Аромагия. Книга 1 - Анна Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Послание оказалось лаконичным:
«Приезжай. Болезнь».
Всего две руны: райдо – «путь» и перевернутая уруз – «болезнь», ниже подпись, знакомый хельский росчерк «Альг-исса».
Впрочем, краткость неудивительна, поскольку управляться с рунами северным жителям просто физически больно. А их собственные знаки я не понимала.
– Вы говорили, меня ждут в Свель? – уточнила я с некоторым сомнением.
Рассеянно погладив пингвина, получила в отместку возмущенный крик и чувствительный щипок.
Капрал молодцевато щелкнул каблуками и веско подтвердил:
– Именно так. К утру вам нужно быть на станции.
– Будьте добры, подождите здесь, – попросила я, хмурясь.
Надо думать, Ингольв не придет в восторг от такой перспективы…
В гостиной мой милый супруг все так же любезничал с Ингрид, стоя у кресла, в котором она с комфортом разместилась. Невинно-соблазнительная поза, ослепительно-белая кожа, пушистый горьковато-терпкий запах апельсина…
Отчаянно захотелось устроить безобразную сцену, пощечиной стереть с тонких губ Ингольва улыбку, заставить медсестру в ужасе ретироваться…
На несколько мгновений крепко зажмуриться и вспомнить, чему учила бабушка: «Женщина должна быть мудрой. Нужно уметь прощать и уступать…»
Жасминные сумерки, блюдо с клубникой, внимательный взгляд… Единственная девочка среди ватаги мальчиков, я удостаивалась личных уроков, которые, надо сказать, оказались впоследствии весьма кстати.
Как бы то ни было, я – жена Ингольва, и мне предстоит провести рядом с ним остаток жизни. Надо же так распуститься, позволить раздражению, злости, обиде взять верх! К мужней блажи следует относиться, как к погоде за окном: принимать без жалоб и менять одежду по сезону.
– Дорогой, – подойдя ближе, заговорила я мягко, и от этой показной мягкости муж сильно вздрогнул, – меня просят завтра быть в Свель. Ты позволишь мне ехать?
Сама кротость и почтение к авторитету главы семьи…
– Ехать к хель? – кисло переспросил Ингольв, оборачиваясь.
– Прости, дорогой, меня вызывают… – покаянно вздохнула я. – Ты позволишь ехать?
Само собой, выбора у мужа не было: в Хельхейме правила устанавливали хель, и упаси Один кого-нибудь с ними открыто спорить. Но почему бы не потешить самолюбие Ингольва?
– Да! – выдавил он, недовольно кривя губы.
– Спасибо!
Нисколько не стесняясь, я бросилась к нему на шею и благодарно поцеловала…
Надо думать, со стороны это смотрелось впечатляюще. С трудом оторвавшись от Ингольва, который все никак не хотел меня отпускать, я с тайным удовольствием обозрела зрителей: желчное недовольство свекра, изумление – и уважение! – на милом личике Ингрид, темные омуты глаз Петтера.
В комнате отчетливо пахло удивлением, похожим на вкус свинины в кисло-сладком соусе.
И знакомо потемневшие мечтательные очи мужа, крепкая хватка, которой он удерживал меня за локоть (а вдруг сбегу?), исходящая от него властная волна имбирного аромата…
Шаткий мир вокруг снова обрел равновесие, словно волной смыло все огорчения дня, оставив влажный прохладный песок спокойствия и запах фенхеля на языке – камфара и анис – сосредоточенность.
– Милый, ты поедешь со мной или позволишь Петтеру меня отвезти? Я ведь не могу ехать одна.
– Я не могу сейчас уехать из города… – Сожаление в голосе мужа звучало для меня музыкой. – Петтер, отвезешь мою жену на станцию и вернешься, когда сдашь ее с рук на руки хель. Понял?
