Утерянные талисманы и текила (ЛП) - Мари Аннетт

Месяцы назад, во время первого расклада таро, Сабрина сказала мне, что меня ждали перемены, но повлияет страх в моем сердце — и неделю спустя она напомнила мне об этом.

«Твое прошлое и твои страхи все еще сдерживают тебя, — она вытащила снова карту Смерти из колоды и прошептала предупреждение. — Думаю, тебе нужно скорее ему сказать».

Тот же жуткий страх наполнил меня, и я вытащила телефон из кармана. Я разблокировала его, сообщения уже были открыты на ленте сообщений без ответа, которые я отправляла Эзре последние два дня.

Я начала новое сообщение. Сердце гремело об ребра, подыгрывая отказам в моей голове. Я должна была подождать. Должна была сказать ему лично. Это было трусливо.

Но Аарон говорил, что меня пугали последствия правды.

Сабрина просила рассказать ему скорее.

Я подавила тревогу, ввела три слова и нажала «отправить», пока не передумала. Сообщение всплыло в истории разговора, навеки запечатленное в цифровом виде. Я сделала это. Сказала… точнее, написала.

Я не знала, что чувствовала. Ужас был нормальной реакцией на такое?

Я сжимала телефон обеими руками и ждала. Голоса гудели в другой комнате. Дверь открылась и закрылась со стуком. Шаги в коридоре. Решительные голоса, они планировали путь в Юту.

Я держала телефон и ждала.

Ждала.

Ждала.

Аарон постучал в дверь. Открыл ее. Сказал, что мы выезжали через пару минут. Была ли я готова? Мне нужно было идти ко всем в гостиную. Дверь закрылась.

Я провела пальцами по экрану телефона, убирая приложение с сообщениями. Я вытерла холодные следы слез с лица, убрала телефон в карман и встала.

Последствия правды… причиняли ужасную боль.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— ЭЗРА -

Один из рок-плейлистов Аарона гремел из колонок в углу, сердце гремело в груди, пока я свисал с турника. Гири свисали с толстого пояса, покачивались у моих бедер.

Я подтянул тело одной рукой, подбородок миновал перекладину. Гири звякнули у бедер, и я замер, а потом медленно опустился. Река горела. Этого было мало.

Я закончил упражнение, спрыгнул на пол, расстегнул пояс и отложил его. Босые ноги прошлепали по матам к полке с колонками. Я взял телефон, чтобы сменить музыку.

Уведомление сияло на экране. Новое сообщение от Тори.

За последние два дня она не присылала мне детали о том, что они с Аароном делали. Я знал от Аарона, что они шли по следу и покинули Энрайт, но не знал, что за след это был, да и не спрашивал.

Сообщения Тори были длиннее — извинения, вопросы, тревоги. Но в этот день ее сообщения стали короче, вопросы и просьбы ответить пропали, словно она уже не ждала моего ответа.

Прости.

Хотела бы я, чтобы ты был тут.

Надеюсь, ты в порядке.

Я скучаю.

Телефон лежал в ладони, я открыл новое сообщение. Короткая фраза появилась на экране, три простых слова пробили мою грудь кулаком демона.

Я смотрел на эти слова, не мог дышать. Ладонь сдавила телефон, и его корпус треснул. Я толкнул его на полку, пока не сломал экран, и отошел, дыша с хрипами.

Сейчас? Как она могла говорить это сейчас? Почему сейчас?

Чернильное присутствие во мне пошевелилось. Этерран рассек мой разум клинком.

«Успокойся, Эзра».

«Молчи!».

Я повернулся и пронесся по подвалу молнией, мой кулак врезался в грушу. Она отлетела, вернулась, и я ударил ее снова. И снова. И снова.

Это никак не успокоило бурю во мне.

Как она могла говорить такое? Она не знала меня? Я не знал себя. Кем я был без этого демона, этой силы, этой обреченности?

Мысли и эмоции Этеррана трепетали на краю сознания, его темное присутствие контрастировало со словами Тори.

«Молчи! — я бил по груше, а она была крепкой, подобранной Аароном. — Молчи! — еще удар, костяшки вонзились в толстую кожу. — Молчи!».

Он все еще был там. Всегда там. Никогда не уходил.

