У кого как... - Жанна Курсунская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но, может быть, это устраивает твою маму?
– Глупости. Нет такой женщины на земле, которую бы устраивало, чтобы с ней жили из-за денег.
– Все не так просто. Возможно, он любит ее по-своему.
– И трахается со всеми буфетчицами.
– Это другое.
– Это то же самое. Над ней все на фирме смеются, а теперь уже и мои бывшие одноклассницы, которых он тоже успел поиметь.
– Алена, ты не можешь решать за маму, что ей делать, тем более – вмешиваться в ее жизнь.
– Теперь я это хорошо понимаю. Йоси мне уже давно все объяснил, а тогда, полтора года назад, я просто Ходила с ума от ненависти к ним обоим. И тут случайно прочитала объявление о наборе в летний еврейский лагерь.
– Мама твоя еврейка?
– Да.
– А папа где?
– Папа погиб. Авария произошла на корабле. Он в торговом флоте работал. Погиб, когда мне было семь лет. Я его помню... Побыла в лагере две недели. Потом прошла отборочные собеседования для поездки в Израиль по программе «Наале». Меня сразу взяли. А через месяц после приезда в интернат я получила письмо от одноклассницы Киры – она писала о своей любви к моему новому папе и его взаимности, просила, чтобы я помогла ей уговорить маму отпустить Сережу к ней.
– И что ты сделала?
– Помчалась в аэропорт. Хотела убить Сережу.
– У тебя хоть деньги были на билет?
– Денег мне мама с собой дала. Тысячу долларов.
– Значит, Йоси спас тебя от убийства?
– Да. Выходит, так...
– И что теперь с мамой?
– Ничего. Живет с Сережей. Холит его, лелеет... – Глаза девочки опять наполняются слезами. – Ненавижу их...
Обнимаю Алену за плечи, глажу шелковистые волосы.
– Ведь Йоси научил тебя быть терпимей. Стараться понять человека, прежде чем его осуждать?
– Да.
– Жизнь – не черная и не белая. Жизнь разная, Я думаю, что Алеша любит тебя. Он не решается сказать эти важные слова, потому что для мужчины это, как правило, очень сложно, тем более когда они наполнены глубоким смыслом и обязательствами. Но он действительно любит тебя. А ты все же должна найти для себя дело. Решить, чем будешь заниматься в жизни. Ты ведь отличница?
– Да.
– Значит, способная, талантливая. Поверь мне, Аленушка, ты должна жить своей жизнью, а не жизнью твоей мамы, ее возлюбленного или Алеши.
– Алеша будет великим ученым, но, чтобы им стать, ему нужна опора. Я читала однажды про жену Набокова. Там было написано: «За каждым знаменитым мужчиной стоит интеллигентная, умная еврейская женщина». Алеша будет разрабатывать свои спутники, а я буду о нем заботиться, поддерживать его во всем.
А может, она права, эта полуженщина, полуребенок? Разве я не мечтаю о том же, думая о Гере? Нет, я не смогу ради него оставить Израиль.
– Как вы сказали: кто счастливый?..
– Называй меня на «ты», я тебя старше на двадцать лет, но это неважно.
– Честно сказать, я не чувствую разницы в возрасте.
– Спасибо.
– Ты сказала: счастливый – тот, кто счастлив своей долей.
– Да.
– А ты несчастна.
– Почему?
– У тебя глаза грустные, даже когда смеешься... Значит, есть что-то, чего ты не можешь достигнуть. Ты мечтаешь о несбыточном.
– А ты, Аленушка, настоящая цыганка.
– Я настоящая еврейка. Моя душа других людей хорошо чувствует. – Она берет мою руку, поворачивает ладонь. Внимательно рассматривает линии, потом заключает: – Евреям нельзя гадать.
– Да, Аленушка, не стоит. Хотя ты права – я мечтаю о несбыточном. Запрещаю себе думать об этом. Не всегда получается.
– Но есть важное дело, которое помогает забывать о любви.
– Дело действительно помогает.
– Я не скажу тебе, что будет...
Она отпускает мою руку. Сосредоточенно смотрит в глаза. Несколько секунд кажутся вечностью. Очень хочется спросить, что же ждет меня, но я не позволяю себе задать этот вопрос, а она словно проверяет мою стойкость.
– Евреям действительно нельзя любопытствовать о будущей судьбе. Так написано в Торе, но если ты очень хочешь...
– Я очень хочу, но все же не надо говорить, что ты увидела. Лучше запиши мой сотовый – будем с тобой дружить, если ты, конечно, не против...
Живописная гора Кармиэль становится все выше и выше. Домики Зихрон Якова, словно вереницы опят, тянутся по ее склонам. Алеша задумчиво смотрит на синюю полоску моря.
– О чем ты думаешь?
– О бароне Ротшильде. Якове Ротшильде, в память о котором назван этот городок.
– – Почему ты о нем думаешь?
– Странно... Этот самый богатый человек своего времени умер от голода.
– Не может быть! Расскажи, я ничего об этом не знаю.
– Один человек сказал ему однажды, что он умрет от голода. Так и произошло. Ротшильд должен был уехать из дома на две недели за границу, попрощался со всеми и напоследок зашел в специальную комнату, где хранился его сейф с деньгами. Дверь неожиданно захлопнулась, и он не смог ее открыть. Так была устроена эта дверь. Через две недели комнату с сейфом открыли. Ротшильд был мертв...
– Страшная история.
– Мистическая. Он ведь спас столько евреев от голодной смерти. Жертвовал огромные суммы на покупку земель для будущего государства Израиль...
– Любишь Израиль?
– Очень.
– – Больше, чем Киев?
– Не знаю... Больше. У меня появилось здесь необыкновенное чувство дома, словно я родился и вырос в этих горах. Или жил когда-то... тысячу лет назад. Мистика...
– У меня та же мистика. Может, мы действительно жили здесь раньше? В предыдущих жизнях.
– Ненавижу врагов Израиля. Не понимаю: что людям от нас нужно? За пятьдесят лет превратили пустыню в цветущий сад. Живем себе, никого не трогаем. Знаете, почему Израиль называется «Зеленой чертой»? Часто в новостях в СНГ говорили: «за Зеленой чертой». Помните?
– Помню. Но не знаю почему.
– Так Израиль выглядит из космоса и из иллюминатора самолета на большой высоте. Зеленая черта, а вокруг– серое, безжизненное пространство... В армию я хочу, в боевые войска. Не наберу достаточно баллов для аэродинамики, пойду служить.
– Специально не наберешь?
– Нет. Завтра буду честно стараться на контрольной. Космос тоже полезно осваивать.
– Родители твои собираются в Израиль?
– Да. Квартиру продадут в Киеве и приедут. В сентябре, думаю. Как раз к Новому году.
– К пять тысяч семьсот пятьдесят второму со Дня сотворения мира.
– Да. До сих пор не могу привыкнуть к еврейскому Новому году. Видели гору Тавор?
– Да. Две тысячи лет назад евреи разжигали там огромный костер – так сообщали, что начался Новый год.
– А потом – на следующей горе, и так по цепочке... Наверное, две тысячи лет назад у евреев была жизнь совсем другая.
– А я думаю, такая же, как теперь. Три еврея – четыре мнения, и каждый точно знает, как управлять государством. Трудный мы народ.