Полное собрание стихотворений - Марина Цветаева

Уж и нрав у меня спокойный!

Уж и очи мои ясны!

Отпусти-ка меня, конвойный,

Прогуляться до той сосны!

26 июня 1916

7. “Ты, срывающая покров…”

Ты, срывающая покров

С катафалков и с колыбелей,

Разъярительница ветров,

Насылательница метелей,

Лихорадок, стихов и войн,

– Чернокнижница! – Крепостница! —

Я заслышала грозный вой

Львов, вещающих колесницу.

Слышу страстные голоса —

И один, что молчит упорно.

Вижу красные паруса —

И один – между ними – черный.

Океаном ли правишь путь,

Или воздухом – всею грудью

Жду, как солнцу, подставив грудь

Смертоносному правосудью.

26 июня 1916

8. “На базаре кричал народ…”

На базаре кричал народ,

Пар вылетал из булочной.

Я запомнила алый рот

Узколицей певицы уличной.

В темном – с цветиками – платке,

– Милости удостоиться

Ты, потупленная, в толпе

Богомолок у Сергий-Троицы,

Помолись за меня, краса

Грустная и бесовская,

Как поставят тебя леса

Богородицей хлыстовскою

27 июня 1916

9. “Златоустой Анне – всея Руси…”

Златоустой Анне – всея Руси

Искупительному глаголу, —

Ветер, голос мой донеси

И вот этот мой вздох тяжелый.

Расскажи, сгорающий небосклон,

Про глаза, что черны от боли,

И про тихий земной поклон

Посреди золотого поля.

Ты в грозовой выси

Обретенный вновь!

Ты! – Безымянный!

Донеси любовь мою

Златоустой Анне – всея Руси!

27 июня 1916

10. “У тонкой проволоки над волной овсов…”

У тонкой проволоки над волной овсов

Сегодня голос – как тысяча голосов!

И бубенцы проезжие – свят, свят, свят —

Не тем же ль голосом, Господи, говорят.

Стою и слушаю и растираю колос,

И темным куполом меня замыкает – голос.

Не этих ивовых плавающих ветвей

Касаюсь истово, – а руки твоей.

Для всех, в томленьи славящих твой подъезд, —

Земная женщина, мне же – небесный крест!

Тебе одной ночами кладу поклоны,

И все твоимиочами глядят иконы!

1 июля 1916

11. “Ты солнце в выси мне застишь…”

Ты солнце в выси мне застишь,

Все звезды в твоей горсти!

Ах, если бы – двери настежь! —

Как ветер к тебе войти!

И залепетать, и вспыхнуть,

И круто потупить взгляд,

И, всхлипывая, затихнуть,

Как в детстве, когда простят.

2 июля 1916

12. “Руки даны мне – протягивать каждому обе…”

Руки даны мне – протягивать каждому обе,

Не удержать ни одной, губы – давать имена,

Очи – не видеть, высокие брови над ними —

Нежно дивиться любви и – нежней – нелюбви.

А этот колокол там, что кремлевских тяжеле,

Безостановочно ходит и ходит в груди, —

Это – кто знает? – не знаю, – быть может, – должно

быть —

Мне загоститься не дать на российской земле!

2 июля 1916

<13>. “А что если кудри в плат…”

А что если кудри в плат

Упрячу – что вьются валом,

И в синий вечерний хлад

Побреду себе........

– Куда это держишь путь,

Красавица – аль в обитель?

– Нет, милый, хочу взглянуть

На царицу, на царевича, на Питер.

– Ну, дай тебе Бог! – Тебе! —

Стоим опустив ресницы.

– Поклон от меня Неве,

Коль запомнишь, да царевичу с царицей.

...И вот меж крылец – крыльцо

Горит заревою пылью,

И вот – промеж лиц – лицо

Горбоносое и волосы как крылья.

На лестницу нам нельзя, —

Следы по ступенькам лягут.

И снизу – глаза в глаза:

– Не потребуется ли, барынька, ягод?

28 июня 1916

“Белое солнце и низкие, низкие тучи…”

Белое солнце и низкие, низкие тучи,

Вдоль огородов – за белой стеною – погост.

И на песке вереница соломенных чучел

Под перекладинами в человеческий рост.

И, перевесившись через заборные колья,

Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд...

Старая баба – посыпанный крупною солью

Черный ломоть у калитки жует и жует.

Чем прогневили тебя эти серые хаты,

Господи! – и для чего стольким простреливать грудь?

Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,

И запылил, запылил отступающий путь...

Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,

Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой

О чернобровых красавицах. – Ох, и поют же

Нынче солдаты! О, Господи Боже ты мой!

3 июля 1916

“Вдруг вошла…”

Вдруг вошла

Черной и стройной тенью

В дверь дилижанса.

Ночь

Ринулась вслед.

Черный плащ

И черный цилиндр с вуалью.

Через руку

В крупную клетку – плед.

Если не хочешь муку

Принять, – спи, сосед.

Шаг лунатик. Лик

Узок и ярок.

Горячи

Глаз черные дыры.

Скользнул на колени

Платок нашейный,

И вонзились

Острия локтей – в острия колен.

В фонаре

Чахлый чадит огарок.

Дилижанс – корабль,

Дилижанс – корабль.

Лес

Ломится в окна.

Скоро рассвет.

Если не хочешь муку

Принять – спи, сосед!

23 июля 1916

“Искательница приключений…”

Искательница приключений,

Искатель подвигов – опять

Нам волей роковых стечений

Друг друга суждено узнать.

Но между нами – океан,

И весь твой лондонский туман,

И розы свадебного пира,

И доблестный британский лев,

И пятой заповеди гнев, —

И эта ветреная лира!

Мне и тогда на земле

Не было места!

Мне и тогда на земле

Всюду был дом.

А Вас ждала прелестная невеста

В поместье родовом.

По ночам, в дилижансе, —

И за бокалом Асти,

Я слагала Вам стансы

О прекрасной страсти.

Гнал веттурино,

Пиньи клонились: Salve![27]

Звали меня – Коринной,

Вас – Освальдом.

24 июля 1916

Даниил

1. “Села я на подоконник, ноги свесив…”

Села я на подоконник, ноги свесив.

Он тогда спросил тихонечко: Кто здесь?

– Это я пришла. – Зачем? – Сама не знаю.

– Время позднее, дитя, а ты не спишь.

Я луну увидела на небе,

Я луну увидела и луч.

Упирался он в твое окошко, —

Оттого, должно быть, я пришла...

О, зачем тебя назвали Даниилом?

Все мне снится, что тебя терзают львы!

26 июля 1916

2. “Наездницы, развалины, псалмы…”

Наездницы, развалины, псалмы,

И вереском поросшие холмы,

И наши кони смирные бок о бок,

И подбородка львиная черта,

И пасторской одежды чернота,

И синий взгляд, пронзителен и робок.

Ты к умирающему едешь в дом,

Сопровождаю я тебя верхом.

(Я девочка, – с тебя никто не спросит!)

Поет рожок меж сосенных стволов...

– Что означает, толкователь снов,

Твоих кудрей довременная проседь?

Озерная блеснула синева,

И мельница взметнула рукава,

И, отвернув куда-то взгляд горячий,

Он говорит про бедную вдову...

Что надобно любить Иегову...

И что не надо плакать мне – как плачу...

Запахло яблонями и дымком,

– Мы к умирающему едем в дом,

Он говорит, что в мире все нам снится...

Что волосы мои сейчас как шлем...

Что все пройдет... Молчу – и надо всем

Улыбка Даниила-тайновидца.

26 июля 1916

3. “В полнолунье кони фыркали…”

В полнолунье кони фыркали,

К девушкам ходил цыган.

В полнолунье в красной кирке

Сам собою заиграл орган.

По лугу металась паства

С воплями: Конец земли!

Утром молодого пастора

У органа – мертвого нашли.

На его лице серебряном

Были слезы. Целый день

Притекали данью щедрой

Розы из окрестных деревень.

А когда покойник прибыл

В мирный дом своих отцов —

Рыжая девчонка Библию

Запалила с четырех концов.

28 июля 1916

“Не моя печаль, не моя забота…”

Не моя печаль, не моя забота,

Как взойдет посев,

То не я хочу, то огромный кто-то:

И ангел и лев.

Стерегу в глазах молодых – истому,

Черноту и жар.

Так от сердца к сердцу, от дома к дому

Вздымаю пожар.

Разметались кудри, разорван ворот...

Пустота! Полет!

Облака плывут, и горящий город

Подо мной плывет.

2 августа 1916

“И взглянул, как в первые раза…”

И взглянул, как в первые раза

Не глядят.

Черные глаза глотнули взгляд.

Вскинула ресницы и стою.

– Что, – светла? —

Не скажу, что выпита до тла.

Все до капли поглотил зрачок.