-то знакомое, холодное, сладковатое. Будто мороженое с заплесневелым вареньем.
Нюкта остановилась перед дверью с табличкой «Холодильная камера 1» и постучалась. Услышала плаксивый скрип каких-то колесиков. Дверь распахнулась. Она хотела было войти, но ей навстречу двинулась белая каталка, напоминающая сушилку для белья. А может, это и есть сушилка…
– Осторожнее, – буркнул хмурый мужик и нравоучительно поднял кривой указательный палец. – Рената Искандеровна-а-а! Это к вам, наверное.
Мужик придержал для Нюкты дверь и, дождавшись кивка сухопарой дамы, стоявшей возле рассохшегося, до половины закрашенного окна, скрылся вместе с каталкой.
– Добрый день! Угаренко? – резко спросила накрашенным ртом долговязая дама. – Я Рената Искандеровна Хабибуллина, следователь.
– Здравствуйте, да, я Угаренко Анна Федоровна, – ответила Нюкта.
Женщины просканировали друг друга. Нюкте не было стыдно за свой помятый с дороги вид. Она не отводила взгляд, не ссутулилась, осматривала Ренату Искандеровну от крашеной макушки до брендовых балеток и обратно. Сухощавая, большие, как у лошади, раскосые глаза, зубы тоже лошадиные, испачканные помадой. Макияж слишком яркий, нарисован на морщинах, точно мелками на бетонной стене.
Следовательница провела Нюкту в небольшое помещение, все в белом кафеле. В центре два металлических стола цвета папиного «лексуса». На одном тело, укрытое грубой простыней так, что торчат ступни, похожие на корки старого сыра. На голове тщательно затянутый пластиковый пакет с надписью «Пятерочка выручает!».
– Это чтобы лицо не высыхало, – пояснила Рената Искандеровна и по-мужицки крикнула: – Эй, гоблины, неопознанного номер четыреста тринадцать сюда.
Значит, это не отец лежит. Нюкта обернулась. Видимо, гоблинами следовательница называла хмурого мужика и совсем молодого, похожего на интерна, мальчишку в круглых очках. Мужик что-то шепнул очкастому и указал на Нюкту пальцем,