– Да. – Мальчишка кивнул, потом спохватился, встал по стойке смирно и браво отрапортовал, что приказ понял и готов выполнить.
«Мою жену»… А ведь еще совсем недавно Ингольв явно всей душой желал бы об этом забыть! Действительно, сила женщины – в слабости.
Теперь же он, кажется, сожалел, что ехать мне придется немедленно. Да и то, полагаю, раздумывал, не отослать ли слуг собирать вещи, а пока уединиться со мной в спальне…
Горстью бусин рассыпать улыбки: лукавую – мужу, безмятежную – свекру, дружелюбную – Ингрид, чуть виноватую – Петтеру…
Признаться, мальчишку было жаль, по моей вине ему придется чуть ли не всю ночь провести за рулем, а потом еще добираться обратно. Не отрываясь, он зачарованно смотрел на меня, потом, густо покраснев, с явным трудом отвел взгляд. Видимо, для него подобные сцены чересчур откровенны…
Тут возникло новое затруднение: обычно во всех поездках меня сопровождала горничная, но она отчаянно боялась ездовых медведей и падала в обморок от одного вида хель.
Впрочем, хель на мою честь точно не покусятся, а пока для соблюдения приличий хватит сопровождения Петтера, которого Ингольву и в голову не пришло бы подозревать в распутных поползновениях.
Спустя полчаса я поцеловала на прощание мужа, почтительно поклонилась свекру и отмахнулась от причитаний Уннер, почему-то твердо уверенной, что кровожадные хель и их ужасные медведи сожрут меня, как только увидят…
На заднем сиденье громоздились объемистая сумка с маслами и снадобьями, а также чемодан, в который неуемная горничная напихала нарядов (по ее логике, видимо, чтобы красиво сервировать меня для съедения!). Пришлось усаживаться рядом с ординарцем. Впрочем, так сподручнее коротать долгие часы пути…
Слуги дружно махали вслед: Уннер плакала, Сольвейг лучилась радостью, а Сигурд почему-то мечтательно улыбался. Мои мужчины смотрели одинаково недовольно и синхронно хмурились…
Едва они скрылись из виду, я облегченно вздохнула – боги, милосердные мои боги, как редко удается выбраться из дому! – и попросила:
– Петтер, вы не могли бы заехать в булочную господина Эгиля?
Мальчишка бросил на меня косой взгляд и согласно кивнул. Ручаюсь, роль очень-очень голодной кошки, третий день не кормленной жестокими хозяевами, удалась мне превосходно.
Учитывая, что хель не признают сладостей, а кофе считают отравой, к предстоящей поездке требовалось подготовиться серьезнейшим образом! К тому же этот благословенный напиток освежает восприятие запахов, смывая наслоение впечатлений.
Из булочной я вышла спустя полчаса, нежно прижимая к груди объемистый пакет.
– Вот теперь можно ехать! – довольно провозгласила я, усаживаясь в автомобиль с помощью Петтера. Могу поклясться, что он спрятал улыбку…
Поколебавшись, не стала устраивать лакомства на неустойчивом заднем сиденье – надежнее держать на коленях!
Из закрытого пакета струились вкусные запахи. Печеные яблоки, корица, ваниль, шоколад и разогретый изюм пахли так восхитительно, что воздух в салоне, казалось, можно было намазывать на хлеб. Не удержавшись, я отщипнула кусочек имбирного человечка, потом еще и еще…
Петтер делал вид, что не замечает, как я втихомолку ем печенье, осыпая дорожное платье крошками и пачкая перчатки…
Автомобиль неспешно катил по дороге. В окружающем снежном безмолвии он казался слишком шумным, грязным и теплым – эдакий кашалот, в нутре которого мы укрылись. Совсем рядом лениво шевелилось хмурое море, отражающее в своих водах такое же неласковое небо. Снежный покров лег на обочины, ему вторили белизной островки льда в море. Рядом с Ингойей море не замерзало никогда – теплое течение
