Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина - Дьёдонне Гнамманку

Опатович также отрицает в своей статье факт появления незаконнорожденной девочки. В материалах дела она не упоминается, а значит, считает он, ее не было вовсе. Вслед за ним в русской литературе укоренилось мнение, что незаконный ребенок — не более чем миф, позднейший вымысел. Пытки же и истязания, в которых Евдокия обвиняет мужа, Опатович считает проявлениями так называемого «африканского темперамента» арапа[44]. Но история всей жизни Абрама доказывает, что это был человек великодушный, благородный, открытый для дружбы.

В браке с Христиной-Региной он нашел свое счастье. И не важна ему разница в вероисповедании. Жена его — протестантка, но он не неволит ее переходить в православие. Абрам признает за женой право веровать и исполнять обряды так, как она привыкла с детства. В 1737 году чета Ганнибалов во второй раз празднует рождение ребенка. Христина Ганнибал разрешилась девочкой, которую назвали Елизаветой в честь Елизаветы Петровны, дочери Петра, с которой Ганнибал сохранял действительно родственные, братские отношения.

Итак, на мызе Карьякула жизнь течет в мирных заботах: дети, урожаи, крестьяне…

В «ландролле» за 1739 год видим, что мыза Карьякула была одним из самых маленьких хозяйств в Эстляндии{109}. Однако Ганнибалу грех жаловаться: «своя и крестьянская пашни, выгон, сенокос, земля, поросшая кустарниками, небольшой лесок — все это составляло около 150 гектаров. 9 семей — бурмистр, пастух, хлебопашцы. Каждой семье полагалось отработать на барина 11 человеко-дней в неделю, а летом — на семь дней больше. А кроме того, каждая семья доставляла владельцу мызы в качестве оброка ежегодно две овцы, четыре курицы и 20 яиц»{110}.

В семье Ганнибалов теперь пять человек — супруги и трое детей: Иван четырех лет, Елизавета двух лет и Авдотья, дочь от первого брака, восьми лет.

В том же году в Сенат поступила челобитная от «отставного майора Аврама Петрова сына Ганибала, который служил при дворе лейб-гвардии в Преображенском полку, что определено ему жалованья в год толко по 100 рублей и оным ему с женою и детьми прожить невозможно, и просит он о прибавке жалованья и из ревелских дворцовых мыз семей сколько соизволено будет». По челобитной велено навести справку в Военной коллегии «чего ради отставлен и пропитания дано такое ль, как по регламенту положено». По слушании дела 18 марта 1740 года в челобитной было отказано{111}.

Но непохоже, чтобы этот отказ сильно огорчил счастливого отца. «Эти восемь лет, — пишет Марк Сергеев, — были, может быть, самыми счастливыми годами Абрама Петровича изо всех, прожитых им после кончины его высокого патрона».

Однако не все было так безоблачно. К ожиданию своего часа примешивался и страх: боялся он, как пишет Натан Эйдельман, «страшной бумаги, которая вдруг может против воли перенести с одного океана на другой».

Но 1740 год стал последним годом царствования Анны Иоанновны. При дворе в Петербурге произойдет множество перемен, и изменения в жизни государства отразятся конечно же и на жизни семейства Ганнибалов.

Ревельский подполковник

17 октября 1740 года скончалась императрица Анна Иоанновна. Власть унаследовал двухмесячный Иван VI (Иоанн Антонович). Регентом назначен все тот же Бирон. Власть, вроде бы, осталась прежней, однако многие хотели положить конец тирании временщика. Россия устала от фаворита покойной императрицы. Ждали лишь подходящего момента. И такой момент наступил.

В ночь с 8 на 9 ноября, то есть всего три недели спустя после кончины императрицы, происходит дворцовый переворот. Офицеры Преображенского гвардейского полка под командованием фельдмаршала Миниха врываются в покои регента и арестовывают его. «Правительницей государства стала мать малолетнего императора Анна Леопольдовна, а первым министром — фельдмаршал граф Б. X. Миних, друг и покровитель Абрама Петровича Ганнибала»{112}.

Естественно, что эти события не могли не коснуться отставного инженер-капитана. Прошло всего три месяца с тех пор, как Миних занял пост премьер-министра, а в имение Карьякула мчится уже гонец из Петербурга. Он везет вести, которые положат конец мирной деревенской жизни нашего помещика.

Абрам выехал в столицу и подал челобитную о приеме на военную службу. Именным указом правительницы Анны Леопольдовны, принцессы Брауншвейг-Люнебургской, 23 января 1741 года отставной инженер-капитан «за долговременные и безпорочные его службы» произведен в подполковники и определен в ревельский гарнизон. Этим же указом ему пожалована безарендно, по его смерть из государственных земель деревня Ра-гола (Рахула) в окрестностях Ревеля. С деревней в пожизненное владение отданы девять крепостных. По некоторым оценкам, это новое владение по доходности втрое превосходило прежнее.

Сразу же по объявлении указа в присутствии Сената подполковник А. П. Ганнибал принял в Военной коллегии присягу на верность России{113}.

Итак, Ганнибала назначили в Ревель, столицу Эстляндии. Будучи подполковником, он автоматически получает должность начальника артиллерии Ревельской крепости. Выбор этот не случаен.

Положение России в те годы было крайне сложным. В шведском риксдаге бурно дискутировался вопрос о реванше. Партия так называемых «шляп» ратовала за ревизию Ништадтского договора и войну с Россией, партия же «колпаков» выступала за мирные переговоры по этому поводу. Притом и те, и другие сходились на желании вернуть потерянные в ходе Северной войны Эстляндию и Лифляндию.

Продолжалась и русско-турецкая война, из которой Россия никак не могла выйти. Швеция же искала союза с Турцией. Только после одержанной Минихом 17 августа 1739 года блестящей победы над турками при Ставучанах был положен конец этой затянувшейся войне и угроза войны на два фронта стала рассеиваться.

Сложившаяся ситуация вынуждала правительство обратить особое внимание на укрепления Ревельской крепости, которые со времен Петра пришли в явную негодность. Эстляндский губернатор генерал-лейтенант Г. Дуглас[45] доносил в 1738 году: «Имеющиеся в море морская крепости, цитадель и двойная батарея так обветшали и погнили, что и пушкам стоять опасно»{114}. Два года спустя преемник графа Дугласа барон В. Левендаль[46] писал в Петербург, что в Ревельской крепости «перед двумя полигонами во многих местах через вал и ров можно не только пешему пройти, но и конному проехать»{115}.