Порой он был таким тихим, что я почти забывал о нем. Он впадал в какой-то транс, и его разум становился очень-очень тихим. Пока я был спокоен, он дремал, и я был свободен от него. Он мог спать так три недели, но постоянно следил за моим состоянием разума, и это вызывало напряжение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Выхода не было. Десять лет я боролся с ним, боролся за власть, за отдельные эмоции, за расстояние, за тишину, за покой. Я так устал.

«Как и я».

— Молчи, — прохрипел я, ударяя по груше. Молотя ее. Теперь мои мышцы пылали, и я был рад боли. — Ты никогда не оставлял меня одного.

«Как я могу?».

— Усни.

«Я не могу, когда ты такой».

Я ударил по груше еще раз.

«Ты даже не пытаешься».

«Нет, — ненависть пронзила меня. — Я больше не буду спать, Эзра. Пока это не кончится».

Гнев пылал во мне, сменился холодным отчаянием. Сообщение Тори было огоньком во тьме, но она не была серьезна. Может, она думала, что чувствовала это, но она видела лишь мельком, каким кошмаром я был.

— Тогда я закончу это сейчас, — прорычал я. — Я покончу с этим.

Этерран задел мой разум своим, наши мысли терзали друг друга.

«Врешь. Ты не хочешь умирать».

Я стиснул зубы до боли в челюсти. Я зажмурился, тяжело дыша.

— Я никогда не хотел умирать. Потому я так долго ждал.

«Знаю».

«Я хочу жить. По-настоящему».

«Тогда почему ты не борешься?».

«Это невозможно».

Этерран показал мне воспоминание — демон Берка отодвинул руку, гнев и триумф пылали в его глазах, сияющие когти целились в мою грудь. В другой руке он держал амулет Валъир.

«Это возможно».

Я открыл глаза. Груша раскачивалась как маятник, и я стал дышать медленнее в такт раскачиванию.

«Ты предашь меня, Этерран. Ты ненавидишь меня».

Его мысли были черной бурей, которую питало пылающее желание, затмевающее даже черное отчаяние.

«Ты хочешь выжить, — шептал он во мне. — Под твоим стыдом и презрением к себе, под слепой решимостью защитить друзей ты хочешь жить так же сильно, как я».

Грудь сдавило, и я не мог глубоко вдохнуть. Сообщение Тори сияло маяком. Она не знала настоящего меня, я потерял ту личность, когда впустил демона в свое тело, но может, мы могли… может…

Нет. Это было невозможно.

Но она уже совершило несколько невозможных подвигов. Она билась за меня. Как я мог сдаться, когда она так старалась?

Эмоции обрушивались волнами, весь гнев и обида, предательство снова затопили меня. Я выбросил кулак. Он врезался в грушу, и ярость заискрилась и угасла. Отчаяние растаяло. Боль отступила.

Ярость Этеррана поднялась и опустилась. Его отчаяние. Его боль.

Мой кулак попал по груше. Дыхание вырывалось с шумом. Сердце колотилось во мне, и мысли Этеррана соединились с моими. Мы сосредоточились на груше. На ударе. На столкновении костяшек с кожей.

Эмоции успокоились. Наши разумы успокоились. Наши мысли мелькали, принося идеи, возражения, решения.

Наконец-то, решения.

Я отвернулся от груши. Спокойный. Сосредоточенный. Я сосредоточился на силе, которую никогда не мог принять полностью, ведь часть сознания всегда боялась демона во мне и того, что он мог сделать.

Я развернулся и взмахнул ладонью, рассекая пустоту. Воздух мерцал как клинок.

Нижняя половина груши рухнула на пол, посыпался песок. Верхняя половина раскачивалась с цепи, едва потревоженная клинком воздуха, который ровно рассек кожу.

Мы с Этерраном смотрели на пострадавшую грушу.

Я ушел. После быстрого душа я поспешил подняться с полотенцем на поясе и телефоном в руке. Минуя гостиную, я взглянул на мужчину на диване.

Жирар приглядывал за мной, перевел взгляд с телевизора на меня. Дариус убедился, чтобы я не был один, пока Аарон и Тори не вернутся. Он, Жирар и Алистейр — и они, кроме Аарона, Кая и Тори знали мою тайну — по очереди приглядывали за мной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как ты? — спросил Жирар с тревогой и горем в глазах.

Он уже горевал за меня, а я еще даже не умер.

— Порядок, — я игнорировал его взгляд на моих шрамах, которые я редко выставлял напоказ. — Иду спать.